- Другая наша акция. Мы провели ее в первые снежные дни этого года, называлась "Рождение социализма". Через весь город процессия комсомольцев пронесла картонный гроб, в котором лежало картонное тело буржуя. Надпись на красочно разукрашенном гробу гласила: "Homo economicus" - человек экономический. Люди нас спрашивали: "Кого хороните?" Мы отвечали: "Капитализм!" Это были неимоверно веселые похороны, и в тоже время рождение, рождение социализма. Сначала мы насмешливо горевали над комфортно уложенным в библейские странички чучелом, но потом вынули из него мандарины и стали их раздавать прохожим. Море позитивных эмоций!
- Почему мандарины, а не морковь, например? - спросила голубоглазая девушка из второго ряда.
- Мандарины это символ социализма. Они вкусные и красивые. Социализм тоже вкусный и красивый, а капитализм - нет. Он некрасивый и невкусный. Понимаете?
На лицах появились улыбки. Павел и сам удерживался, чтобы не расхохотаться, таким забавным было это воспоминание.
- А как же милиция? - задал вопрос с места кто-то еще.
- Репрессии? - усмехнулся Павел. - Такое бывает, но мы знаем, как с этим бороться. Репрессии всегда представляли, и будут представлять угрозу для наших протестных действий, об этом забывать нельзя. Нашего руководителя Виктора Датова как-то задержала милиция после одной акции. Нарыли ему какое-то нарушение закона и назначили суд. Но не тут-то было. Он еще только час был в отделении, а уже все СМИ знали, что он задержан по политическим мотивам. На следующий день, на пресс-конференции он и сам это подтвердил, сказав: "Власть пытается задушить патриотическую молодежь". Его поддерживали пикетчики у здания суда с плакатами следующего содержания: "Свободу узнику совести!", "Долой политические репрессии!" и "Руки прочь от конституции!". Он тогда так увлекся беседой с журналистами, что даже опоздал на судебное заседание. Но это ничем не повредило. В судебный зал ввалилась большая белокурая голова районного судьи в юбке и выпалила: "Там на улице пикет телевидение, отменяй суд". И судья, о чудо, отложила процесс! А через месяц Виктор уже сам ходил и требовал, чтобы его судили, но дело, увы, о случай, потерялось.
И снова Павел удержался, чтобы не рассмеяться, улыбнувшись широко. Но все вокруг хохотали. Он поблагодарил зал за внимание и сошел с трибуны. Но когда он занял свое место, что-то подсказало ему, что меньше часа назад он был мало кому известен, а теперь стал героем. Сперва он разозлил многих, но потом развеселил всех. И теперь ему аплодировали, не все, конечно. Много было таких, кто, надменно скрестив на груди руки, бросал в него злые взгляды.
- Хрисовул все время улыбался, пока ты там выступал, - шепнул ему на ухо Михаил. - Наверное, ему тоже понравилось.
- Знаешь, Мишка, со мной такое последний раз было, - он чуть было не сказал "на Земле", но удержался, - в университете, когда я единственный из всего потока бессовестно сдал труднейший предмет жуткому преподавателю, «пробомбив» экзамен. То есть, вытащив готовые ответы: списать, было попросту невозможно. Вот тогда когда он сказал мне что поставит двойку, если не признаюсь в "злодеянии", я выдержал и стал героем факультета. Но знаешь, тогда было страшней, чем теперь.
- А что ты ему сказал, когда он потребовал от тебя чистосердечного?
- А я казал, что пойду к заведующему кафедрой, предъявлю свой ответ и скажу, что ответ на отлично, а экзаменатор ставит мне двойку, а это несправедливо хоть я и не знаю ничего. Так я получил трояк.
Поезд качнулся и тронулся в путь. Москва осталась позади и дом начал свое приближение. Нужно было два дня, чтобы оказать вновь среди друзей. Литвин остался в столице. Мерно стучали колеса, наматывая на свое железо километры дороги. Спускался вечер.
Выборы были проиграны. Результаты оказались еще хуже, чем предсказывал Павел. 12%, только 12% смогла набрать компартия в результате голосования. Стремительно надвинулись тяжелые времена. Прошел пленум ЦК, потом Съезд партии, потом пленум ЦК комсомола. Развязалась жестокая внутрипартийная борьба. Вовлеченным в нее оказался и комсомол. А между тем уже шла новая предвыборная компания, в которой откровенно слабый кандидат от компартии терпел поражение за поражением. Вся страна уже знала, что новым президентом будет прежний президент Типун. Вместо модернистках иллюзий среди комсомольцев начал распространяться взгляд, что партийное руководство действует заодно с режимом.
- Мы должны что-то делать! - горячо спорил Датов.
- Виктор, ты ведь знаешь, какая травля непонятного, но страшного зверя идет в наших газетах. Возможны жестокие чистки, и мы тоже как левые можем попасть под них, - доказывала высокая темноглазая русая девушка в синем свитере. - Вождь обвинил во всем Вадима Кротова, одну из партийных шишек. Его окрестили «вредителем» и повесили на него всех собак.
- Он настоящий предатель! - вмешался Белкин.
