– Господи, спаси и сохрани моего мужа, – прошептала она. – Сделай так, чтобы он остался жив. Прошу Тебя, не наказывай его за то, что я лишь в мимолетных мыслях хотела совершить. Сделай так, чтобы Лоренцо вернулся ко мне. Молю Тебя, Господи.
Глава 45
Софии снилось, что она летит куда-то на юг, скользя высоко над горами; под ней далеко внизу проплывают поля, деревушки на вершинах холмов и крестьянские фермы на склонах. Она то устремлялась вниз, то снова взмывала высоко в небо, парила над облаками, где весь мир сиял голубизной и покоем. И, подгоняемая легким ветерком, она медленно плыла дальше. Совершенно свободная. Ничем не отягощенная. Невесомая. Избавленная от всего лишнего. А когда проснулась, щеки ее были мокры от слез.
– Лоренцо, – прошептала она. – Ты подарил мне счастье, вся моя жизнь с тобой была исполнена радостью, а сейчас я брошена на произвол судьбы. У меня больше нет чувства свободы, которое я только что испытывала во сне. Теперь меня гнетет страшное чувство оставленности, будто я пребываю между раем и адом, и совершенно одна. Без тебя душа моя оказалась пуста.
Прошла уже неделя. Она связалась со всеми больницами, постоянно надоедала друзьям и знакомым, старалась делать все мыслимое и немыслимое, чтобы только найти его. И все это было очень непросто. Она знала, что телефонные линии прослушиваются, и в разговорах с друзьями пользовалась эзоповым языком. Но все было тщетно. Может быть, он давно валяется где-нибудь в придорожной канаве, принявший смерть от бомбы или пули самолета союзников? Или еще того хуже? Посреди глухой ночи, рыдая, она то и дело проговаривала его имя, пусть даже не всегда вслух.
София села на кровати, несколько минут посидела неподвижно, потом встала и, подойдя к окну, распахнула ставни навстречу прекрасному весеннему утру. Но чудесная погода никак не гармонировала с ее душевным состоянием. Она отвернулась от окна и увидела, что в комнату входит Максин. Эта девушка в столь мрачное время стала для нее настоящим ангелом: она уговаривала Софию поесть, помогала мыться и не уставала придумывать все новые способы, как отыскать Лоренцо.
– Я принесла кофе, – сказала Максин.
Тронутая ее сочувствием, София на секунду опустила голову, чтобы стряхнуть набежавшие слезы.
В комнате царила тишина, но в глазах Максин светилось сочувствие и понимание. Слова сейчас были лишние.
София взяла протянутую ей чашку, и обе уселись возле окна.
– Я собираюсь поехать в Рим, – сказала София.
Максин взяла ее за руку.
– Я тоже об этом думала, – сказала она. – Разреши, я поеду вместо тебя. Осмотрюсь, попробую найти Лоренцо. Если честно, ты сейчас не в том состоянии.
– Нет, ехать должна я.
– Твоя мать дала мне пароль.
– Как? Неужели по телефону?
Максин отрицательно покачала головой:
– Это было вчера. Ты уже спала. Она делала намеки, а я вроде как должна была угадать, и она, похоже, считала, что я на верном пути. София, она не хочет, чтобы ехала ты.
– А ты увидишь ее? Убедишься в том, что с ними все хорошо?
– Ну конечно, повидаюсь с твоими родителями и сделаю все, что в моих силах, чтобы найти Лоренцо.
София сжала ее руку:
– Только будь осторожна.
Максин кивнула:
– Я уже говорила об этом с Марко. Он тоже поедет. У него в Риме есть связные. Если от кого и ждать помощи, то прежде всего от Марко.
София заглянула ей в глаза и увидела, что они полны влаги.
– Спасибо тебе, Максин… спасибо за все.
– Для этого и существуют друзья. Ты бы тоже так поступила на моем месте… Ну хватит об этом. Пойдем посмотрим, что нам Карла приготовила перекусить. Я сейчас лошадь готова съесть.
– Ну да, ты вечно ходишь голодная как волк, – улыбнулась София.
– А тебе просто необходимо поправиться, вон как исхудала. Пойдем.
– Иди, я догоню. Задержусь всего на минутку.
Максин вышла, а София вдруг поняла, что не знает, как бы она справилась без нее. Рядом, конечно, находилась Карла, добрая, великодушная, заботливая, но все-таки в социальном статусе между ними существовала большая разница, а это мешало полноценному общению даже сейчас. София чувствовала к Максин глубокую благодарность за то, что в тяжелую минуту девушка была рядом.
Глава 46
От Максин не укрылось, что бомбежки Вечного города силами антигитлеровской коалиции приняли широкомасштабный характер: воздушные налеты на Рим совершались каждую ночь. Ходили слухи, что американцы отрицательно относятся к разрушению города, но становилось все яснее, что британское правительство военного времени с ними не согласилось. Теперь Рим превратился в страшное для людей место, и Максин угораздило попасть в этот город в самый разгар интенсивных бомбардировок, когда оставшееся население было поставлено в условия повсеместных лишений, обездоленности и всевозрастающего озверения. Согласно директиве Гитлера под названием «Ночь и туман»[32], немцы хватали и старых и малых, заподозренных в том, что они представляют угрозу для их безопасности, и любой человек мог быть арестован и под покровом ночи расстрелян или отправлен в лагерь. Кроме того, все здоровые мужчины возрастом до шестидесяти лет были брошены на принудительные работы. Воздух в городе был маслянистый, пропитанный гарью и пылью, которая оседала во рту и в ноздрях. К тому же казалось, все пропитала несвойственная мартовским дням сырость. И днем и ночью человеку на улицах здесь грозила опасность. Словом, Максин отправилась в Рим, а попала прямехонько в самое адское пекло.
