Ее глаза сверкнули.
По-видимому, приняв теплые слова Вирка за слабость, Квития дернулась и надув губки выпалила:
- Отпустите меня немедленно, вы низкий простолюдин! Грубый хам! Бестолочь!
- Хорошо же вы позволяете себе говорить о полномочном союзном посланнике, - усмехнулся Вирк и сжал ее руку крепче. Она взвизгнула.
Они прошли еще одну залу и оказались в просторном коридоре ведущем наружу. Вирк прибавил шаг.
- Странно, кажется, я совсем изменил отношения к здешним дамам, - подумал он. - Как это произошло? В какой момент мой романтический сон превратился в явь, а тяга к морфию обратилась в порыв реального? Возможно…
Квития внезапно остановилась оборвав поток его рассуждений. Но он быстро сорвал ее с места и, пользуясь преимуществом силы, продолжил свои размышления:
- Благородные дамы? Чего с ними церемониться? К черту весь этот средневековый хлам в отношениях! Правду в глаза, никаких глупых обрядов, никакого этикета - ведь это всего-навсего самки эксплуататорского класса.
Поток свежего воздуха встретил их.
Без слов он вытащил ее в сад, быстро провел мимо чудесных густых клумб и усадил в роскошную мраморную беседку. Кругом никого не было. Весна благоухала. Пели птицы. Легкий ветерок колыхал нежные, еще только распустившиеся цветы. Она вся горела, он тоже почувствовал возбуждение. Но его сексуальное желание было эмоционально негативным. Вирк решил обойтись сейчас без него. Незачем было доставлять удовольствие этой мерзавке, наоборот сейчас стоило поиграть, помучить эту диковинку.
- Странно я научился как-то понимать желания других людей, - думал он, - чувствовать то, что они сами не в силах в себе уловить. Еще один шаг вперед?
Минуту, глядя ей в глаза, он молчал, купаясь в диковинной смеси ярости и желания, которое все сильнее ощущал в ней.
- Мне хочется вас изнасиловать для привития хороших манер, вы право умеете вызывать грубое желание, - он жестоко усмехнулся. - Возможно, стоило бы это сделать еще и в качестве профилактики от цинизма? Но, увы, это противоречит моим принципам. Я просто выскажу вам все то, что вы заслужили. Поверьте, это вам даже больше понравится, хотя я не скажу, что это будет приятно.
Квития бросила в него разъяренный полный призрения и чего-то отдаленно похожего на счастье взгляд. Пальцы ее с силой, до хруста сжались в кулаки.
Здесь, в этом сотворенном руками мастера укрытии, было прохладно. Лучи солнца не достигали Вирка и Квитию своим теплом разбиваясь о бесконечную холодность камня.
Он, откинувшись к деревянной спинке сидения, расслабился и нежно, не сколько, казалось, не скрывая всей своей внутренней доброты начал:
- Какого черта ты написала мне это письмо? Чего ты ждешь от меня? Я должно быть наивный идиот в твоих глазах? Ты что не знаешь, что я не люблю неблагодарности и предательства? Как ты думаешь, милая девочка, когда я отпустил тебя, то поступил правильно? Может быть, я должен был забрать тебя себе и сделать ночной игрушкой? Что?
Она горячо дышала, не произнося ни слова. На ее лице было видно страшное состояние шока. Красивые губы дрожали. Разве могла она, воспитанная в благородной манере угадать, что этот порывистый горячий в своей динамичной красоте человек, обратится к ней так?
- Кто позволил вам говорить мне ты?
Он как будто удивился, сделав большие глаза и наивно приподняв густые черные брови:
- Что хочу то и делаю!
- Я думала, вы благородный мужчина.
- Какой к черту благородный. У меня нет титула, а значит я дерьмо. То есть имею право быть честным с людьми. Разве не так? Разве не из-за того, что я не дворянин, а мужик, безродная скотина вы променяли меня в ту ночь в Манре на придворные почести? Молчите?
Растерявшись, она на секунду спрятало лицо в ладонях, пытаясь совладать с чувствами. Но ярость и еще что-то новое и непонятное наполняли ее. В этой эмоциональной стихии была и ненависть, и страх, и злоба, и еще что-то. Возможно, это была любовь? Квития не могла разобрать в таком состоянии, что же она подлинно испытывает к этому непонятному ей человеку. В ней боролись желания: отдаться ему и разорвать его. Она не знала что делать. Она была женщина. Она была графиня. Нужно было решать, и она боролась. Но она не понимала зачем.
- Нет, я скажу. Вы поступаете мелко, нанося мне все эти оскорбления, - дрожал ее голос.
- Оскорбления? Тебе? Я право удивлен, разве все это я говорю публично, нанося удар по вашей "доброй" репутации? Нет? Может быть, я лжец?
Она вся сжалась от гнева. В его словах все было правдой от начала и до конца. Он сказал ей все, что она заслужила. Что она ощутила? Разве могла она сейчас это понять? Но точно одно: это еще больше взволновало ее, зажигая странную гремучую смесь ненависти и любви. Растерянной и мечущейся была она в этот момент.
Купаясь в ветвях и прыгая с ветви на ветвь, маленькие птички жили своей беззаботной жизнью дворцового парка. Им не было дело до того, в какой омут страстей опускались сейчас эти двое. У них был свой птичий мир.
