– Все в порядке? – тихо спросил его Матвей, закрывая собой меня на всякий случай.
– Все отлично. Способ со свечкой в церкви работает. Пока что. В церкви Петра и Павла скоро будут думать, что я сильно верующий, каждый день начинаю с молитвы и свечки перед алтарем.
– Без разницы, что они будут думать.
Если все в порядке, я поехал.
Матвей удалился, шагая громко и быстро, и сухие сучья возмущенно трещали у него под ногами.
– Что будем делать? – спросила я.
– Я соскучился, – тихо сказал Марьян. – Хочешь, поедем ко мне? У меня есть маленький домик в дальнем лесу. Это не здесь, это за селом Подберезцы.
«Он может увезти меня и убить», – мелькнула в голове здравая мысль и тут же пропала. Я и сама очень соскучилась по Марьяну. И теперь, когда он стоял рядом – высокий, сильный, спокойный – и смотрел на меня так просто, так ясно и открыто, мое сердце забилось, как бешеное. Оно словно обрело собственный голос, мое сердце, и я поняла, что не могу отказаться. Не могу быть осторожной и благоразумной.
И к тому же Матвей, посмотрев на Марьяна, остался спокоен. А он умеет чувствовать опасность. Потому я согласилась. Спросила, далеко ли это, и Марьян ответил, что не очень.
– Мы поедем на машине, – сказал он. – Не на «Дачи» моего отца, а машине деда. Это старая черная «Волга». Приметная тачка, когда-то все знали, кому она принадлежит. Мой дед не отличался тихим нравом.
Мы через лес вышли к соседнему селу Лысынычи – маленькому, но очень живописному, и на повороте, у магазинчика, я увидела черный приплющенный силуэт «Волги». Машина казалась мрачной и даже немного зловещей. Ее слегка помятый бок, круглые фары и проржавевшие диски словно напоминали о том, что она многое повидала на своем веку.
– Она на ходу, не переживай, – сказал Марьян, заметив мою нерешительность.
– Уверен, что из ее мотора не вылезет какой-нибудь черт? – пробормотала я, замирая перед черной дверцей.
– На все сто, – усмехнулся Марьян. – Но спрашиваешь не зря. Мой дед совершил на этой машине немало подвигов. Его узнавали.
– Что за подвиги?
– Всякое случалось в кланах. Не такое крупное, как Надия Совинская, но случалось. Хотя бы тот пожар, в котором погиб твой отец.
– Что-то знаешь про него?
– Только слухи. Но дед там был. Отец знает больше, но не хочет рассказывать. Говорит, что это не наше дело. Поехали. Дед оставил мне не только Желанную и эту машину, но и еще кое-что.
И мы поехали.
«Волга» двигалась как ненормальная. Подскакивала на каждом, даже микроскопическом, ухабе и странно тарахтела, словно в ее моторе спрятали целую гору гаек и шурупов. Мне казалось, что двигатель этой старушки вот-вот заглохнет, но, как ни странно, мы ехали и ехали.
Миновали два села, завернули за сельское кладбище и снова оказались в лесу. Деревья приняли «Волгу» как родную, сомкнулись над ней высоким шатром, и солнечный свет почти пропал, остался лишь лесной влажный сумрак.
Дороги, можно сказать, не было, и храбрая машина, отчаянно тарахтя и высоко подпрыгивая, забиралась вглубь по еле заметной тропке, почти не тормозя на прелой листве. Медленно поднимаясь в гору, мы наконец добрались до домика.
Он был одноэтажный, деревянный и внешне выглядел как обычный сруб, только окна были из металлопластика и дверь – вполне себе современная, с резными филенками и кованой решеткой на небольшом овальном окошке. На окнах белые шторки, кирпичная труба выкрашена белой краской.
– Добро пожаловать ко мне домой, – улыбнулся Марьян, выбираясь из уставшей «Волги».
Машина действительно выглядела так, словно трудилась сверх меры и теперь вот-вот сдует шины и уляжется на прелую листву отдыхать.
– Чудом добрались, – сказала я, ежась от внезапного холода.
Действительно, похолодало. То ли от того, что деревья почти не пропускали солнечный свет, то ли потому, что ползли тяжелые облака, собирающиеся пролиться дождем.
– Нормально. Заходи.
И Марьян, слегка погремев ключом, открыл дверь.
Внутри домик оказался невероятно милым. Просторная кухня, пол, покрытый плиткой цвета шоколада, кирпичная печь и дрова в корзине. Я стянула куртку и подумала, что огонь сейчас был бы очень кстати.
– Здесь электрическое отопление, но мы затопим камин, – словно в ответ на мои мысли сказал Марьян. – Сейчас сделаем.
Повесив на деревянный крючок куртку, мой парень взялся за дрова, а я сунулась на кухню. Там стоял диван, столик, над ним – абажур. Два больших окна с видом на лес. Я подошла к одному: громадные деревья уходили ввысь, кусты шиповника дрожали от ветра, и на гору прелых листьев время от времени падали редкие капли дождя.
Одинокий тихий домик в лесу, куда не сунется чужой, не потревожит, не помешает.
Марьян предусмотрительно привез продукты – сыр и колбасу на бутерброды, лоток с мороженым и пару куриных филе. Я, конечно, была не таким умелым кулинаром, как моя сестра, но что можно сделать с мясом, понимала.