По улицам продолжали маршировать полчища немецких солдат, на город продолжали сыпаться бомбы. На каждом углу, возле каждого здания стояли вооруженные винтовками часовые в стальных касках. В июле авиация союзников нанесла удары по сортировочной станции и сталелитейному заводу в Сан-Лоренцо, но заодно был разрушен густонаселенный жилой район, погибли тысячи ни в чем не повинных людей. И теперь это происходит снова.
Куда возможно, они с Марко ездили на поезде, а куда нельзя, пробирались пешком.
Сейчас она направлялась к месту последнего адреса родителей Софии, Эльзы и Роберто Романо. Шагая туда, она думала о собственной семье, о том, что произошло с ее братом, которого она никогда не видела и о котором прежде не знала, о том, как случившееся подействовало на ее родителей. Кроме вспышек ярости, ее отец никогда не проявлял ни сильных эмоций, ни чувств, и она поняла, что он просто делал вид, что живет. Разве можно нормально жить после того, как потерял ребенка, первенца, к тому же при столь трагичных обстоятельствах? Да еще с такой сварливой женой, как ее мать, которая вела себя так, словно ее гложет какая-то тайная обида. Максин тогда понятия не имела, в чем дело, но мать вечно пилила свою дочь, образно говоря. Иногда Максин просто пропускала все мимо ушей, а потом уже поздно было спрашивать, в чем дело, или огрызаться. Девушка научилась не обращать внимания на колючки и не очень переживать по этому поводу. Ужасные обстоятельства гибели их сына многое объясняли, но ей все же было обидно, что родители не рассказали ей правды.
Продолжая идти, Максин глубоко вздохнула. В городе, полном бездомных голодающих людей, Марко собирался связаться с каким-нибудь отрядом местных партизан в надежде найти безопасное пристанище. То место, где они провели первую ночь, на вторую было подвергнуто налету за несколько минут до того, как они туда добрались, поэтому им пришлось ночевать в заброшенном флигеле неподалеку от главного железнодорожного вокзала вместе с бродягами и нищими из окрестных поселков и деревень, уничтоженных бомбежками. Даже те, кому было где жить, покинули собственные жилища под страхом опознания и ареста, что вряд ли удивительно, принимая во внимание расклеенные повсюду жуткие пропагандистские плакаты нацистов. Теперь люди жили в бомбоубежищах и в смрадных подвалах казенных строений по соседству с канализационными сетями или, если очень повезло, в нетопленых брошенных домах. Днем она видела этих людей, ютящихся на ступеньках церквей, бледных, похожих на привидения, в глазах которых надежда угасла вместе с гибелью всех близких.
С Марко они договорились встретиться позже в маленькой местной кофейне; он сказал, что там «стоячие» столики, как в кафешке «Деи Ритти» во Флоренции. Еще он в шутку предложил встретиться в «Греко» на Виа деи Кондотти, старейшем баре Рима, но она только фыркнула, представив себе, что от немецких офицеров там яблоку будет негде упасть. Время, когда еще можно было вести себя нахально, закончилось.
Максин так вымоталась, что плечи ее поникли, но она твердо решила не поддаваться усталости и упорно шагала по городу, стараясь глядеть в оба. По тихим улицам, усыпанным обломками разбитых бомбами зданий, скитались какие-то люди, но их было немного, и лишь вокруг фонтанов выстроились длинные очереди. Она спросила, в чем тут дело, и ей ответили, что в частных домах отключили воду, зато теперь можно покупать ее по взвинченным ценам на улице у людей, развозящих ее в ручных тележках. В городе исчезли горючее и уголь, не ходили автобусы, хотя продолжали ездить несколько трамваев. Возле редких продовольственных магазинов тоже выстроились очереди, но цены на какие-то сущие объедки были грабительские, так что овчинка вряд ли стоила выделки.
– В Ватикане можно получить тарелку супа, – подсказал ей один человек.
Но ей сейчас было не до супа. Максин прошла мимо группы детишек с раздутыми животами, одетых в какие-то лохмотья, и сердце при виде их болезненно сжалось. Заправив волосы за уши, она плотнее обернула голову серым платком и завязала его узлом под подбородком. Сейчас ей надо быть как можно менее заметной. Рим в эти дни – место куда более страшное, чем в ноябре, когда она была здесь в прошлый раз.
Убедившись, что с ее внешностью все в порядке, девушка наконец узнала нужное ей здание, трехэтажный многоквартирный дом, и заколебалась. Неужели здесь еще могут жить люди? Облупленная краска, трещины, зигзагами расчертившие стену до самой крыши, один почти полностью разрушенный подъезд – все говорило о том, что в дом попала бомба. Идущая по стене вверх внутренняя лестница подъезда сейчас была непристойно открыта для обозрения.