- Женя, хватит. Как ты не понимаешь, Катя, ведь идет компания, и мы должны поддержать нашего кандидата он ведь совсем проваливается.
- С треском под лед, - заметил Павел. - Выборы нужно бойкотировать и призывать людей к бойкоту, хотя не уверен, что это вариант. Весь наш веселый акционизм был может и хорош, но времена меняются. Нужна действительная работа с людьми…
- Лично я во всем поддерживаю нашего вождя, - вновь вставил реплику Белкин. - И нечего тут к антипартийной деятельности призывать. ЦК и вождь правы: вредителей надо изгнать, дисциплину сделать строже, линию партии еще более патриотичной. Нечего стесняться крестиков на груди: мы великая православная нация.
Павел, с ласковой ненавистью, не моргая, посмотрел на Евгения. Он был готов задушить этого человека. Все напряглись.
- Ладно, давайте лучше обсудим "детский утренник", - предложила Катя. - Мне кажется, нужно переделать финал. Нельзя дальше ставить "Красную шапочку", как политическую трагедию. Куда это годится: волк съедает бедную наивную девочку. И главное, какую мораль вы придумали: "Нечего девчонке быть дурой, умных волки не едят".
- Волк это я, - улыбнулся Павел.
- Оно и видно, - чеша затылок, заметил Виктор. - И автор сценария тоже. Прости, у какого Шекспира ты научился так переделывать сказки?
- А я вообще против подобных постановок в школах. Где скажите тут соблюдение традиций, где? Да и все эти перфоменсы, цирк какой-то. Мы серьезная организация и над нами никто не должен смеяться. Никто! - Белкин вальяжно развалился в кресле в углу комнаты. - Мы серьезная организация, - надменно повторил он.
- Может ты и прав по форме, - неожиданно вмешался Калугин. - Но, по сути, ты предлагаешь ничего самостоятельно не делать, а нам как воздух нужна свобода от партийных приказов и дурацких линий. Мы хотим ориентироваться на пролетариат - нас пресекают. Сколько ребят в соседнем регионе исключили из партии за поддержку профсоюза в борьбе с «красным» директором, другом партии?
- Проговорился! - рявкнул Белкин. - Никакого пролетариата нет, а партия есть.
- Жень, ну зачем все эти споры сейчас? - возмутилась Катя.
- Как это зачем, как это зачем, - нервно передразнил ее интонацию Белкин. - Надо же разобраться, а то мы тут совсем забываем о том, что сейчас выборы и мы должны помогать партии. Это главное!
- Давайте тогда вернемся к выборам, - предложил Виктор.
- Алексей Хрисовул вчера передал информацию, важную, фактически секретную, о том, что все молодежные левые организации договорились бойкотировать выборы и сейчас нам необходимо провести несколько театрализованных акций направленных на дискредитацию президента.
- Этого твоего Хрисовула месяц назад с должности сняли, а весь ваш информационный центр разогнали. И правильно сделали, - прервал его Белкин. - Так что нечего нам всем этим заниматься.
В небольшой комнате, где проходило заседание обкома комсомола, повисла пауза. Павел уже несколько месяцев как перестал доверять Белкину. Но сегодняшний случай был особый, не рассказать того, что он знал, он не мог: этого требовал от него долг революционера. И он продолжил прерванную речь:
- Я уже подготовил сценарии пяти акций. Мы должны их обсудить и решить когда, где, что и когда будем проводить. И то, что нас пытаются сбить, - он посмотрел на Евгения своим открытым безмятежным взглядом, - не должно тревожить никого.
Белкин не выдержал и отвел глаза.
Виктор налил чаю всем собравшимся, поправил скатерть и принес еще макового печенья.
Калугин продолжал:
- Если не мы, то кто сможет объяснить населению сущность происходящих в стране процессов. Именно поэтому наша задача не только проводить перфоменсы, но и подготовить и распространить много листовок. Что вы об этом думаете? Павел вынул из папки несколько сшитых стиплером пачек листов и раздал их присутствующим. Шелест бумаги наполнил минуту тишины.
- Нужно еще наладить связи с левой богемой, жаль Литвин в Москве, он бы помог. Если нам это удастся и музыканты, журналисты, художники, еще бог весть знает кто из умных людей нас поддержит, мы выиграем в своем городе драку за провал выборов, - сказал Виктор.
- Наше самое слабое место это идейный кризис всего движения, кризис коммунистической идеологии. Если идеологию нашей партии можно так назвать. Нам буквально нечего предложить массам, наши идеи отстали от психических и этических запросов общества и, прежде всего молодежи, - скептически признался Павел. - Это, конечно, не касается многих их носителей. Но сама подача и сам тезисный набор, что мы пропагандируем, далеки от марксизма.
Возразить было нечего, но Белкин все равно нашел слова для полемики. Загорелся новый спор, как это уже не раз бывало. Остудить его не помог даже горячий чай, который еще раз приготовил Датов. Впрочем, словесная перепалка погасла сама.
- Давайте еще раз остановимся на акциях по бойкоту, - предложил Виктор. - Рассмотрим предложения Павла, да и сами что-нибудь придумаем. Ваше мнение?
В этот день разошлись поздно.