— Предоставь все дяде Абди. Я на такие дела мастер. Увидишь, как я выиграю эту тяжбу.
— Через неделю из Сирии прибудут боеприпасы.
— Что ты с ними сделаешь?
— Я переправлю их отряду Калайджи.
Абди-ага встал и поклонился:
— Абди-ага всегда к твоим услугам.
Али Сафа-бей стал упрашивать Абди-агу остаться. Но Абди-аге казалось это неудобным.
— Нам не следует встречаться в эти дни. Люди не должны видеть нас вместе, — сказал Абди-ага.
XVI
В ту ночь Мемед и Джаббар шли без передышки. На рассвете они добрались до скалы Акча и остановились перевести дух. За всю дорогу они не обмолвились ни словом.
Наконец они поднялись на скалу Акча, сели на камень и, повернувшись лицом к восходящему солнцу, стали смотреть вниз на Чукурову.
Туман рассеивался, вдали виднелись деревни, дороги, холмы и извилистая, сверкающая лента реки.
Взошло солнце, и туман исчез. Перед ними расстилалась бескрайняя равнина. Каждое дерево, каждый камень сверкали в лучах яркого солнца. Как на ладони лежали разноцветные поля, частью засеянные, частью вспаханные — черные, красные, серые.
Джаббар первый нарушил молчание.
— Смотри, Мемед, — сказал он, — вчера вечером мы были вон там.
Не поворачивая головы, Мемед ответил:
— Да, там.
Джаббар понял, что Мемеду не хочется разговаривать; он замолчал. Но ему хотелось говорить, словно кто-то подталкивал его изнутри.
— Всмотрись в глубь Анаварзы! Вон то черное пятно — это заросли. Там — болота Агджасаза… Актозлу все еще дымится. Видишь дым? Видишь?
— Вижу, — грустно ответил Мемед, опустив голову.
— О чем ты думаешь? — спросил Джаббар.
— Сгорел ли этот гуяр — вот о чем я думаю. И еще я думаю о бедных жителях Актозлу, ведь на них свалилась беда. Чем я могу им помочь?
— Не думай об этом, — успокаивал его Джаббар. — Что ни делается — все к лучшему.
— Да, дело сделано.
— Пойдем к Сары Уммету. Переночуем у него, а завтра уйдем в горы.
У Мемеда заблестели глаза:
— Знаешь, о чем я думаю, Джаббар? Я пойду на равнину Дикенли. Соберу крестьян пяти деревень и скажу им, что Абди-аги больше нет на свете. Скажу им, что они больше не батраки и скот — их собственный, и земля тоже. Сейте, сколько можете! Пока я в горах, можете быть спокойны! Убьют меня — сами за себя постоите. Потом выйдем на равнину и сожжем колючки. Никто не пойдет на свои участки, пока мы этого не сделаем.
На глазах у Джаббара показались слезы.
— Вот здорово! Деревня без хозяина! Что заработал— все твое!
Мемед улыбнулся:
— Да, что заработал — твое…
— С оружием в руках мы будем охранять их земли.
— Но это еще не все, — сказал Мемед.
— Что же еще? — с любопытством спросил Джаббар.
— Мы обязательно должны еще что-то сделать!
— Что же, что?
— Мы причинили много горя беднякам Актозлу. Из- за нас сгорели их дома.
— Все это так, но что мы можем сделать?
Джаббар встал, расправил широкие плечи, потянулся.
Мемед тоже расправил плечи и поднялся. Сильно похудевшее лицо его покрывал темный загар. Но на нем не было видно и следа усталости. С тех пор как Мемед стал разбойником, он изменился. В походке, в каждом движении чувствовалась сила, ловкость. В манере говорить — уверенность в себе.
В голове Мемеда снова промелькнул блеск желтой латуни…
— Крестьянин будет хозяином того, что заработает своим трудом, — сказал он. — А мы будем их охранять. У каждого будет своя земля.
— Да, да, у каждого будет своя земля! И мы будем сторожить ее! — радостно воскликнул Джаббар.
Они спустились по восточному склону скалы и быстро зашагали по тропинке.
— Быть может, нас преследуют жандармы? — спросил Джаббар.
— Они наверняка нас ищут. Мы должны свернуть в лес, — ответил Мемед.
— Да, ты прав.
— С тех пор как мне пришла в голову мысль о земле, мне не хочется умирать.
— Умирать? — испуганно спросил Джаббар.
— Да, умирать…
Перед глазами Мемеда возник образ Реджепа Чавуша.
— Вот наш Реджеп… Я так и не смог как следует узнать его. Даже умирая, он хотел сделать нам добро. А как он радовался пожару… Я так и не смог понять его. Реджеп всех любил и всем был враг. Деревня горела, а он радовался. Если бы мы сделали что-нибудь хорошее для крестьян, мне кажется, он бы тоже радовался.
Джаббар жадно вдыхал освежающий запах хвои. Он держал в зубах сосновую веточку и время от времени принимался ее жевать.
— Мне тоже так кажется, — сказал он.
— У меня легко на сердце, — сказал Мемед. — Даже голова кружится. Не знаю, плакать или смеяться? Земля… А что скажут крестьяне?
Легкий прохладный ветерок доносил аромат майорана.
Только после полудня они вышли из лесу и оказались недалеко от дома Уммета.
— Как только солнце зайдет, пойдем к Уммету, — сказал Мемед.
Друзья сели. Они глубоко дышали. По их лицам градом катился пот.
