. «Хальт! Хальт!» Эти выкрики эхом прокатывались у нее внутри черепной коробки. «Хальт! Хальт!» Где же они? Во рту все пересохло. Она не могла сглотнуть. Она ничего не видела. Ее бросало то в жар, то в холод. Оглушительный звук выстрела – и она застыла как парализованная. Сердце бешено застучало, и ей показалось, что пуля вонзилась в ее тело, это чувство было настолько живым, что секунду она действительно верила: именно так и случилось. Еще один выстрел, потом еще. Кого-то поймали? А вдруг Марко? Неужели они схватили Марко? Но откуда немцы вообще узнали, что там будут партизаны? В этот момент, когда она стояла не двигаясь, в мозгу словно что-то вспыхнуло, и ей стало ясно: их кто-то выдал.
Спустя целую вечность стрельба прекратилась и голоса стихли вдали. Вздохнув с облегчением, она повела носом. Откуда-то тянуло дымком. Она пошла на запах и добралась до небольшого, отдельно стоящего фермерского домика, а рядом обнаружились сенник и сарай. Растерзанная, с кровоточащими царапинами и порезами, Максин направилась к сеннику. Она очень надеялась, что Марко сумел спастись, но вот Альдо? Боже! Удалось ли ему тоже уйти от немцев?
Глава 21
На следующий день София услышала стук в наружную дверь, ведущую непосредственно туда, где прежде у нее был розарий. А за дверью раздался взволнованный шепот. София отперла, и в комнату буквально ввалилась Анна, дочь Карлы; ее раскрасневшееся лицо выражало крайнее возбуждение. Она бросила быстрый взгляд на дверь, ведущую в главную часть дома.
– Мать не знает, что я здесь, – сказала Анна.
София снова закрыла дверь на ключ, и Анна медленно, шумно выдохнула, пытаясь успокоиться и собраться с духом.
– Ты не хочешь присесть? – спросила София.
С искаженным, словно от сильной боли, лицом, сощурив глаза, Анна осталась стоять.
– Итак, рассказывай, – приказала София.
– Альдо… – проговорила Анна, подавляя рыдание.
Жуткий страх охватил Софию; она ждала продолжения.
– Они схватили его.
– Кто, Анна? Кто схватил его?
Анна низко опустила голову, потом подняла взгляд, и София увидела, что ее темно-карие глаза полны слез.
Сердце Софии болезненно сжалось.
– О Анна, подойди, сядь со мной рядом.
Запинаясь, Анна подошла, и София протянула к ней руки. Они уселись рядом на ситцевый диванчик, и Анна расплакалась навзрыд.
– Расскажи мне все, – сказала София. – И начни с самого начала.
Торопясь и сбиваясь, Анна рассказала все, что она слышала.
– Говорят, что во время партизанской вылазки Альдо застрелили… возможно…
– Так Альдо тоже участвовал? Это точно известно?
– На рассвете пришел человек. Он не знал наверняка, был ли это Альдо, жив он или нет. Но говорят, его забрали в полицейский участок в Буонконвенто.
– А кто застрелил, немцы?
В отчаянии потирая лоб, Анна кивнула.
– Еще он сказал, что кто-то наверняка предал партизан, потому что немцы их там уже ждали. Я не знаю, что делать. Ночью Альдо не вернулся домой, до сих пор не пришел, и я не осмеливаюсь говорить матери.
– Но зачем его забрали в Буонконвенто?
– Говорят, какой-то партизан пришел оттуда. Вы не могли бы пойти со мной? Помогите мне узнать, что случилось на самом деле.
– Тебе не нужно об этом просить, – сказала София, прикидывая, как следует поступить. – Возьмем корзинки для покупок, велим запрячь лошадку и в коляске прокатимся по грунтовке, чтобы не вызывать подозрений. Главное – осторожность. Мы должны вести себя так, будто на самом деле отправились за покупками.
Анна пристально посмотрела на хозяйку:
– Если убили хоть одного немецкого солдата, они казнят по пять человек из каждой деревни, откуда родом партизаны.
– Схватили только одного Альдо?
– Не знаю, – с несчастным видом ответила Анна.
– Ладно, – сказала София, возвращая себе самообладание. – Подожди меня на улице возле главных ворот. Постарайся, чтобы Карла тебя не видела. Мне нужно полчаса, чтобы одеться и приказать запрячь лошадь. А где твой малыш?
– У соседки оставила.
– Отлично. Не падай духом. Нам неизвестно даже, на самом ли деле схватили Альдо.
Кивнув, Анна судорожно вздохнула.
За все время этой непростой поездки они почти не разговаривали. Ехать пришлось довольно долго, дорога петляла вокруг холмов и скалистых выступов и далее через несколько долин. Добравшись до Буонконвенто, они въехали в эту обнесенную стеной деревню через огромную деревянную дверь возле северных ворот Порта Сенезе, от которых дорога идет в город Сиену. Деревня, расположенная в месте слияния двух рек, Арбии и Омброне, до недавних времен была желанным местечком отдыха для всех путешествующих. Ее название означает «Счастливое место», хотя нынче София представить себе не могла более неподходящего имени. Нарастающая тревога вконец измучила ее, да и Анна тоже едва могла держать себя в руках.
