– Ну, знаешь, смысла в твоей писанине и без того не много, – поделился Кибальчиш, – а содержание может быть опасным даже при всяком отсутствии смысла. Абстрактное искусство, слыхал?
– Так точно. Но не разделяю.
– Молчать, тварь, сука, фашист!!! Пристрелю, падла, прямо тут! – снова заорал подполковник, на этот раз прямо мне в ухо, так что оросил меня слюной.
Я вздрогнул и втянул голову в плечи. Мне показалось, что Кибальчиш сейчас тяпнет меня за ухо, как собака. Но он просто продолжал бесноваться.
«Припадочный» – подумал я.
– Вы, рядовой, потеряли все ориентиры! Что это за беспрерывные пьянки, что за подрыв боеспособности? За полгода вы три раза ходили в самоходы и приносили водку из Тикси!
«Не три, а пять, – тоскливо подумал я. – Но кто же стучит?» Кибальчиш успокоился так же быстро, как и завёлся.
– Плохо дело, сынок, исправляться нужно, пока не поздно. На боевых дежурствах пеленговать нужно, а не стишки писать. Кстати, где ты был шестнадцатого января?
– Как где, товарищ подполковник? На дежурстве. Пурга была. Тут не ошибёшься. Я же дежурю шесть-через-шесть.
– Ага. А тринадцатого января дежурил?
– Так точно.
– А девятого? А семнадцатого?
– Дежурил.
– И всё было благополучно? Вражьи голоса не слушал?
– Так точно. В смысле, никак нет, не слушал. Ничего особенного не было… Я не помню. Можно проверить по журналу.
– Проверим, сынок, всё проверим. Распишитесь о неразглашении профилактической беседы.
Я расписался в каком-то лиловом бланке.
– Идите, рядовой.
– Разрешите идти?
– Идите!!! Рядовой!!!
– Спасибо. До свидания, товарищ подполковник.
Я поднялся, повернулся по уставу. Кибальчиш дождался, когда я возьмусь за дверную ручку, и сказал мне в спину:
– И помни, сынок, уголовное дело – это тебе не брюки с рантом. Уголовное дело шьется в пять минут. Раз – и ты уже на стройках социализма… Так что веди себя потише… И еще, к вопросу пьянки. Делай интервалы, сынок.
Наверное, увидев привидение, я бы не испугался больше, чем сейчас. Почти дословная цитата из случайно услышанной мною передачи «Голоса Америки»? Что это? Не могут же они знать всего… Или я случайно записал передачу на магнитофон? Или совпадение? А может, Кибальчиш просто слушает вражьи голоса и запоминает удачные выражения? Ну да. В блокнот записывает… Бред какой-то…
– Что вы застыли, рядовой, – подтолкнул меня голос подполковника, – закройте дверь и помните о подписке.
Первым делом я поймал гуся Второго Подразделения и велел ему бежать бегом и передать Панфилу, чтобы тот немедленно пришёл в чипок. Затем, оглядываясь, сам отправился в чайную.
Мне казалось, что за мной следит пристально тень подполковника Кибальчиша.
Панфил пришел минут через десять вместе с Чучундрой. Я изложил им весь разговор.
– Сейчас ты совершил преступление, – заметил Чучундра, – сам же сказал, что давал расписку.
Панфил вдруг обнял меня.
– Молодец, – сказал он прочувствованно, – совсем ещё юноша, стихи так себе, можно сказать дрянь, а уже печатаешься. Поздравляю!
– Не завидуй, придурок, там в особом отделе твоих виршей уже полное собрание сочинений лежит, я уверен… Всё знают, паскуды. Молчат и наблюдают… Чуваки, он же меня не за этим вызывал! Что ему стишки и пьянки… не его уровень, в натуре. Он про числа в январе спрашивал. Датами интересовался, гад. А мы частоту когда запустили? А? Именно. Девятого. И ответа нет до сих пор. Суши́те сухари… приплыли…
– Так он только с тобой говорил. По идее должен был с Панфила начать.
– Может, ещё позовёт. Ладно, мне пора. Джаггера предупредите. Не нравится мне всё это… Да, и хорош болтать, что попало, по телефонам. Встретимся дня через три, перетрём.
– Скорбны дела наши, братушки, – сказал Панфил. – А пока вот, слушайте:
…Чёрные водители
Ночных трамваев
Мы-то их не видели.
Мы не знали.
Мы, катясь по рельсам
Чёрным
Не гадали.
Много пропускали,
Много забывали.
Чёрные водители,
Нас простите ль вы?
У воды застыли
Мраморные львы.
С черною улыбкой
Чёрны и мрачны
Мраморные, мраморные, мраморные
Львы.
На ночных водителей
Лучше не надейся.
По любви катились мы,
Как по рельсам.
Повороты скользкие,
Близкие глаза.
Рельсы параллельные —
В сторону нельзя.
– Вот если тебя этот х…..иш-Кибальчиш вызовет, ему этот бред и прочитай, – мрачно сказал глуховатый к поэзии Чучундра.
Панфил подумал минуту, прислушался к чему-то внутри себя и ответил:
– А по-моему, вовсе неплохо…
32
…Через три дня выяснилось, что Кибальчиш успел поговорить со всеми.
Правда, на Чучундру он не кричал, называл его молодым человеком и сообщил, что втайне верит в приоритет братьев Райт, а вовсе не Можайского, в изобретении самолета. Панфилу сказал, что в юности сам писал басни, и прочитал одну малоизвестную авторства Крылова, выдав за свою. На Джаггера орал непрерывно, грозил придушить струной от бас-гитары, матерился по-английски и даже дал слегка по уху.
Единственным общим местом во всех этих спектаклях были ненавязчивые вопросы о девятом января.
Нам стало ясно, что с запуском частоты мы здорово лажанулись. Непонятны пока были только последствия. Но вскоре все разъяснилось.
– Бабай, есть разговор, – отводя глаза, сообщил мне Кролик.
– Что случилось?
– Вызвони пацанов, нужно встретиться, подгребем в часть, там и поговорим.
– Что за Мадридский двор с тайнами?! – возмутился я. – Давай выкладывай!
Кролик стоял на своем, мол, скажет только всем, а не порознь.
– Знаешь что, – сказал я, разозлившись на его упрямство, – тогда давай сам и договаривайся, сам и звони.
Кролик, к моему удивлению, спорить прекратил, а пошёл в роту и в течение четверти часа отыскал по телефону всех требуемых лиц.
– Собирайся, – сказал мне Кролик, – через час встречаемся в части, в клубе.
– Ты затеял концерт самодеятельности?
– Там спокойней.
И мы пошли. Всю дорогу Кролик упорно молчал, и мне пришлось общаться исключительно с полярным сиянием.
Джаггер встретил нас у клуба и провел в пыльную кладовку с инструментами. Панфил с Чучундрой ждали нас, положив ноги на барабан и покуривая.
– Не знаю, как начать, – сказал Кролик.
– Ты уже начал, – подбодрил его Чучундра. Теперь главное – не останавливайся.
– Так вот. Был я вчера в самоходе. Риткин муж вечером дежурил по конторе своей. А я, значит, пришел с сеструхой пообщаться.
– Ну в натуре, водка, котлеты, семейные фото, все дела… что дальше? – перебил Джаггер.
– Дела, пацаны, херовые. Муж Риткин в особом отделе служит, при управлении… Не знали? Вот. А Ритка, в другом отделе, типа по кадрам, вольнонаемная секретарша. Позвал он её к себе в кабинет, чтобы она помогла дела кое-какие подшить, в порядок привести…
– Режим секретности это строго запрещает, – влез Джаггер.
– Ну, так он его не соблюл. Короче, Ритка мне передала, что она сама, лично, видела дело на вас четверых. На столе лежало. Читать все не стала, боялась, что он зайдет. Но на первом листе вы все с фотками в наличии. То есть Панфила с Джаггером она видела тогда в «Лакомке», а про остальных слышала. Имена-то ваши знает через меня… А главное, там рапорт и требование выписано на арест. Пока не подписано. Начальник их в Москве, после праздников вернется. Похоже, тогда и подпишет…
– Это какая же сука нас спалила? – поинтересовался Джаггер.
– Панфил, – сказал Чучундра, – похоже, что отпуск тебе за новую частоту не дадут. Что ты молчишь? О чём ты вообще думаешь?
– Я думаю, что лучше, дисбат или кича, – мрачно ответил Панфил.
– Так вон оно что вы замутили, – сообразил, наконец, Кролик, – частоту запустили… Кто знал, кроме вас?
– Да никто. Ну, радисты знали, но с ними только я дело имел, – растерянно произнёс Чучундра. – Но радисту я вас не называл. Он получил только частоту, время и пеленг!
– Ладно, Чучундра, сгорели мы, – устало сказал Панфил, – если что-то у чукотских коллег не сработало, и их попалили, то через нашего радиста нас всех вычислить – раз плюнуть.
– Точно, – не к месту радостно затараторил Джаггер, – я бы сразу вычислил! Время есть, частота есть, кто первый доложил, того и за жопу! Кто пеленг липовый написал, того и за хобот.
– Вот-вот. Кто эту частоту сочинил, того и за яйки, – добавил Чучундра. – Кстати, Джаггер, а ведь ты один не при делах, реально отмазаться можешь. Никто не докажет, что это ты частоту сочинил. А мы молчать будем.
– Вот уж хрен! – возмутился Джаггер. – Я, можно сказать, главное сделал, стоял у истоков, всю смену «талмуд» листал, сочинил частоту первый сорт. Я не виноват, что радист чукотский падлой оказался…
– Да может это наш радист?
– Всё равно я не виноват!
– Джаггер, послушай, идиот! – взял его Панфил за грудки, – заткнись и забудь всё, что было. Ты ничего не находил и не сочинял, мудило! Это же дисбат или тюрьма…
– А там что, не люди? – разъярился Джаггер, отбиваясь от Панфила. – Убери грабки, конь! Вместе замутили, чуваки, вместе и хлебать. Спасибо, Кролик, что предупредил. Я же говорил, что сеструха твоя – клевая бикса. Не подвела!
Мы покурили, подумали. Ещё покурили. Не придумывалось ровным счетом ничего. Положение было отчаянное.
– Что ж мы, просто так расколемся, что ли? – сказал я. – У нас есть преимущество. Они не знают, что мы уже всё знаем. Значит, если что, допрашивать будут порознь.
– Точно, – сказал Чучундра, – а коли так, нужно расписать весь сценарий. Кто и что говорит, чтоб всё наизусть и во всех деталях. На мелочах эти суки ловить будут. Колоться нельзя, нас четверо, за групповое – всегда больше дают.