ухнула по самый рот. - Ишь, что, подлец, наделал, - сказал он, - хоть с онучей обувай. - И примерил Гараськин картузишко. - Мал. Тогда жена вдруг захохотала и звонко крикнула: - Надевай повойник мой! - Повойник? - переспросил Силантий. - А он какой? Красный? Ну-ка, покажи. Вылез из-за печки дед, потряс головой, сказал: - Возжей тебя, дурака, надо. Этакая рожа нескладная, тфу! Облизьян и есть паршивый... Правильно Гараська-т об'яснял. Пришел сельсовет Аксен, усердно перекрестился на иконы, поздоровался с дедом, с хозяйкой, мельком взглянул на Силантия, спросил: - А что, Силантий-то Антипыч вышли? Все захохотали. Пуще всех громыхал Силантий. --------------Весело, заливисто тилибомкал перезвон и большой колокол бухал гулко. Крестный ход направлялся из церкви к школе. Краснела рябина, желтел поблекший на березах лист, порхали стайками скворцы, горланил петух, посматривая одним глазом на солнце. А колокола заливались и шел густой толпой народ. Батюшка, отец Сергий, сиял рыжей бородой и полным облачением. - Начальство-то закрывай, начальство-то! - командовал в школе Силантий. - Нет ли тряпиц каких, либо рушников? - Пошто рушников? Мы елками заслоним. - Как это возможно! - закричал на парней Силантий. - Тут святые иконы придут, Божжа Матерь, Николай угодник, нешто легко им, святителям Христовым, взирать на патреты-то на ваши? И все три портрета были завешены красными фартуками. - А в той горнице не прикрыли старика-то, Карлу-то свово? Айда скорей! А то батюшка с крестом пойдет. Потом к сынишке: - Эй, Гараська, - сказал он ласково, - беги, сукин сын, скорей на колокольню, да на дорогу гляди... Глаз не спускай с дороги. Гараська ринулся бежать. - Стой, сукин сын! Как увидишь - пыль завихаривает, тройка от города мчит летом сюда лети. Понял? С улицы все гулче наплывали женские голоса, ближе, ближе, хором "Достойно есть" поют, вот под окнами затопотали ноги и вверх по лесенке. На Силантия взглядывали, как на чужого, даже батюшка вежливо сказал: - Здравствуйте, товарищ комиссар. Ох, да это Силантий Антипыч никак! - И, чтоб замять поднявшийся было смех, поспешно начал молебен. Народу полным-полно. От пыхтения и вздохов воздух стал густ и непродышен. Силантий нагнулся к лисьей мордочке Аксена: - Ты вот что, беги ка за околицу, - зашептал он, поводя бровищами. - Они хоть и православные которые, а господа не чтут. Задержи, понимаешь. Чего-нибудь поври им погуще. Аксен, слушая, шевелил ухом, как конь, сказал, - угу, - и вышел. Батюшка служил торжественно, ектении за дьякона выворачивал басом, свои ж возгласы - умильным тенорком, и кадил без перерыву, в школе, как пожар - сине. Силантий морщился: ведь городские члены боятся ладона, как черти. Многолетие "строителям всечестного дома сего" батюшка гаркнул так, что закашлялся, и Силантию показалось - хлынула из поповской глотки кровь. Но это не кровь, это Федот взвильнул красной бородой, взмахнул руками, и хор мужиков грянул, как из пушки. И только оседлал батюшка нос очками, чтоб по бумажке слово произнесть: - Едут, едут! - словно бичем по головам хватил ворвавшийся Гараська. Тогда все зашевелились, батюшка стал впопыхах совать крестом в зубы, в носы, в лобы, а напиравших старушонок попросту толкал в загорбок, возглашая: - Бог благословит. Силантий крикнул: - Эй, слушай, братцы! По леригии аминь - окончилось. Теперича по-советски все за мной! И старухи также. И старики. Батюшка, отец Сергий, не откажите и вы поучаствовать. - Куда мир, туда и я, - заулыбался батюшка, торопливо разоблачаясь, и рыжая борода его вынырнула из-под ризы. Когда все повалили вон, Силантий прокричал в уши двум