– Пойдем, – сказала София. – Сделаем вид, будто мы ничего не знаем.
Центральная улица, Виа Соччини, была совершенно пуста. Неожиданно для самих себя они решили привязать лошадку и отправились через раскинувшуюся за ней путаницу узких улочек и переулков. Обычно София ездила в Буонконвенто по главной дороге, и любимым ее местом была небольшая площадь в конце Виа Оскура. Она всегда любила эту деревеньку с ее средневековыми улочками и высокими, затейливо украшенными палаццо из красного кирпича. Даже узенькие переулочки здесь чрезвычайно живописны. Но и здесь они тоже не встретили ни единой души. Никто не вывешивал постиранное белье, никто не подметал крыльцо у входа в дом. И все, что они слышали, – это звуки их собственных шагов по булыжной мостовой. Казалось, весь поселок вымер или покинут жителями.
Но вот наконец они наткнулись на женщину, которая стояла у входа в дом и смотрела в землю.
– Простите, – обратилась к ней София, но в ответ женщина лишь указала куда-то в другой конец поселка.
Тревога в груди Софии продолжала расти. Здесь что-то было не так, чувствовалось, что происходит нечто ужасное. Буонконвенто обычно был шумным, многолюдным поселением, даже когда началась война. А сейчас в нем не только поселилась пугающая пустота, но и в воздухе словно слышался непрерывный и странный ропот.
В конце концов они отправились обратно к центральной улице, а оттуда двинулись к Римским воротам[15] в южной части поселка.
И там они увидели…
Они увидели два трупа, покрытые багровыми рубцами, с черными пальцами, с лицами, представляющими собой сплошной фиолетовый кровоподтек. Комок подкатил к горлу Софии, мешая ей вздохнуть.
Анна вцепилась ей в руку, и так, прижавшись друг к другу, они подошли к небольшой толпе людей, которые молча смотрели на тех, кто висел на главных поселковых воротах. Теперь, не увидев их, невозможно ни войти в поселок, ни выйти из него. София в первую же секунду поняла, что один из повешенных – худенький мальчик, которого она всегда любила. А другой – партизан по имени Лодо. Чтобы не закричать, она зажала рот ладонью. Ей казалось, воздух вокруг нее пошел трещинами, в глазах помутилось, дома и люди куда-то исчезли, и больше она ничего не видела, кроме мертвого Альдо. В ужасе от страшного зрелища, часть толпы сдвинулась назад, другая же, напротив, теснилась все ближе, словно загипнотизированная горьким запахом смерти, тошнотворно-сладким, с металлическим привкусом запахом крови, смрадом экскрементов в ноздрях, и мертвящая тишина улицы нарушалась лишь криком грудного ребенка и непрекращающимся, едва слышным ропотом.
Не в силах более выносить этого зрелища, София на секунду закрыла глаза, а когда открыла снова, поняла, что она изменилась навсегда, в одно мгновение стала совершенно другим человеком, обитающим в совершенно другом мире. Эта вопиюще провокационная сцена возбудила в ней столь сильную ярость и столь сильное омерзение, что оба чувства без остатка заполнили все ее существо. София ощущала во рту соленую кровь, ее охватил такой жгучий гнев, которого она до сих пор еще никогда не испытывала. Она страстно желала сейчас одного: броситься вперед к повешенным, перерезать веревки, снять их тела, обмыть их несчастную, истерзанную плоть. Но София понимала, что этого делать нельзя. Внутри у нее все кипело, но ни в коем случае нельзя было показать, что она знала этих людей. Анна застыла на месте, и София крепко прильнула к ней, словно каждая из них без поддержки другой сразу рухнула бы на землю. Им как-то удавалось держаться на ногах, они стояли не двигаясь, не в силах поверить в то, что видят собственными глазами.
В сознании Софии теснились образы озорного, шаловливого малыша, которым когда-то был Альдо. Внутренним взором она видела, как он играет с маленькой тележкой или просто дурачится, бегая по деревне, вьющиеся волосы падают на лицо, закрывая один глаз, а другой полон радости и лукавого озорства – но ему всегда все прощали за одну только неотразимую, открытую улыбку. И видеть здесь его безжизненное тело со свесившейся набок головой и переломанными костями была так больно, что София и представить не могла, как это бывает. Она испытывала настоящую, физическую боль, словно все ее тело режут на куски, а она изо всех сил старается удержаться на ногах и не упасть. Нет, нужно подавить в себе эти чувства, скрыть свое горе, пока они с Анной еще находятся здесь, в этом страшном месте.
Она повернула голову и посмотрела налево и вверх: там в одном из окон с каменным лицом наблюдал за происходящим немецкий офицер, и его холодное безразличие подняло еще более свирепую бурю в ее груди. Кауфман. Его взгляд остановился прямо на ней. София ощутила такую ненависть, что уже не сомневалась в том, что способна убить этого человека. Она жаждала убить его. И в душе была уже так близка к этому, что сама испугалась.
София потащила Анну прочь.
– Пошли отсюда, скорее, – сказала она. – Нам надо срочно уходить.
– Не могу его так оставить. Еще немножко…
София, конечно, ее поняла, и они остались стоять, хотя это было слишком рискованно.