– Да.
Она улыбнулась, понимая, что это далеко не все, но также понимая, что подробности он вряд ли ей сообщит.
– Ты говорил, что, возможно, за тобой следят. Ты ведь будешь осторожен?
– Конечно.
– Как тебе кажется, ты смог бы организовать переезд моих родителей сюда, в Кастелло?
– Постараюсь.
Они помолчали.
– Значит, – заговорил он снова, – если ты решительно настроилась ехать, то я не могу тебя удерживать. Ладно… во Флоренции ты хотя бы не будешь мерзнуть, как здесь.
Она ответила ему благодарной полуулыбкой.
– Посмотри, – сказал он. – Опять идет снег.
Действительно, в воздухе кружились белые звездочки.
– Радость моя, – сказал он, рукой в перчатке сбрасывая с ее головы несколько снежинок.
– Ты всегда это говоришь.
– Потому что это правда. – Лоренцо заглянул ей в глаза. – Обещай, что ты будешь осторожна.
Он улыбнулся, но София видела, что тревога его не прошла, что в душе он против ее поездки во Флоренцию.
– Да, конечно, я буду осторожна.
Они направились обратно, сапоги утопали в хрустящем под ногами снегу. Они держались за руки, чтобы не упасть, а еще чтобы сильнее ощущать, как их соединяют любовь, надежда, будущее. В просвет между снежными тучами прорвался яркий солнечный луч и осветил далекие холмы, окрасив их алыми и золотистыми оттенками. София оглянулась на оставленные ими в снегу глубокие следы; ей хотелось, чтобы они навсегда остались в ее памяти, она должна сохранить в сердце эти минуты, проведенные вместе с Лоренцо.
Глава 27
Максин сидела в гостиной своего двоюродного брата Давида, чей дом находился в раскинувшемся на вершине холма средневековом городке Монтепульчано. Оба окна, выходящие в сад, были закрыты ставнями и задернуты тяжелыми бархатными шторами, и ей казалось, что она попала в тесную, закрытую со всех сторон пещеру. Вдыхая затхлый воздух этой комнаты, которой, по-видимому, мало пользовались, она испытала сильное желание распахнуть окно, несмотря на холод. Не горели с радостным треском в камине дрова, лишь пламя двух свечек мерцало, тускло освещая комнату. Было двадцать второе января.
Впервые она встретилась со своим двоюродным братом еще поздней осенью; поначалу он был сдержан, немногословен, поскольку видел свою родственницу в первый раз в жизни, но потом разговорился и даже пригласил погостить в своем доме, где он жил с семейством, если у нее вдруг случится такая нужда. Неделю назад здесь казнили шестерых местных крестьян за то, что те скрывали у себя и подкармливали беглых военнопленных, и атмосфера в городе была напряженной. С двумя из казненных Максин успела познакомиться за день до того, как их схватили, и новость о казни потрясла ее. Эти люди были простыми трудягами, для службы в армии слишком старыми, и у каждого имелось многочисленное семейство, которое требовалось кормить.
Марко взял ее с собой пообщаться с местными партизанами, но, поскольку в городок прибыла большая партия фашистских чернорубашечников, полных решимости помочь гестапо очистить Монтепульчано от всех тех, кто подрывает режим, установленный германским рейхом, многие партизаны скрывались.
Максин и Лара, жена двоюродного брата, сидели и ждали Давида. Они слышали, как он спускался по скрипучим ступенькам и вот наконец вошел в комнату. Давид подмигнул им обеим и принялся устанавливать радио, которое обычно прятал на чердаке. Настал самый волнующий момент дня, и сердце Максин гулко стучало в груди: она с нетерпением ждала, когда они все сгрудятся поближе друг к дружке вокруг приемника и жадно станут слушать дневные новости.
Давид возился с ручками настройки, в динамике что-то свистело и булькало, и поначалу прием был, к всеобщей досаде, неустойчивый. Сквозь сплошной треск и шипение вдруг прорывалось единственное словечко. Потом пошла уже относительно связная речь, но все равно слова были искажены до невозможности. Максин слушала затаив дыхание. Услышат ли они сегодня какие-нибудь новости?
В последнее время отсутствие добрых вестей воспринималось мучительно. Люди отчаивались, впадали в уныние, росло чувство обиды на союзников, раздражение, и кое-кто уже начинал верить, что войну немцы и в самом деле выиграют. А тотальные, без разбора, бомбежки коалиционной авиации заставляли некоторых думать, что лучше бы победили немцы. Неудивительно, что силы коалиции прежде всего бомбили железные дороги, железнодорожные станции и узлы, где располагались склады постоянного и временного хранения и так далее, но когда один за другим бомбежкам подвергались населенные пункты, люди, естественно, злились.
Треск в динамике продолжался, но потом послышался голос диктора радиостанции антифашистской коалиции, который в девять часов иногда передавал шифрованные сообщения участникам Сопротивления. Порой в новостных и даже в развлекательных передачах, вещающих на оккупированную Европу, скрывались и так называемые «личные послания». Частенько передавали и закодированные сообщения, предназначенные тайным агентам.
