- Здравствуйте дорогой друг, - обратился он к незнакомцу. - Что нового вы мне сообщите?
- Рад вас видеть, - ответил гость, с которым уже имелась возможность немного познакомиться во время военного совета у Эвила Эви. - Пока нечего особенного, все идет хорошо.
Закупленное с вашей помощью оружие благополучно доставлено на север, еще четыре пятидесятипушечных корабля пополнили флот республики на юге. Наши дела идут неплохо, но все это вам уже хорошо известно, меня же сегодня привели к вам иные заботы.
- Говорите же, раз дело важное, - предложил банкир.
- Война не закончена, это только перемирие, но в наших интересах растянуть это удовольствие подольше и вот… И вот я принес вам книги.
С этими словами он вынул из-под своего коричневого камзола несколько небольших брошюр и три книги. Это были сочинения Жукора "Гонение добродетели" и "Порицание целомудрия", и сборник стихов Барата "Ария свободных рыб". Брошюры были посвящены критике духовенства, дворянства и короля.
- Опасные книжицы. Эти люди на свободе? - взяв одну из книг и прочитав ее заглавие, бегло спросил Эдду.
- А как же иначе. Но сейчас они пишут уже другие сочинения. Впрочем, пока нам нужно издать только эти.
- Дело не простое.
- У нас достаточно денег - 32000 золотых. Вот вексель вашего банка. Не сомневаюсь, что вы легко найдете, кому поручить издание этих книг, а распространение их мы возьмем на себя. Общий тираж, как сказал Вирк, должен оставить 2000 книг и 5000 брошюр.
- Что ж, считайте, что дело уже сделано.
- Времени у нас не много.
- Как здоровье господина Режерона, он в городе?
- Нет, господин посланник решил подлечиться на водах и незаметно покинул свою резиденцию, но через месяц, ко дню коронации принца он вернется.
- Передайте ему мои пожелания поскорее поправить здоровье.
Они расстались и незнакомец столь же таинственно, сколь и появился, исчез. Он вышел из дома, и за несколько минут затерялся в кривых силуэтах риканских улиц. Короткие, но быстрые ноги несли этого человека к старому кабачку "Соус святой девы".
Идя по темной и узкой улице, незнакомец вдруг остановился, беззвучно прислонился к стене и прислушался. Еще раз, убедившись, что за ним никто не идет, как ему показалось минуту назад, он свернул налево в улочку еще более узкую, чем та, по которой он шел и двинулся дальше. Но вскоре его острый слух опять был потревожен.
Он вновь остановился и стал слушать. На этот раз ему почудилось, что он услышал чьи-то шаги. Его рука плотнее сжала эфес. Он притаился.
Все было тихо. Уже минуту он ничего не слышал, и уже начинал успокаиваться, как вдруг из-за угла дома, за которым он стоял, вышли трое. Они передвигались по мостовой настолько тихо, что только острый слух старого шпиона мог уловить их движение. Один из них, обращаясь к своим спутникам, едва слышно сказал:
- Ты уверен, что черный маленький человек будет идти к кабачку с этой стороны?
- Да, но мы, кажется, зря вышли из своей засады.
- Нет, я видел тень, это не мог быть никто иной, кроме как этот малый. Здесь в это время никто не ходит, а он явно парень шустрый, сразу и не заметишь.
- Какого черта мы вылезли? Можно было подождать, пока он вернется.
- Ладно, уж теперь куда?
Они говорили о чем-то еще. Притаившись у стены и словно став ее частью, путник не смог разобрать всех слов сказанного, но того, что он услышал, было достаточно. Он понял: его ждала засада. Возможно, он был предан, но скорее этот глупый поэт, с которым он условился о тайной встрече, чтобы передать ему деньги и взять рукописи, просто проболтался кому-нибудь.
- О боже спаси меня, этот доверчивый осел всегда размахивает своим языком там, где не следует! Одним словом - поэт. Нет, чтобы лечь на дно, как всякая умная рыба, которую ловят. Нет, он стремится общаться с народом, нести ему правду, будто не знает что в толпе всегда полно шпионов! Вот и попался! Что теперь делать? - машинально спросил себя он, разгоняя волнение. - Нужно выручить этого осла, хоть он и олух, а в деле нужное звено, - мгновенно принял решение незнакомец.
Трое людей, чью речь только что смогло уловить острое ухо незнакомца, уже прошли немного вперед, когда маленькая, согнутая фигура вынырнула у них за спиной. Они мгновенно обернулись, схватившись за шпаги. Человек, столь неожиданно спугнувший их, держал в одной руке длинную рапиру, в другой у него сверкнула дага [6].
Не успели ночные охотники обнажить свои клинки как первый из них, стоявший ближе всего к едва видимому в тени стены незнакомцу, рухнул под стремительным ударом. Рапира молнией вонзилась в его живот, нырнула, прошла насквозь, и уже спустя мгновение обрушилась на следующего врага. Двое других противников успели за это время отойти на несколько шагов и остались живы. Они переглянулись и со всей возможной ловкостью и силой обрушились на так внезапно атаковавшего их незнакомца. Тот казалось, согнулся еще ниже. Парировав несколько ударов, он проворно разогнулся, воткнув в грудь одного из атакующих свою рапиру. Ударив между ребер, клинок в мгновение свалил врага мертвым. Последний противник пал мигом позже, когда, отведя его выпад, незнакомец вонзил ему в горло свою дагу.
