— Но я сожалею о боли, которую мое прошлое причинило тебе сегодня вечером. Прости, что из-за моей небрежности, из-за моей провала ты прошла через это. Я должен был прогнать их раньше. Следовало немедленно и жестко пресечь их ухаживания, но я был отвлечен. Все, о чем я мог думать, — это ты.
Ее хватка на его запястьях усилилась, но она больше не сопротивлялась, заглядывая ему в глаза.
— Ты не целовал ее?
— Нет, — Киан вытер еще больше ее слез. — Все, что я тебе сказал, было правдой. Я провел четыреста лет, поглощая радость всех окружающих, как… гребаный вуайерист. Несмотря на то, со сколькими людьми я был, я ни разу не чувствовал себя частью чего-либо. Я всегда был вне. Я всегда был… одинок. Но ты что-то пробудила во мне, Фиалочка. Все эмоции, которые я получал от людей, все связи, которые они создавали вокруг меня, я, наконец, понимаю. Я, наконец, чувствую это сам. Наконец-то я могу сказать, что эти эмоции принадлежат мне, и все они из-за тебя.
Черты лица Уиллоу напряглись, как будто она изо всех сил старалась снова не заплакать. Но теперь на переднем крае ее эмоций была не грусть или обида. Это было что-то теплое, что-то ободряющее.
— Киан…
Он улыбнулся и опустил лицо, касаясь губами ее лба.
— Я был бы опустошен без тебя, Уиллоу. Так же, как был все те годы, прежде чем нашел тебя. Ты дала мне то, что я хотел, — Киан отстранился и снова встретился с ней взглядом. — Ты научила меня любить, моя маленькая смертная. И я люблю тебя.
Уиллоу прыгнула к Киану и обвила руками за шею, застав врасплох. Она прижималась к нему крепко, отчаянно. Тихие звуки ее плача привлекли внимание нескольких прохожих. Киан обнял Уиллоу и крепко притянул к себе, свирепо глядя на любого, кто осмеливался бросить осуждающий взгляд в их сторону.
Он хотел бы произнести эти слова где-нибудь наедине, вдали от любопытных глаз. Хотел бы, чтобы его признанию предшествовало счастье, а не боль и тревога. Но он никогда не пожалеет, что сказал ей, что любит ее.
И теперь, когда эти слова вышли наружу, он будет повторять их снова и снова, независимо от времени, места, аудитории.
— Прости, — сказала она хриплым от эмоций голосом. — Я не пытаюсь изменить тебя. Я не хочу менять тебя.
— Ах, моя Фиалочка, — Киан провел рукой по ее волосам, прижимая ее немного крепче. — Я всегда буду инкубом. Это никогда не изменится. Единственная разница в том, что теперь я твой инкуб. Я выбрал это. Я выбрал тебя.
Она шмыгнула носом и вцепилась в его рубашку.
— Когда я увидела тебя, когда я увидела, как она целует тебя… Все, о чем я могла думать, было самое худшее. Для меня это всегда было так: одно разочарование за другим. Я не могла дышать, Киан. Я не хотела, чтобы ты тоже оказался таким. Но ты был там с ней, и… и… Это было так больно.
Ее слова обволокли его сердце и сжали, и Киан почувствовал каждую частичку ее тоски, каждую частичку ее боли. Он поцеловал ее в волосы.
— Я никогда не предам тебя, Уиллоу.
Уиллоу прерывисто вздохнула.
— Я люблю тебя.
Киан заставил себя не двигаться, чтобы не раздавить ее в своих объятиях, чтобы не сбросить гламур прямо здесь, на глазах у всех этих смертных, и не улететь со своей парой в объятиях, чтобы не поцеловать ее с такой страстью, что они оба растают на месте. Звук этих трех слов, слетевших с ее губ, затмил все удовольствие, которое он испытывал на протяжении всей своей жизни.
— Я поняла это в клубе, — продолжила она, — пока мы танцевали. И это… Боже, это напугало меня, Киан. Я боролась с этим все это время, пыталась убедить себя, что это не любовь. Я… я не хотела влюбляться в тебя, потому что знала, что если когда-нибудь потеряю тебя… это разобьет меня вдребезги, — она покачала головой и отстранилась, чтобы посмотреть на него снизу вверх, ее глаза сияли. — Но не имело значения, как сильно я боролась с чувствами, потому что я знала, что уже была влюблена в тебя задолго до сегодняшнего вечера.
Он позволил ее эмоциям перетечь в него, позволил им наполнить его, и даже когда они полились через край, он впитывал больше. Ничто и никогда не было так приятно. Приятно и… знакомо. Он чувствовал это от нее раньше, и, хотя в то время не понимал, что это было, какая-то часть его осознавала это.
Удивительно, но, несмотря на силу ее любви, несмотря на ее полноту, любовь Киана к ней оставалась такой же сильной. Его собственная радость не угасала, яркая, как прежде. Он не понимал, как в нем может быть столько места для таких сильных чувств, но не стал задаваться вопросами. Он будет их это вечно.
— Уиллоу… — Киан убрал руки, обнимавшие ее, и откинул волосы назад, убирая выбившиеся пряди с ее лица. Его большие пальцы вытерли последние слезы. — Есть место, куда я хочу сводить тебя. Место, куда я никогда никого больше не приводил.