Максин тревожилась, что из-за помех не удастся ничего разобрать, однако в конце концов все получилось; голос диктора звучал тихо, но слушать было можно. Сначала они не поверили собственным ушам и сидели молча, обмениваясь осторожными взглядами. Эту невероятную новость диктор сообщил открытым текстом. Неужели правда? Неужели союзники и в самом деле так близко? Диктор повторил сообщение: силы антифашистской коалиции высадились в Неттуно, всего в шестидесяти пяти километрах от Рима. Но этого мало: крупные немецкие города подверглись массированной бомбардировке, население Германии охвачено тревогой, многие опасаются, что войну они в конце концов проиграют.
Давид радостно вскрикнул, хлопнул Максин по спине, а жену расцеловал в обе щеки.
– Это надо отметить, причем лучшим! – воскликнул он, ликуя, помахал кулаками в воздухе и выскочил из комнаты.
Максин с улыбкой посмотрела на Лару:
– Чудесная новость, правда? Будем надеяться, что скоро освободят и Рим.
В партизаны Давид не пошел, но безоговорочно поддерживал тех, кто занимал более активную позицию, чем он. Можно было бы ожидать, что он, адвокат по профессии, станет поддерживать фашистов. Но нет, потихоньку, не афишируя своей деятельности, он помогал людям, которые были незаконно или ошибочно арестованы, а также устраивал безопасные убежища для тех, кому угрожала опасность. Максин не сразу узнала об этом, но в конце концов он стал ей вполне доверять и рассказал, чем занимается.
Вернулся Давид в маленькую гостиную с бутылкой своего лучшего красного вина. Посмеиваясь, довольный собой, он откупорил бутылку и налил три полных стакана.
– У меня оно давно припрятано, – сказал он. – Как раз для такого случая.
Через несколько дней Максин встретилась с Марко в кафе «Полициано» на Виа ди Вольтая Нель Корсо, в том самом месте, где они уже встречались раньше. Было утро, и посетители еще не успели заполнить кафе, поэтому девушка и ее спутник выбрали столик с изумительным видом за окном.
Они сидели, глядя в окно, и Максин искоса поглядывала на профиль Марко. Он повернул к ней голову, и ее вдруг потрясли глубина и сила его взгляда. На секунду у нее даже голова закружилась, а сердце подпрыгнуло; чувство и эмоции оказались настолько сильны, что она пропустила мимо ушей сказанное им.
– Ты что, меня не слушаешь?
– Извини.
Ей не хотелось признаваться, почему так получилось, и она пробормотала что-то насчет пейзажа за окном. Почему, когда она рядом с Марко, ей кажется, что она обманывает его? Кропотливо, год за годом Максин возводила защитные стены вокруг себя, но казалось, он без труда проникает сквозь них и видит, кто она есть на самом деле, и это очень ее расстраивало. Вот и сейчас он бросил на нее уничтожающий взгляд; лицо его было мрачно, как туча.
– Santo Cielo[17], тебе бы только пейзажи разглядывать! Разве не понимаешь, что в Риме объявлено чрезвычайное положение?
– Да, я слышала.
– В городе нет еды, дороги из Рима перекрыты, водопровод вышел из строя.
– Как же они там выживут?
– Все надеются на коалицию, на то, что ее войска быстро освободят город.
Максин судорожно вздохнула:
– А если нет?
Она смотрела на него во все глаза, но он молчал. Впрочем, что он мог ей сказать? Ситуация была просто ужасна.
Марко покачал головой.
– Немцы не сдадутся без боя, – сказал он. – Из Сиены к Риму подходят огромные колонны войск.
– Ты сам видел их?
– Да. Зрелище не из приятных. Наши люди, лежа в канавах и скрывшись в кустах, пробовали их подсчитывать. Информация о количестве немецких войск нужна союзникам.
Оба снова уставились в окно. Как же нелепо сейчас любоваться пейзажами, такими красивыми под лучами зимнего солнца, сияющего на столь синем небе, что оно кажется нереальным, когда почти рядом происходит такая жуть.
– Ну, что скажешь? – спросил Марко, лукаво глядя на нее, и придвинулся поближе.
Она оглянулась, проверяя, нет ли в кафе посторонних.
– Боюсь, что узнать, где у немцев арсенал во Флоренции, пока не получается. Однако я отыскала Брукнера. Он точно в городе и любит выпивать на Пьяцца Гранде.
– Да, в этом палаццо перебоев с превосходным вином не бывает, – заметил Марко.
Максин знала, что Монтепульчано всегда славился благородными винами, и немцы, естественно, обожали совершать набеги на винные погребки различных экспроприированных ими палаццо четырнадцатого века в верхней части города, неподалеку от Пьяцца Гранде.
– Тебе надо поторопиться, – добавил Марко. – Вряд ли он здесь надолго задержится.
– Я собираюсь провернуть это дело нынче вечером. Ты знаешь, как зовут бармена, который меня туда впустит?
– Да, Рикардо, он и впускает девочек в бар. Я вас познакомлю.
На ее лице появилась насмешливая гримаса.
– Я скажу, что оказалась здесь потому, что мать меня выслала подальше от Рима, пока не перекрыли дороги. Остановилась у подруги в деревне, но сейчас в гостях у двоюродного брата и ищу работу. Они, видя смазливую мордашку, верят каждому слову.