Оттащив тела в тень и пройдя несколько сот метров по темной улочке, неизвестный вышел к светящемуся и поющему кабачку на углу. Это и был "Соус святой девы", прозванный так из-за того, что тут готовили отличный соус к мясу и из-за того, что здесь частенько бывали монахи, собиравшие на улицах пожертвования. Тут было доброе вино, и бескорыстные служители господа с радостью пропускали стаканчик-другой.
В кабачке, несмотря на поздний час, было полно народу. Незнакомец быстро пробежал взглядом зал и, увидев худого юношу в бедном костюме, направился в его сторону. Это и был Барат, поэт на встречу с которым он шел. Но, заметив сразу несколько подозрительных субъектов сидевших в левом углу заведения, неизвестный насторожился. Они разместились так, чтобы никто не мог их видеть, а они могли видеть всех и молчали, хотя все кругом гудело в веселье.
Проходя мимо столов, где, поедая отбивные с сильным запахом лука и чеснока, много пили и болтали, неизвестный сделал знак бедному юноше молчать. Тот ничего ни поняв, но, почувствовав, что происходит что-то серьезное, продолжал также сидеть один за своим почти пустым грубым столом. Незнакомец сел за стол стоявший позади юноши и стал пить свое вино, которое сразу заказал у стойки хозяина заведения. Но, мигом раньше, проходя мимо Барата второй раз, он едва слышно шепнул ему губами:
- Уходи.
Спустя минуту, юноша расплатился, встал и направился к выходу. Руки у него дрожали. Он был взволнован. Этот факт не ускользнул от внимания незнакомца. Заметили его и сидевшие в углу люди. Их было четверо. Но ни один из них не сдвинулся с места.
- Должно быть, вас тут куда больше чем я сперва подумал, - тревожно сообразил незнакомец. - Ну, нет, такая партия мне не по карману…
Подождав немного, он направился к стойке хозяина, но внезапно изменил направление и выскочил на улицу. Ночь была теплой, однако он все равно почувствовал холод. Это был холод волнения.
На камнях в лужице свежей крови лежало тело поэта, нож с короткой узкой рукояткой торчал из его спины. Незнакомец все понял. Убежденный, что он не был узнан, таинственный человек мгновенно свернул в сторону противоположную улице, по которой пришел, и скрылся.
Глава 7. Не захлопнувшийся капкан
То чего не знали даже его шпионы, хорошо знал Эвил Эви. Никто не мог сказать, как попадала к нему эта информация. Так или иначе, он был превосходно осведомлен, и, отправляя Павла на Дюрран, уже предвидел, что перемирие будет коротким. Однако предвидеть всего было не в его силах.
С самого раннего утра, когда еще даже солнце не успело подняться над горизонтом, все улицы, ведущие к дому Вирка Режерона, были оцеплены. Две роты пеших гвардейцев из Бертейского полка стерегли каждый дюйм городских мостовых в этом районе. Время от времени то тут, то там мелькали конные патрули. Лаяли собаки.
В доме расположенном напротив купленного для Режерона здания, притаившись у приоткрытого окна, стоял небольшой человек. Его быстрый внимательный взгляд улавливал каждое движение, происходившее на улице. После вчерашних событий с поэтом, которому хотя и тайно, но все же покровительствовал Вирк Режерон, он ожидал чего угодно, но только не такого откровенного вероломства.
На улице становилось все светлее и светлее, и уже не тихие голоса, едва слышимый лязг железа, и не лунный блеск кирас выдавали притаившихся пехотинцев. Плотные шеренги солдат с пиками, алебардами и мушкетами были теперь видны каждому. Это уже небыли ночные тени. Поняв происходящее, маленький человек, являвшийся особо доверенным шпионом Эвила Эви, отошел от окна и быстро оделся. Он нацепил шпагу, закутался в длинный плащ и, сунув за пояс три пистолета, стал ждать. Нужно было выбрать момент, когда улица немного опустеет, так как большая часть солдат отправится в дом посланника, чтобы схватить его. В этот-то момент и можно было скрыться.
Солнце только что появилось, но город еще спал. Небольшая карета, запряженная четверкой серых лошадей, тихо подъехала к группе офицеров стоявших за оцеплением солдат. Из нее высунулся пожилой человек и, обратившись к старшему, попросил его подойти. Уже не молодой надменный верзила-капитан с пышными усами подошел к карете без гербов. Узнав человека сидевшего в ней, он вежливо поклонился.
- Здесь все готово?
- Да, господин канцлер.
- Тогда пошлите известить остальных и начинайте через пять минут. Обо всем будете докладывать мне лично. Не проболтайтесь что я здесь.
Капитан, отойдя от кареты, немедленно отдал распоряжения и через пять минут плотные колонны солдат и бертейских гвардейцев направились к дому Вирка Режерона. Карета медленно поехала за ними. Было уже совсем светло и некоторые рано проснувшиеся или разбуженные событиями горожане выглядывали в окна.