глуховатым старушонкам: - А вы здесь оставайтесь. Здесь окошки настежь да фартуками машите пуще, фартуками! Чтобы всю, значит, вонь и ладон освященный к свиньям... - И загромыхал с крыльца, как камни с гор. --------------На краю села стояла подвода, и председатель Аксен, извиваясь возле наробраза, упражнялся в красноречии: - Мы советскую власть должны свято уважать, - напевал Аксен, заговаривая зубы гостю. - Пойдемте, товарищ, в школу, - настойчиво предлагал приехавший. - Позвольте вам доложить, вашим милостям, - взмолил Аксен. - Вот, например, я об'ясню сейчас про хутора. Например, раз я перехожу на хутор, я и избенку свою обязан тащить. А ежели на отруб, то изба в деревне. Гость, подпираясь палкой и прихрамывая, двинулся по улице. Он шел кривобоко, кожаная куртка неуклюже топорщилась на нем. - Позвольте вам доложить, - забежал вперед маленький Аксен. - Например, извольте осмотреть наш прокатный пункт, он у меня в сарае, вон рябинка-то, возле рябины, под навесом. Называется прокатный пункт, а всего одна жнейка, да и в той все железо украдено. Народ у нас прямо - вор... Тут он облегченно вздохнул, навстречу шла толпа. Запыхавшийся Силантий, обогнав всех, остановился перед гостем по-военному и снял картуз: - Честь имею об'явиться. Епутат который был, Силантий Кузькин. Подслеповатому наробразу показалось, что перед ним стоит гололобый верзила в красной маске: щеки и нос Силантия рдели, как морковь, а череп с подбородком белы. - Что с вами такое? - присмотревшись, улыбнулся наробраз. - Едва признал. - А это после тифу, - сказал Силантий, - чуть не сдох, вот как закорючило. Пойдемте в сельсовет. Оттудова уж... А это вот батюшка наш, священник, отец Сергий. Поздоровайтесь, батюшка, об ручку, ничего... Батюшка у нас хороший. Пожелал с пением разных песен нового режиму итти и возгласы, конешно. - А молебен-то был? - потрепал наробраз Силантия по плечу. - Да как вам сказать, не соврать, - задвигал Силантий бровями, напрягая мысль. Так себе, пустяшный... Для старух больше. - Старушонки у нас - одна неприятность, - вздохнул Аксен, и глазки его заныряли в толпе. - Чуть что против бога - голову от'едят. Самая дрянь. - Сколько у вас коммунистов? - осведомился наробраз. - Кумунистов? - переспросил Силантий и виновато ухмыльнулся. - Да настоящих ежели... - То-есть, по программе, - вставил Аксен. - Ежели по программе которые, уж не так, чтобы много. А попросту сказать в видах откровенности... - Цифру, товарищ, цифру, - и карандаш гостя приготовился писать. - Аксен, сколько их? - Кумунистов-то? - в свою очередь, переспросил Аксен, семеня короткими ногами. Кумунистов даже совсем мало. - То-есть, ни одного, извините, - сказал Силантий, покосившись на гостя, и остановился: - А вот и сельсовет. Аксен! ребята! Флаги. Аплакаты. Гараська, патрет товарища Ленина! Ну, выстраивайся, стройся. Стррр-о-о-йся!! По четверо в ряд, как Яков учил маневру. Молодяжник, вперед, живо-о! Дунька, ты куда, кобыла, к парням касаешься! Пшла к девкам! Равняйся, равняйся помаленьку... Эй, мужики! Старух на ближнюю дистанцию не допущать. - Старух, желающих - в хвост! - прозвенел Аксен, вылезая из сельсовета с беремем красных знамен и флагов. - Деды, которые покрепче - смотреть веселей! - командовал Силантий. - Бороды расчесать. Иттить в ногу. Раз-два! Я еще службу не забыл... При самом Миротворце служил, Александре Третьем - вон при ком! - и глаза его гордо засияли. - Ну, вперед. Ать-два, ать-два! Затягива-ай... Веселым путаным, пестрым строем пошагали вдоль села. Впереди Силантий с знаменем, батюшка, звонкоголосый пастух в красной рубахе, молодежь, товарищ-нар-образ.