Двадцать девять 
Хотя поездка на машине была тихой, Уиллоу находила в ней утешение и радовалась передышке от шума и толпы в ночном клубе и на оживленном бульваре. Она устала, как физически, так и эмоционально, и было приятно оказаться вдали от всего этого, посидеть и отдохнуть, имея возможность услышать свои собственные мысли.
Но было нечто гораздо большее.
Молчание между ней и Кианом, пока он вел машину, было теплым, естественным и каким угодно, только не пустым. Все сказанные ими слова, все эмоции, которые они разделили, эхом отдавались в воздухе, не будучи озвученными. На это короткое время их язык был языком прикосновений и взглядов — его рука на ее бедре, твердая и собственническая, но нежная; взгляды, столь же многозначительные, сколь и краткие; легкий изгиб губ в выражении удовлетворения.
Эти маленькие жесты передавали все, что они с Кианом могли бы сказать друг другу.
Мягкая улыбка появилась на ее губах. Уиллоу была влюблена в мужчину, который отвечал ей такой же любовью, если не большей.
По мере того, как двигались все дальше в сердце Мемори, Ее глаза блуждали, привлеченные всеми этими огнями и все более высокими зданиями. Она не часто бывала в центре города, особенно ночью, и не могла даже предположить, куда они направлялись.
Наконец, Киан свернул в гараж в основании высокого здания. Он следовал по стрелкам вверх, уровень за уровнем, пока они не достигли зоны с большими зарезервированными парковочными местами. Он остановился на одном из них, прямо перед рядом лифтов.
Они вышли из машины, и он, обняв Уиллоу за плечи, повел ее к единственному лифту в конце короткого холла. На нем была надпись Частный. Он вставил ключ под клавиатуру на стене, повернул его, а затем ввел PIN-код. Двери лифта бесшумно открылись, и они с Уиллоу вошли внутрь.
На внутренней панели управления было только два варианта — Гараж и Пентхаус. Киан нажал на последний.
Трепет в животе Уиллоу был вызван не только движением лифта вверх. Он… он ведет ее к себе домой? Это происходит на самом деле?
Ее беспокойные пальцы играли с тканью юбки. Уиллоу сжала губы, едва удерживаясь от того, чтобы не начать подпрыгивать от волнения.
Киан усмехнулся. Насыщенный, страстный звук проник прямо в ее центр.
— Возбуждена?
Она подняла на него глаза.
— Нервничаю.
Его лицо смягчилось, и легкая, едва уловимая тень недовольства коснулась его губ.
— Почему ты нервничаешь?
— Это твой дом.
Он задумчиво хмыкнул.
— Моя резиденция. Место, где я провожу время. Но дом… это слово не совсем подходит.
Брови Уиллоу нахмурились.
— Почему?
— Дом. Разве это слово не подразумевает большего? Чувство комфорта, сопричастности? Жизни? — он усмехнулся. — Я существовал здесь. Но только в последний месяц я вообще жил.
Я провел четыреста лет, поглощая радость всех окружающих, как… гребаный вуайерист. Несмотря на то, со сколькими людьми я был, я ни разу не чувствовал себя частью чего-либо. Я всегда был вне. Я всегда был… одинок.
Ее сердце сжалось из-за него. Быть живым так долго, просто существуя?
Лифт объявил об остановке мягким звоном. Уиллоу повернулась вперед и сделала глубокий вдох.
Пентхаус. Долбаный пентхаус. Она понятия не имела, чего ожидать, особенно от места, принадлежащего четырехсотлетнему инкубу.
Двери плавно открылись.
Пространство перед ней было обширным и открытым, хотя из-за цветов оно казалось меньше. Крошечные тусклые лампочки на потолке создавали свечение, более подходящее для выставочного зала, чем для дома. Серый деревянный пол был выложен наклонными планками, образующими чередующиеся узоры в виде стрел, а стены представляли собой сочетание современной серой кирпичной кладки и черных деревянных панелей с легким намеком на викторианский стиль.
Киан вывел ее из лифта. Впереди были длинные черные диваны, стоящие на черном ковре, приставные тумбы и журнальный столик в черных, серебряных и прозрачных тонах из полированного стекла, а также длинный камин, заключенный в стекло, с замысловатой кирпичной кладкой у основания. На стене напротив большого дивана был установлен огромный телевизор. Каждая подушка выглядела идеально уложенной, каждая мелочь лежала точно на своем месте. Даже подставки для стаканов были аккуратно сложены, словно их никогда не использовали.
У одной стены стоял огромный черный книжный шкаф, до краев заполненный книгами, в другом углу — черное пианино, а рядом на подставке — скрипка.
Теперь она прекрасно понимала, что он имел в виду. Хотя это место было стильно обставлено, здесь темно и холодно. В нем нет жизни. Не было ни фотографий, ни безделушек, ни предметов коллекционирования, сувениров или произведений искусства, которые говорили бы о Киане, его характере или жизни.
— Минутку, — Киан протянул руку в сторону и коснулся панели управления на стене.
Камин вспыхнул с новой силой, сразу добавив тепла в комнату, и занавески вдоль двух стен раздвинулись.
У нее перехватило дыхание. Окна от пола до потолка выходили на город.
— Добро пожаловать в то место, где я иногда сплю, Уиллоу.