– Ты же знаешь, что это большой грех, – прошептала Карла. – Это преступление против Бога.
Анна с презрением смотрела на съежившуюся на полу Габриэллу, которая обнимала ноги матери.
– Вставай! – приказала она тоном, не допускающим возражений.
Габриэлла вздрогнула и сжалась еще больше, а Карла погладила ее по волосам.
– Мама, немедленно прекрати. Она всегда так делает. Прикинется маленькой девочкой – и ты растаяла, а с нее все как с гуся вода. Она должна немедленно встать.
Карла перестала гладить дочь по голове и что-то прошептала ей на ухо.
– Я сказала, вставай, – повторила Анна.
– Не бей меня больше, прошу тебя, – проговорила Габриэлла ребяческим, вкрадчивым голосом, опробованным и испытанным ею раньше уже не раз.
– Per amor del cielo[35]. Не собираюсь я тебя бить. Вставай.
Габриэлла кое-как поднялась на ноги, и София, уверившись, что Анна не станет больше драться, решила оставить все как есть. Это их семейное дело. Она уже подумывала выйти из комнаты, но ситуация выглядела настолько шаткой, что она не осмелилась бросить все на самотек.
Габриэлла встала, и Анна развернула ее к себе лицом:
– А теперь повторяй за мной: «Я спала с фашистским чернорубашечником».
– Я… спала с фашистским… – тут Габриэлла споткнулась.
– Чернорубашечником.
– Чернорубашечником, – повторила Габриэлла дрожащим голосом.
– «Хотя прекрасно знала, что это принесет зло моей семье».
– Хотя прекрасно знала, что это принесет зло моей семье, – как эхо повторила за Анной Габриэлла на этот раз шепотом.
– «У меня будет от него ребенок, и это покроет мою семью позором».
Габриэлла повторила и это.
– «И я совершила донос, который привел к гибели моего брата».
Габриэлла молчала и казалась в этот момент очень беззащитной. София, страшно напуганная жестокими ухватками Анны, чувствовала, что должна либо отвернуться и не смотреть, либо попытаться прекратить это, но, словно зачарованная, продолжала стоять, наблюдая разворачивающуюся перед ней сцену. Карла не смогла достучаться до Габриэллы. Может быть, сработает этот подход? София затаила дыхание.
– Повтори! – повысила голос Анна. – Повтори!
Габриэлла сделала глубокий, судорожный вдох.
– И я совершила донос…
Она расплакалась.
– Так, дальше давай! До конца! «Я совершила донос, который привел к гибели моего брата».
Габриэлла вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Я… совершила донос… который привел…
Тут плечи ее затряслись, и она отчаянно завыла.
Слышать этот вой, исполненный глубокого, мучительного страдания, было невыносимо, и София крепко сжала губы, чтобы самой не расплакаться. Но глаза все равно наполнились влагой, ей захотелось обнять Габриэллу, прижать к себе, и сердце ее сжалось, когда к этому добавились еще и всхлипывания Карлы.
«…привел к гибели моего брата», – проговорила Анна.
– К гибели… моего… брата… – повторила Габриэлла, в паузах всхлипывая и хватая ртом воздух.
– Хорошо, – сказала Анна, наконец удовлетворенная.
Подолом юбки Габриэлла вытерла лицо от слез.
– Прости меня, Анна. Я очень жалею, что так получилось. Поверь мне, прошу тебя.
– Ладно. Что жалеешь, это уже хорошо.
– Я знаю, ты никогда меня не простишь, я и не жду этого от тебя, – продолжала Габриэлла; голос ее все так же дрожал, но в нем уже слышались совсем другие нотки: с сестрой говорила повзрослевшая Габриэлла.
Анна пристально посмотрела на сестру, и София гадала, что будет дальше. Карла перестала всхлипывать.
– Но я очень-очень жалею, что все так получилось. Честное слово.
Несколько секунд никто не произносил ни слова.
– Я никогда за это себя не прощу, – шепотом продолжала Габриэлла.
Лицо Анны ничего не выражало; в тишине слышно было, как упала на пол булавка.
– Я уеду куда-нибудь далеко. Не хочу всех вас позорить. Я понимаю, что теперь уже ничего не исправить.
В комнате повисла томительная, напряженная тишина. София не знала, чего можно ждать дальше. Она сделала долгий вдох и медленно выдохнула, задаваясь вопросом, не настала ли ее очередь вмешаться. Снова решив, что не стоит этого делать, и бросила быстрый взгляд на окно: ей не хватало свежего воздуха.
Вдруг Анна протянула вперед руки. София так удивилась, что даже рот раскрыла, и Карла тоже посмотрела на дочь широко раскрытыми глазами.
– Иди ко мне, – сказала Анна, но Габриэлла не двигалась с места, словно не понимала, чего та от нее хочет. – Иди же ко мне, – повторила Анна.
Лицо Габриэллы вдруг осветилось, когда она поняла, и девушка бросилась в объятия сестры.
– Никуда ты от нас не поедешь, – прошептала Анна, обнимая ее. – Будем все вместе разбираться, мы же одна семья.
Габриэлла отстранилась от Анны и шмыгнула носом.
– Обещаю, что никогда больше не подведу вас.
– Только попробуй.
Габриэлла молча кивнула.
