онны, витражи, все это огромное пространство воздуха и света. Она пыталась слушать и понять. Меня это очень подкупало в ней тогда.
Токмакова замолчала, переводя дыхание. Как непринужденно он вывел ее на эти воспоминания! А ведь она не собиралась вовсе ничего ему говорить.
Но это давнее прошлое. От того, что она вспомнила об их знакомстве, ничего не изменится.
Парень задумчиво смотрел на нее – и молчал. Тени перекрещивались на его лице, и Василике почудилось, что он куда старше, чем выглядит. Но солнце опустилось ниже, сыщик прищурился, и впечатление рассеялось.
– Я бы хотел поговорить с детьми, – сказал он наконец. – Если вы не против.
А теперь нужно немедленно стряхнуть эту ностальгическую одурь, в которую он ввел ее – легко, незаметно, точно гипнотизер, погружающий пациента в сон покачиванием шарика на цепочке, – и собраться.
Она встала, приоткрыла дверь, крикнула:
– Назар, Яша, Пелагея!
Они появились один за другим, расслабленные, как самые обычные дети, не ждущие плохого, напрочь равнодушные к проблемам взрослого мира, и вразнобой пропели, что ничего не видели, никого не знают, понятия ни о чем не имеют, и он вынужден был уйти от них ни с чем, а они даже не стали смотреть ему вслед и убежали в дом раньше, чем подошвы его кроссовок коснулись опавших сосновых игл.
7
В том, что Жанна Баренцева очень не любит преподавательницу музыки с редким именем Василика, Илюшин успел убедиться еще при общей встрече в гостиной. Теперь он только подтвердил это впечатление. При упоминании имени Токмаковой из добродушной испуганной мыши Жанна превратилась в крысу, защищающую свое гнездо.
– Не знаю я, что она здесь делает! Пускай бы убиралась к себе. Я бы ее выгнала, да без Оксаны…
Она не договорила, но Илюшин понял: никто не смел самоуправствовать без Оксаны. Это могло дорого обойтись.
– Что она вам сделала? – не удержался он.
– Мне? Ой, да мы с ней почти не знакомы! Так, как говорится: здоровкались-прощевались, больше ничего.
– Тогда в чем причина вашего отношения?
– Жадная она. Завистливая! Мужчины этого не видят, а женский глаз наметанный, женщина завистливую суку всегда узнает! Оксана этого не понимала, а я ей говорила: гони ты в шею эту Василику, она змея, только притворяется, что вся из себя утонченная, как духи Шанель, а сама только и глядит, как бы чего увести у тебя.
Однако когда он спросил, могла ли Василика Токмакова иметь отношение к исчезновению ее сестры, Жанна замахала руками:
– Какое там! Оксана к ней раз в день заглянет на минутку – и убегает.
«Откуда тебе это знать, если ты каждый день в своей «Розе Азора»?» – мысленно возразил Макар. А вслух спросил, не припомнила ли Жанна что-нибудь еще, что могло иметь отношение к исчезновению ее сестры.
Она огорченно покачала головой.
– Разве что про состояние ее. Она все-таки возбужденная была в последнюю неделю. Как на охоту вышла!
– На охоту?
– Ну, не знаю даже, как объяснить-то получше. Азартная такая, веселая! Ух! Даже родителям позвонила, хотя вообще-то они только и делают, что лаются! Гостевой-то коттедж она ведь для них построила. Хотела, чтобы они приезжали сюда почаще, может, даже совсем бы переехали. Все вместе жили, одной большой семьей… – Она мечтательно вздохнула. – А родители отказались. У них из-за этого большой скандал вышел. Она им кричит: что вы за отец с матерью такие, к родным дочерям приехать не можете! А они ей говорят: ты нас спросила, прежде чем строиться? Мы твою Москву видали знаешь где! Хочешь – приезжай, а нас и тут все устраивает. Ну, правильно, – рассудительно добавила Жанна. – У них там огород, капустка, птички-курочки…
«Птички-курочки, – повторил про себя Макар. – Надо узнать, как дела у Маши».
С родителями Баренцевой связались почти сразу же – чтобы убедиться, что у них она не появлялась.
– Жанна, почему Оксана поехала в Долгопрудный, как вы думаете?
– Ох, я голову себе сломала, – призналась она. – Это на нее совсем не похоже!
– Может быть, собиралась сделать для вас сюрприз?
– Не, это вряд ли, – подумав, сказала она. – Я к салютам как-то ровно дышу, вечно переживаю, что искры куда-нибудь залетят. Юрик вообще их боится. Лева… Ну, Леве-то что до салютов? Разве только ради Леночки Оксана могла, но не верится мне в это.
– Жанна Ивановна, у Юрия есть свои доходы? Собственность?
– Квартирка вроде возле Новодевичьего монастыря на них с папой записана, – неуверенно сказала она. – А вообще не знаю. Вроде бы нету.
– А у Льва Леонидовича?
Она смущенно засмеялась.
– Ой, я половину слов не понимаю, что Левушка говорит. А вы про доходы спрашиваете! Это вам у него нужно узнать. Вроде как он не работает, но точно сказать не могу: может, акциями торгует!
8
Сергей Бабкин вернулся мрачный и с виду совершенно больной. Они с Татаровым три часа искали, где на дорожных камерах засветилась машина Баренцевой.
– И пьяницы с глазами кроликов! – процитировал Илюшин, увидев его покрасневшие глаза.