Она была растеряна. Он напротив, казалось, знал, что и зачем делает, чего хочет. Впрочем, он действительно это знал. Или ему это только казалось? Теперь острота достигла апогея.
- Чего вы от меня хотите? - неожиданно резко даже для себя самой огрызнулась Квития.
Этот вопрос казалось, поставил его в тупик.
- И, правда, что же мне нужно от нее? - думал он. - Может, я хочу унизить ее? Нет. Тогда, наверное, я должен желать изменить ее? Но и это мне не нужно. Так зачем я здесь? Что я тут делаю? Долой! Пусть каждый думает что хочет.
Вирк молчал. Он думал и черты его строгого, слегка удивленного лица были неподвижны.
Шло время, и никто не нарушал паузы.
Она не ожидала, что ее вопрос заставит его так неожиданно отступить. Теперь Квития и сама не знала что делать. Она не хотела победы над этим человеком, но она и не понимала что ей теперь нужно. Что ей сейчас было необходимо? Чего хотела она вообще? Она не знала. И это чувство заставило ее впервые опустить глаза.
Время не всегда уходит зря. Вирк все понял, все почувствовал. Его умный живой взгляд вновь уловил все смятение Квитии. Но ему ничего от нее больше не было нужно. Он решил уйти. И действительно, что могла дать ему эта женщина? Ночь? Быть может несколько ночей? Какова была цена этой победы? Он не желал жертвовать гармонией своих дней. Она была ему не нужна. Но он видел, какие искры мелькают в огнях ее гневного взора.
- Все-таки я добился своего: она любит меня. Конечно, она сейчас этого не понимает, но я вижу это. Возможно, не любит, а просто вожделеет, но это не имеет значения. Но что мне теперь делать, когда мне все это больше не нужно? Бросить ей новые факты?
Она неожиданно метнула в него короткий наполненный какой-то новой тревогой взгляд.
Нет, он не хотел ее больше. Она и его главные принципы - быть свободным, быть честным с людьми и с собой, и делать всегда только то, что могло доставить удовольствие его разуму и чувствам, - разошлись навсегда. Теперь он слишком хорошо знал ее, теперь он понимал ее. Она больше не манила его к себе своей загадочной романтичностью. Это была не сказка.
Теперь он решил уйти. Просто уйти и все. Ничего не объяснять.
- Ничего не нужно объяснять, совершай поступки, - вспомнил он слова Эвила. - Каждый твой шаг, каждое движение, взгляд, жест, должны говорить за тебя те слова, что ты не должен произносить.
- Прощай. Мне ничего больше от тебя не нужно. Я хотел увидеть тебя подлинной, хотел убедиться, что мой эмоциональный порыв раздражения обнажит тебя такой, какова ты есть на самом деле. Это случилось. Маски сброшены. И мне больше нечего здесь делать. Прощай.
Внезапно неясный страх овладел ею, но, смешавшись с призраком грозившей потери, моментально рассеял те робкие тени чувства, что начали проникать в нее минуты назад. Она задрожала, как-то свирепо оскалилась и выпалила:
- Убирайся. Ты гадкий злодей, пират, кровопийца. Вот увидишь, ты еще прибежишь ко мне! Я уже вижу, как ты станешь…
Квития вдруг оборвалась, неясно испугавшись своего порыва.
Но все это не взволновало Вирка. Он встал. Спокойно, сложив руки на груди, отвесил забавный персидский поклон и развернулся, чтобы уйти. Но внезапная мысль заставила его обернуться. И он сказал:
- Вот апельсин. Ешьте, он сладкий не то, что я!
Что это значило? С этими словами, прозвучавшими веселым металлом голоса, он гордым до изящества движением взял из каменной вазы на столе красивый рыжий фрукт и протянул ей. Невольно Квития взяла его.
Еще одна улыбка, показавшаяся доброй. Поклон, поворот и его больше нет.
- Вот дьявол, а не человек, - с нежной злобой подумала она. - Чтоб ты провалился! В ад! В ад! В ад!
Дивно звучали голоса маленьких пернатых огоньков, перемешиваясь с забавным треском каких-то насекомых. Он ушел. Его живая фигура еще несколько минут мелькала, удаляясь в саду. Чудесно пахли цветы.
- Кажется, я люблю его, - внезапно подумала она. Легкая дрожь пробежала по ее нежным рукам. Взгляд затуманился и померк.
Глава 8. Закономерность сна
В зимнем кабинете нового королевского канцлера все было совсем по-другому, нежели в кабинете старого. Тут не было больших старинных картин с изображением древних королей. Эдду любил море, всюду в его новом доме, превратившемся в государственную канцелярию, висели морские пейзажи и батальные сцены.
Став первым министром, этот хитрый банкир моментально приселился в богатый, дорого обставленный дом купленный им уже давно, но из осторожности еще не видевший своего хозяина. Но время пришло, жилище наполнилось криками проворных детей, которых у старика Эдду было восемь, женскими и мужскими голосами новых обитателей.
Дом представлял собой строение трех этажей с большим тщательно ухоженным садом. Внутренняя обстановка жилища состояла из темно-синих обоев с белым рисунком, обилия тяжелой ткани и дорого одетых слуг. Мебель тоже была превосходна. Вырезанная из орехового дерева она не была излишне громоздкой, но в тоже время несла в себе все то прежнее витиеватое величие, что было в ходу при старом короле. Эдду был чуть-чуть старомоден во всем, что не касалось денег.