– А теперь самое время утереть слезы. Не будем же мы целый день сидеть здесь. У нас всех по горло работы.
Габриэлла заулыбалась, лицо ее засияло, как будто страшный груз упал с ее плеч.
– Простите меня, графиня София, за неожиданное вторжение, – чопорно сказала Анна, и София чуть не рассмеялась от такого ее церемонного обращения.
– Ничего страшного, не стоит думать об этом, – ответила она.
Сестры бок о бок вышли из комнаты, и в жизни их начался новый этап.
– Ну, что скажешь? – сказала София, глядя на Карлу. – Я такого даже не ожидала.
Карла недоверчиво покачала головой:
– Да и я тоже. Кто бы мог подумать? Может быть, Анна с самого начала была права и я Габриэллу слишком баловала?
– Мы-то с тобой знаем: ты делала все, что было в твоих силах. Все, что могла, чтобы уберечь своего и без того ранимого ребенка.
– Спасибо. Я думаю, сегодня Габриэлла у нас серьезно повзрослела.
– Нелегко ей придется жить, зная, какую роль она сыграла в гибели Альдо, – сказала София.
– Это правда. Но по крайней мере, она все осознала и теперь может начать… в общем… не знаю, как точно выразиться.
– Искупать вину?
– Ну да, что-то в этом роде, – улыбнулась Карла.
Глава 51
Через несколько дней, незадолго до полуночи, в Кастелло, грязные и измотанные, прибыли Максин и Эльза. Глядя на ввалившиеся щеки матери, ее помутившиеся глаза, София перепугалась и бросилась к ней: Эльза едва держалась на ногах от усталости и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Сгорая от нетерпения спросить, где отец, София отчаянно посмотрела на Максин, но, глядя на нее полными печали глазами, подруга лишь покачала головой. И София мгновенно все поняла. Отца больше нет. Дрожащим голосом она попросила Карлу наполнить им ванны и достать ночные рубашки, что та и сделала. Потом отнесла к ним в комнаты по тарелке супа с хлебом и, вернувшись, доложила, что обе легли спать.
Всю эту долгую ночь почти непрерывно над ними с громким гулом пролетали самолеты, но в коротких перерывах невозможно было не слышать приглушенных рыданий матери. София хотела пойти к ней и хоть как-то утешить, но что-то подсказывало ей, что сейчас матери нужно побыть одной. А тем временем у Софии в голове теснились тысячи вопросов. Ей нужно было точно узнать, что случилось с отцом, расспросить, нет ли новостей о Лоренцо. Она страдала от неизвестности, чувствовала себя совершенно несчастной и всю ночь не спала.
Утром София спустилась в свою маленькую гостиную, и уже скоро в дверях появилась Максин, а за ее спиной стояла ее мать, исхудавшая, похожая на привидение. По виду Максин можно было понять, что она словно старается как-то подготовиться к разговору, и, когда они обменялись взглядами, у Софии перехватило дыхание. София осталась на ногах, только слегка оперлась ладонью о стенку и подала им знак садиться. Максин присела на обитый синим бархатом диванчик, а Эльза с мертвенно-бледным лицом села на стул с твердой спинкой и напряженно застыла.
Сначала София бросила умоляющий взгляд на Максин.
– Ну что? – спросила она, со страхом ожидая услышать жуткую весть.
– Роберто… – начала было Эльза, голос ее звучал тихо, совершенно лишенный каких-либо эмоций.
София закусила кулак, чтобы только не закричать.
– Они… они… – заговорила она почти шепотом, – убили его?
– Не совсем так.
Эльза посмотрела на Максин и кивнула, как бы предоставляя ей возможность продолжить.
– Твой отец вынужден был скрываться, София.
София быстро заморгала, не в силах как следует осознать услышанное.
– Скрываться? Но почему? – спросила она.
– Кто-то его выдал, – ответила Эльза все тем же приглушенным голосом. – Немцы узнали, что он участвовал в незаконном печатании листовок. Потом твой отец заболел, и мы не смогли достать нужного ему лекарства.
София переводила взгляд с одной на другую, потом снова посмотрела на мать, которая обреченно покачала головой.
– Нам пришлось вывезти твоего отца из Рима, – сказала Максин. – Мне очень жаль… Он не выдержал испытаний и умер в пути.
– О mio signore![36] Не может быть. Только не отец. Только не он.
София с трудом сглотнула подкативший к горлу комок, ее душили слезы.
Максин и Эльза молчали.
– Ты… ты была при этом с ним? – спросила она у матери со всхлипом в голосе.
Эльза кивнула.
– Я этого не перенесу. Он знал, что умрет? Он сильно страдал?
– Он был очень болен. Да, знал, что ему осталось совсем мало. Но отошел он тихо. Просто уснул и больше не проснулся.
Глаза Софии наполнились слезами.
– Он знал, как сильно я его любила? Мама, я же никогда не говорила ему об этом. Ни разу.
– О моя девочка, конечно знал. Ты была светом всей его жизни.
– Максин сказала «нам пришлось», – прошептала София после короткого молчания. – Кому это «вам»? Только тебе и Максин?
Ломая руки, она оглядела комнату, словно ожидая найти еще кого-то, кто прятался в темном углу, потом повернулась к Максин.