– Я бы тебя стукнул, но я тебя не вижу, – сказал Сергей и пошел прикладывать компрессы с холодной водой.
Макар уже понял по его лицу, что их с оперативником ждала неудача. Бабкин это подтвердил.
– Как сквозь землю провалилась, – сказал он, появившись в дверях, и повалился на диван с двумя нашлепками из ватных дисков на глазах. – Единственное, что мы смогли, – это подтвердить правоту Медникова. Он довольно точно запомнил время, когда видел сестру. В тринадцать двадцать две Баренцева въехала в поселок, в четырнадцать ноль семь выехала. Следующая камера зафиксировала ее «Ауди» на Пятницком шоссе, в районе Жилина, движущимся в сторону Москвы, в четырнадцать тринадцать. После этого она сворачивает на Георгиевское шоссе в четырнадцать семнадцать. И после этого пропадает окончательно.
Макар открыл карту.
– Маршрут выглядит так, словно она намеревалась пересечь железную дорогу и по Панфиловскому проспекту выехать на Лениградку. С развязки можно повернуть в любую сторону, и на выезд из города, и в Москву.
– Я подумал точно так же, – пробасил Сергей. – На Георгиевском и вокруг половина камер нерабочие, и мы искали ее на Панфиловском. Заодно вокруг посмотрели: все эти Солнечные аллеи, Сосновые, черт знает еще какие… Вдруг она решила объехать пробку, или заехать в аптеку, или за вином… Нет. Ничего. Нигде не появлялась, нигде не всплывала. Георгиевское шоссе – и в четырнадцать часов семнадцать минут машина стоимостью пять лямов растворяется бесследно.
– Может, потому и растворяется, что пять лямов, – предположил Макар.
– Я позвонил Жанне и Юрию, поговорил с каждым по отдельности, спросил, нет ли у Баренцевой знакомых в этой местности. Может быть, подруги или дела? Они разводят руками. Ни у той, ни у другого нет версий, зачем Оксане вообще понадобилось туда ехать.
Илюшин помолчал, озабоченно насвистывая под нос.
– У тебя есть распечатки с камер?
– В кармане куртки. – Бабкин махнул рукой в сторону двери. – В левом боковом.
Илюшин вернулся с черно-белыми распечатанными снимками и разложил их перед собой.
Бабкин повернул к нему слепое лицо с ватными нашлепками.
– Что ты надеешься увидеть?
– Ищу, нет ли намеков на то, что Баренцева была в машине не одна. – Прошуршали листы. – Но ты это, надо думать, первым делом проверил.
– Само собой. Если кто-то заставил ее ехать таким маршрутом, камера его не увидела. Человек небольшого роста может спрятаться за сиденьем или лечь на пол, свернуться в улитку и направить пушку в спину водителю через сиденье. Но это все только ничем не подтвержденные предположения. Во всяком случае, мы знаем, что Баренцева не вернулась за своим телефоном на промзону.
– Или вернулась, но позже, – поправил Макар. – Нам нужно проверить записи вокруг Долгопрудного. В конце концов, такой опытный водитель, как Баренцева, мог проехать дикими тропами, огородами, где нет камер или они давно отключены. Мы в город Долгопрудный идем дорогой трудной! – пропел он.
У Сергея зазвонил телефон. Он протянул руку, не открывая глаза, буркнул: «Бабкин, слушаю» и некоторое время молчал.
– Я тебя понял, – с выражением, которого Макар не смог истолковать, сказал он наконец и отложил сотовый.
– Есть новости?
– Не идем мы в город Долгопрудный, не судьба. – Он сбросил ватные диски и сел, моргая, как сова. – «Ауди» Баренцевой найдена в селе Алабушево.
9
Белые кроссовки Макара мгновенно превратились в серые, окунувшись, как воробьи, в придорожную пыль.
И белая машина, стоявшая в тени американских кленов, тоже была покрыта ровным толстым слоем пыли и грязи. Вокруг нее ходили и переговаривались люди. Татаров, завидев сыщиков, махнул приветственно, показал растопыренной пятерней: пять минут!
Илюшин огляделся. По телефону оперативник сказал, что Баренцевой в машине нет. Ни тела, ни следов борьбы. Об остальном сообщит эксперт.
«Тела нет – что ж, уже хорошо».
Он погуглил в пути село Алабушево. Солнечногорский район Московской области. Находится рядом с Зеленоградом. Население, по данным Википедии: две тысячи девятьсот девяносто четыре человека. Округлим до трех тысяч. На территории села действует алабушевская средняя общеобразовательная школа.
И это тоже хорошо: значит, в селе Алабушево хватает детей. А дети сейчас болтаются на каникулах и могут видеть то, что пропускают взрослые.
«Ауди» припарковали в небольшом кармане между домами, съехав на обочину. Место оказалось выбрано так удачно, что на машину никто не обращал внимания несколько дней. Мало ли кто приехал к соседям! Карман, в глубине перегороженный бетонной плитой, с обеих сторон зарос бурьяном и неряшливыми американскими кленами. Тихое место. Невдалеке Макар разглядел автобусную остановку. Тут и сам автобус пропылил мимо. Внутри, как сонные рыбы в аквариуме, покачивались пассажиры. Илюшин насчитал всего шестерых. Ни один не задержал взгляда на мужчинах, топчущихся возле «Ауди».