Отречемся от старого ми-и-ра,
Отрясем его прах с наших ног... заливисто и страстно начал пастух, молодежь дружно подхватила, батюшка на ответственных местах покрывал всех своим басом и, поглаживая красный бантик, уповающе косился на начальство. Силантий слов не знал, он, потрясая знаменем, просто рявкал; девушки с бабами повизгивали; ревели кто во что горазд бородачи. Издали, должно-быть, выходило не так уж складно: три собачонки сразу морды вверх и по-озорному взвыли. - Тирнацинал! - скомандовал Силантий. - Семка, жарь на гармошке! Ребята, подхватывай! Семка ноздри в небо - растянул голосистую гармонь с сундук и свирепо грянул: "По Тверской-Ямской". Он мотива не знал, сразу смешал весь хор и как ни старался подладиться под голоса, пальцы все же воротили на свое. - Шапки долой, когда тирнацинал идет! - встряхнул знаменем, скомандовал Силантий и, ни к кому не подставая, заорал сам по себе:
Етот бу-удет последней страши-и-ительный бо-ой!.. Толпа шла весело и чинно, толковали друг с другом о своем, и лишь когда гул речи разрывался выкриком Силантия, покашивались на красные знамена. Мужики говорили о хуторах, о тягостных налогах, не худо бы совхозу по шее надавать, а земельку под себя, бабы - про кур, про масло - все в совет да в совет, провалиться бы ему, подай, старушонки, известно - про антихриста. С колокольни вдруг слетел и заплясал, закружился разухабистый трезвон. Путаная песня, гармошка, солнце, трезвон и говор. У ворот, на солнышке, древний старец с батогом. Истово старец закрестился, зашамкал: - Ишь ты, отец Сергий. От холеры, должно... деревню-т обходят... --------------- Пожалуйте, гость дорогой, товарищ, - и Силантию показалось вдруг, что на его обритой голове зашевелились волосы. "Вот, черти, не открыли". Он бросился срывать с портретов фартуки и тревожно посматривал на висевший в углу образ. Гость удивленно поднял брови и что-то промычал. - А видишь ли, дело-то какое, - Силантий сорвал тряпицу с портрета Луначарского. - Мы в тех смыслах, хе-хе-хе, что может вредно взирать нашему правительству. Тут, грешным делом, святые иконы были из храма. - Он подхехекивал, вилял голосом, потом сразу стал строг и кому-то крикнул, кивнув на образ: - Прикрой-ка Богородицу! Возле поставленных у портретов знамен открылся митинг. Перед началом был такой разговор: - Перво-на-перво, как следует выпить надо, потом уж митинговать, - сказал Силантий. - Чаю попьем после, - сказал наробраз. - У нас, извините, самогон, - сказал Силантий. В соседней комнате загремела посуда. Наробраз начал речь: - В то время, когда кругом закрываются, за отсутствием средств, школы, и народные учителя, босые и голодные, идут в куски, светлый почин села Дыркина горит, как костер во тьме. Он говорил отчетливо и горячо о том, что такое наука, грамота, преданность новым формам жизни. - Конечно, Советская власть учтет деятельность местных крестьян. Силантий самодовольно крякнул и подбоченился. Он сидел за столом и победоносно, как петух на цыплят, смотрел на мужиков. Мужики слушали внимательно, но когда запахло жареным и самогоном, всех слюна прошибла, тут уж не до митинга. - Да здравствует Советская власть, местные граждане-крестьяне и первый среди них энергичный товарищ Силантий Кузькин! - закончил оратор. Силантий гаркнул "урра" и сделал знак рукой, но его никто не поддержал, к