На кухне нашлась и плита с духовкой, и мясо, посоленное и приправленное, отправилось туда. Бутерброды были порезаны – себе только кусочки колбасы с сыром, потому что хлеб по-прежнему казался мне несъедобным продуктом. Мороженое было разложено по маленьким чашкам.
Марьян присоединился ко мне.
– Знаешь, – заговорил вдруг он серьезным и тихим голосом, – мне не хватало наших встреч. Вчера вечером я тоже был в церкви. Поставил свечу и вышел. А на улице пусто и темно, и я вдруг почувствовал, что не хочу ехать домой, и делать мне больше нечего, и ничто не увлекает и не интересует. Пустота вокруг. Я понял, что уже несколько месяцев жил только мыслями о тебе. Ты занимала всю мою жизнь. Я ждал встреч, планировал, куда мы пойдем и что будем делать. Или стремился к тебе домой по вечерам. Ехал и представлял, как ты будешь рассказывать про свой университет, про новых подруг, станешь возмущаться строгостью преподавателей и медленностью водителей такси, а я буду слушать и отпускать веселые замечания.
Марьян разложил бутерброды на тарелке и взглянул на меня. Глаза у него были серьезные и немного грустные.
– Я понял, что моя жизнь без тебя пуста, Мируся. – Сокращенный вариант моего имени прозвучал невероятно нежно и мягко.
– Но ты не остался без меня, – решительно заявила я, – и не останешься. Мы найдем Желанную…
Он не дал мне договорить. Закрыл мой рот ладонью – пальцы пахли терпким сыром – и покачал головой:
– Ничего не говори. Это я и так знаю. Просто скажи, что ты меня тоже любишь. Сейчас самое время сказать именно это.
– Я тебя люблю. Я тебя очень люблю, Марьян, – четко произнесла я и обняла его.
Прижалась к черной рубашке (пуговичка теплым кругляшком вдавилась в щеку), обвила шею Марьяна руками и поцеловала его в губы.
Он ответил не сразу, сначала осторожно целовал меня, словно проверяя – не грянет ли молния от того, что Выполняющий желания целует девушку. После все сильнее и сильнее, и меня уносило в вихре невероятных ощущений. Наконец он отстранился, глянул – весело, как мне показалось, – и сказал, что нам пора поесть.
– Ты такая худющая, точно бродячая кошка, – пояснил он, подначивая меня.
– И как ты умудрился в такую влюбиться? – спросила я.
– Не только я в тебя влюблен. Матвей тоже пошел бы за тобой на край света.
– Матвей – хороший парень.
– Кстати, про Матвея. – Марьян нахмурился. – Он что-то скрывает. То ли что-то прочитал в дневнике своего прадеда, то ли раскопал еще какую-нибудь информацию. А может, и вспомнил кое-что.
– Откуда у тебя такие мысли?
– Я вижу. Я просто вижу, когда говорят неправду или не всю правду. Вроде бы и не лгут, но недоговаривают. Это как с Желанной. Я тогда не догадался спросить: «Матвей, что ты сделал с книгой?» А потом стало уже поздно.
– Ты считаешь его виноватым? – нахмурилась я.
– Да, я считаю его виноватым. Он уже не ребенок и должен был понимать, что делает. Такое ощущение, что ему просто снесло башню после того, как он превратился в медведя, вот он и оставил Желанную. А я был уверен, что книга сгорела.
– Но он же говорил, что ее так просто не уничтожить.
– Это его догадки. Просто догадки. Он ведь не пробовал, правильно? Так чего теперь утверждать? Не будем сейчас об этом говорить. Давай просто сядем и поедим у огня. Слышишь, как уютно потрескивают дрова?
Домик деда Марьяна был очень маленьким. Коридор, кухонька, туалет с ванной и спаленка, в которой стояла кровать с деревянными балясинами, множество полок с книгами и тяжелый деревянный шкаф. Мы устроились у камина на диванчике, и Марьян зажег толстые свечи, пояснив, что так будет уютнее.
Нам действительно было тепло и уютно. За окном поднялся ветер и полил дождь – бесконечный осенний дождь. А у нас потрескивали дрова, пахло древесной корой, кофе и сыром, и я чувствовала, как блаженное тепло растекается по всему телу, до самых кончиков пальцев.
Или это грела меня любовь к Марьяну?
Мы говорили о всякой ерунде. О погоде, о выборах, об учебе. Я рассказала о Каролине Григорьевне, и Марьян недобро усмехнулся:
– Она и мне жизнь попортила, и немало. Ректор университета тоже из Варты, ее хороший знакомый, потому Каролина позволяет себе все, что хочет. Какая у тебя тема?
Я молча сунула ему телефон с открытым файлом.
– Ясно. Я тоже писал такое. Информации нет нигде, кроме специальных журналов на английском. Мне доставал отец. Они должны быть где-то тут, кстати. Я привозил сюда свои старые учебники и тетради. Подожди…
Он вскочил и вышел в комнатку, к стеллажам с книгами. Я последовала за ним. В глаза бросилась маленькая рамочка с фотографией на комоде. Два темноволосых мальчика, обнимающие друг друга. Марьян и его брат Михаил.
– Вы кажетесь чуть ли не близнецами, – сказала я, рассматривая фото.
– Два года разница. Нас раньше и принимали за близнецов.
– А кто старше?
– Михаил.
– А Желанная досталась тебе.
Марьян присел на корточки и принялся доставать из стопки журналы. Сказал, не глядя на меня: