И я сожалею об этом! Я сожалею об этом! (Указывая на письмо). Отец Уэлш! Отец Уэлш!
ВЭЛИН отражает КОУЛМЭНА. Они стоят, пристально смотря друг на друга, КОУЛМЭН кипит.
Коулмэн: А?!!
Вэлин: А?
Коулмэн: Я действительно любил Элисон О’Хулихэн! Мы может поженились бы, если бы не этот долбанный карандаш!
Вэлин: А зачем она сосала его остриём внутрь? Она сама искала горя!
Коулмэн: И она нашла его с твоей помощью, будь ты неладен! Этот карандаш мог убить Элисон О’Хулихэн!
Вэлин: И я сожалею об этом, я сказал. Что ты делаешь — бросаешь хорошие пироги в меня? Они стоят денег. Ты должен был сдержаться и успокоить себя, но вместо этого ты просто взбеленился. Душа Отца Уэлша будет теперь гореть в аду из- за тебя.
Коулмэн: Ты душу Отца Уэлша сюда не впутывай. Мы говорим о тебе, как ты втыкал карандаши в горло несчастным девчонкам.
Вэлин: Этот карандаш уже прошлогодний снег и я уже от всего сердца извинился за этот карандаш. (Садится). К тому же она была косоглазая.
Коулмэн: Не было у неё косоглазия! У неё были красивые глаза!
Вэлин: Но что-то с ними было не так.
Коулмэн: У неё были красивые карие глаза.
Вэлин: О да. (Пауза). Хорошо, теперь твоя очередь, Коулмэн. Попробуй переплюнуть меня. Ха.
Коулмэн: Попробовать перекрыть тебя, да?
Вэлин: Да.
КОУЛМЭН задумывается на секунду, чуть- чуть улыбается, затем садится обратно.
Коулмэн: Я сдержал себя сейчас.
Вэлин: Я вижу, что ты сдержал себя.
Коулмэн: Я совершенно спокоен сейчас. Хорошо выговориться и облегчить душу.
Вэлин: Это действительно хорошо. Я рад, что эта история с карандашом свалилась с моих плеч. Теперь я смогу спать по ночам.
Коулмэн: Это облегчение для тебя?
Вэлин: Это большое облегчение для меня. (Пауза). К чему ты клонишь?
Коулмэн: У меня есть одно [признание], и я ужасно сожалею об этом. О, ужасно сожалею я.
Вэлин: Что бы это ни было, ему далеко до этого случая, когда я воткнул карандаш в несчастную косоглазую Элисон.
Коулмэн: О, я думаю, ты прав. Только моё признание немного воняет. Ты помнишь, ты всегда думал, что это Мэртин Хэнлон отрезал уши бедному Лэсси?
Вэлин(уверенно): Я нисколько тебе не верю. Ты просто придумал это сейчас.
Коулмэн: Это был вовсе не кроха Мэртин. Теперь ты знаешь, кто это сделал?
Вэлин: Чёрта с два это был ты. Придумал бы что-нибудь получше, Коулмэн.
Коулмэн: Я притащил его к ручью, мои ножницы в руке, и он визжащий во всё его жирное горло пока дело не было сделано и он упал замертво без писка из этого вечно воющего долбаного пса.
Вэлин: Как ты видишь, это совсем не причиняет мне боль, когда ты врёшь. Ты не понимаешь правила [игры], Коулмэн. Признание должно быть правдой, а иначе это просто кретинизм. Ты не можешь хвалиться тем, что отрезал уши собаке, когда ты и пальцем не трогал этого пса, и все это знают.
Коулмэн(пауза): Доказательства, значит, тебе нужны?
Вэлин: Да, мне нужны доказательства. Иди принеси мне доказательства того, что ты действительно отрезал моей собаке уши. И принеси мне эти доказательства побыстрее.
Коулмэн: Я вовсе не собираюсь торопиться, Я потрачу столько времени, сколько мне надо.
Он медленно поднимается и лёгким шагом идёт в свою комнату и закрывает за собой дверь. ВЭЛИН терпеливо ждёт, нервно смеётся. После через десять секунд КОУЛМЭН возвращается лёгкой походкой, неся немного влажный коричневый бумажный пакет. Он берёт паузу на секунду у стола для драматического эффекта, медленно открывает пакет, достаёт большое чёрное пушистое собачье ухо, кладёт его на голову ВЭЛИНА сверху, достаёт второе ухо и тоже кладёт его ВЭЛИНУ на голову, кладёт пустой пакет на стол, разглаживает его, затем садится в кресло слева. ВЭЛИН всё это время смотрит пристально в пространство, онемевший. Он наклоняет свою голову так, что уши падают на стол, и он смотрит на них некоторое время. КОУЛМЭН берёт фломастер ВЭЛИНА, приносит его и кладёт на стол.
Коулмэн: Вот твоя авторучечка, Вэл. Почему бы тебе не пометить собачьи уши твоей буквой «» так что мы будем помнить, кому эти уши принадлежат.
Он садится обратно в кресло.
И хотел бы ты услышать кое-что ещё, Вэлин? Я сожалею, что обрезал собаке уши. Всем своим сердцем я сожалею, о да, потому что я сдержал себя сейчас, посмотри на меня…
Он слегка смеётся через нос. ВЭЛИН встаёт, смотрит пристально невидящим взглядом на КОУЛМЭНА секунду, идёт к буфету направо и, стоя спиной к КОУЛМЭНУ, вынимает из него мясницкий нож. В этот же короткий момент КОУЛМЭН встаёт, снимает ружьё [со стены] над плитой и садится с ружьём в руках. ВЭЛИН поворачивается, нож наготове. Ружьё направленно прямо на него. ВЭЛИН теряет немного присутствие духа, обдумывает ситуацию секунду, смелость и злость возвращаются к нему, он медленно приближается к КОУЛМЭНУ, поднимая нож.
Коулмэн(удивлён, немного испуган): Что ты делаешь, Вэлин?
Вэлин(решительно): Ничего я не делаю, Коулмэн, сейчас убью тебя вот и всё.
Коулмэн: Положи этот нож обратно в ящик, ты.
Вэлин: Нет, я воткну его сейчас в твою голову.
Коулмэн: Видишь это моё ружьё?
Вэлин: Мой бедный Лэсси, который мухи никогда не обидел.
ВЭЛИН подошёл вплотную к КОУЛМЭНУ, так что дуло ружья упирается ему в грудь. Он заносит нож как можно выше.
Коулмэн: Что ты делаешь? Прекрати это.
Вэлин: Я прекращу это, хорошо…
Коулмэн: Душа Отца Уэлша, Вэлин. Отец Уэл…
Вэлин: Душа Отца Уэлша, будь всё проклято! Душа Отца Уэлша была в стороне, когда ты отрезал моей собаке уши и хранил в кульке!
Коулмэн: Так это было год назад. Какое это имеет отношение?
Вэлин: Прощайся с жизнью, сволочь!
Коулмэн: Ты тоже должен прощаться с жизнью, потому что я возьму тебя с собой.
Вэлин: Неужели похоже что меня это трогает?
Коулмэн(пауза): Э э, подожди подожди…
Вэлин: Что…?
Коулмэн: Посмотри на моё ружьё. Посмотри куда оно направленно, видишь…?
КОУЛМЭН отводит ружьё в сторону и вниз от груди ВЭЛИНА и направляет его на дверцу плиты.
Вэлин(пауза): Убери это ружьё от моей плиты, понял.
Коулмэн: Нет, не уберу. Вонзай нож теперь. Твоя плита погибнет со мной вместо тебя.
Вэлин: Оставь…что…? Я заплатил за неё триста фунтов, Коулмэн…
Коулмэн: Я прекрасно это знаю.
Вэлин: Оставь плиту в покое. Это просто хитрость, да и всё.
Коулмэн: Отойди ты вместе с этим ножом, маменькин сынок.
Вэлин(чуть не плача): Ты вообще не мужик — наставляешь ружья на плиты.
Коулмэн: Меня не колышет: мужик или нет. Отойди, я сказал.
Вэлин: Ты просто…ты просто…
Коулмэн: А?
Вэлин: А?
Коулмэн: А?
Вэлин: Ты совсем не мужик.
Коулмэн: Теперь отойди, плакса. Уступи для себя же самого. Ага.
Вэлин(пауза): Что ж, я уступаю.
Коулмэн: Это было бы самое лучшее.
ВЭЛИН медленно отступает, кладёт нож на стол и печально садится рядом, нежно гладя уши своей собаки. КОУЛМЭН всё ещё держит дверцу плиты под прицелом. Он чуть-чуть качает головой.
Коулмэн: Я не могу поверить, что ты поднял на меня нож. Нет, я не могу поверить, что ты поднял нож на своего собственного брата.
Вэлин: Ты поднял нож на мою собственную собаку и направил ружьё на нашего собственного отца и причинил гораздо больше вреда, чем этот несчастный нож.
Коулмэн: Нет, я не могу поверить в это. Я не могу поверить, что ты поднял на меня нож.
Вэлин: Перестань долдонить об этом ноже и убери ружьё прочь от моей долбаной плиты, на случай если оно выстрелит случайно.
Коулмэн: Случайно, да?
Вэлин: Есть на этом ружье предохранитель, а?
Коулмэн: Предохранитель, да?
Вэлин: Да, предохранитель! Предохранитель! Что, я тысячу раз должен повторить?!
Коулмэн: Предохранитель, ага…
Он вскакивает на ноги, направляет ружьё вниз на плиту и стреляет, разбивая на части правую сторону. ВЭЛИН падает на колени в ужасе, закрыв лицо руками. КОУЛМЭН взводит курок ружья снова и разносит на куски и левую сторону [плиты], затем беспечно садится обратно.
Нет, вообще нет предохранителя, Вэлин. Представляешь?
Пауза. ВЭЛИН всё ещё на коленях, онемевший.
И я скажу тебе ещё кое-что…
Он неожиданно вскакивает опять и, держа ружьё за ствол, начинает крушить им статуэтки, разбивая их на куски, летящие по комнате, пока не остаётся ни одной стоящей статуэтки. ВЭЛИН кричит всё это время. Закончив, КОУЛМЭН опять садится, ружьё лежит у него на коленях. ВЭЛИН всё ещё на коленях. Пауза.
И не пытайся говорить, что ты это не заслужил, потому что мы оба прекрасно знаем, что так тебе и надо.
Вэлин(оцепенело): Ты сломал все мои статуэтки, Коулмэн.
Коулмэн: Да, я сломал. Видел, как я орудовал?
Вэлин: И ты разнёс в дребезги мою плиту.
Коулмэн: Это отличное ружьё для того, чтобы делать дырки в вещах.
Вэлин(вставая): И теперь у тебя не осталось патронов в этом отличном ружье.
Он лениво снова берёт нож и приближается к Коулмэну. Но в это же время КОУЛМЭН открывает ствол, выбрасывает использованные гильзы, шарит в своём кармане, достаёт сжатый кулак, в котором может есть патрон, а может его и нет и заряжает или имитирует что заряжает его в ружьё. Ни ВЭЛИН, ни зрители не знают, заряжено ружьё или нет. КОУЛМЭН защёлкивает затвор и лениво нацеливает ружьё в голову ВЭЛИНА.