Солнце зашло. Быстро стемнело. Казалось, над Чукуровой опустился черный занавес. Небо было усыпано звездами.
На востоке мерцало какое-то созвездие. Время от времени падала звезда. Оставляя за собой светящийся след, она скрывалась за темным массивом гор. Друзья поднялись и пошли к дому Сары Уммета.
— Уммет, — тихо позвал Мемед.
Долго никто не отвечал. Наконец дверь отворилась, выглянул Уммет. Узнав Мемеда и Джаббара, он испугался и что-то забормотал.
— Здравствуй, Уммет. Как поживаешь? Какие новости? — спросил Мемед.
Наклонившись к Мемеду, Уммет шепнул:
— Тихо!
Мемед сразу догадался, в чем дело.
— Идите за мной, — продолжал Уммет. — Я покажу вам путь в горы. Здесь полно…
— Мы умираем с голоду, — сказал Джаббар.
— Тогда погодите немного.
Уммет вошел в дом и через несколько минут снова вышел.
— Пошли, — сказал он.
Полтора часа поднимались они к вершине горы, карабкаясь по скалам, пробиваясь через густой лес.
Наконец Уммет остановился передохнуть.
— Да разорится ваш дом! — сказал он. — Мыслимо ли это? Поджечь большую деревню на Чукурове! На это не решился бы даже Гизик Дуран[30]. Как это у вас получилось?
— Какие новости? — перебил его Джаббар. — Расскажи-ка нам, Уммет.
На небольшой полянке Уммет снова остановился и, переведя дыхание, сказал:
— Вот что. Из десяти деревень собрались вооруженные крестьяне: около тысячи человек. Вот уже два дня, как они вместе с жандармами разыскивают вас. Все перевернули, заглядывают во все щели. Если вы им попадетесь, разорвут на куски. Слыханное ли дело — поджечь большую деревню!.. Ну ладно, подожгли, но…
Уммет замолк.
— Что ж, если подожгли? — задыхаясь, спросил Мемед.
Уммет не ответил. Мемед повторил вопрос.
— Да ничего, — ответил Уммет. — Подожгли и все…
Уммет не знал, как все это случилось, и потому решил переменить тему разговора. Но волновавшая его мысль не давала ему покоя.
— Подожгли деревню, — невольно вырвалось у него. — Но хоть этого подлеца вы убили?
— Он сгорел в доме Хусейна-аги.
— Вот здесь пещера. Сюда никто не придет. Спрячьтесь здесь, пока они не уйдут. Хромой Али сейчас в Деирменолуке. Завтра я принесу вам еду. Никуда не уходите отсюда.
Уммет подошел к пещере.
— Вот здесь, — сказал он. — Если жандармы найдут вас, не вздумайте бежать обратно на Чукурову. Там вас ждет смерть. При опасности поднимайтесь на вершину горы. Внизу течет река Кешиш. До свидания!
Уммет ушел, а друзья сели возле пещеры и быстро расправились с едой, которую он им оставил.
— Я пойду немного посплю. Когда захочешь спать, разбуди меня, — сказал Джаббар.
Мемед не ответил. В голове его снова мелькнул блеск желтой латуни…
Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, думает Мемед. Жив или умер Абди-ага — все равно земля принадлежит крестьянам. Поросшая колючками земля охвачена бушующим пламенем. Огонь бежит по равнине, словно стремительный поток воды… Огненный вихрь мечется в темноте ночи… И так — десять, пятнадцать дней, месяц. Наконец огонь гаснет, колючки превращаются в черную золу, густо покрывающую землю. С равнины Дикенли доносятся песни. Крестьяне, идущие за плугом, теперь не раздирают ноги колючками… В деревне Деирменолук сыграют веселую свадьбу. Дурмуш Али спляшет на одной ноге, а другой ногой будет выделывать такие штучки, что все упадут со смеху. Если б Реджеп Чавуш знал об этом, он бы порадовался. Но он спит в зарослях Анаварзы.
Вдруг Мемеда охватил страх. Более тысячи вооруженных крестьян!.. Это немыслимо. Что они будут делать в горах? Сгорела деревня. Какое им дело до нее? Да еще рота жандармов! Не бойся, Мемед! Что ж, пусть будет так. Страх его рассеялся. Пусть их будет даже полторы, две тысячи, сколько угодно. Он не боится. У него больше трехсот патронов; ни один из них не пропадет даром. Он уверен в этом так же, как в том, что будет жить.
До самого утра Мемед думал обо всем этом. Из головы ни на минуту не выходила Хатче. Он представил себе тюрьму и в ней свою Хатче. Сердце его сжалось от боли. Сколько горя может вынести один человек! Мемед зло выругался.
Джаббар проснулся, когда солнце было уже высоко. Щурясь от яркого света, он спросил:
— Почему ты не разбудил меня?
— Мне не хотелось спать.
— Давай съедим по куску лаваша, и ты поспишь.
— Давай.
Джаббар принес узелок и развязал его. В узелке были зеленый лук и брынза. Положив их на лаваш, они скрутили трубочки и стали медленно есть. Потом подошли к роднику, бьющему из скалы, и жадно прильнули к воде.
— Я прилягу на солнце, — сказал Мемед.
— Ложись, — ответил Джаббар.
Мемед заснул сразу, как ребенок. Лицо его было спокойно, в нем было что-то детское. Когда он проснулся, солнце стояло прямо над головой. Было жарко. Мемед размялся, умылся родниковой водой и только тогда пришел в себя.
— Как бы этот Уммет не напакостил нам, — сказал Джаббар.
— Не напакостил?