«У водителей тоже должны стоять видеорегистраторы». Макар проследил траекторию движения автобуса и понял, что машину бросили, умышленно или нет, так, что она не попадала в поле зрения камеры.
Рыжий ушастый парень снова махнул им, на этот раз пригласительным жестом.
– Короче, такие дела: тачка стоит здесь с субботы, – сказал он, пожав руку Макару и Бабкину. На Илюшина, знакомясь, Павел взглянул с нескрываемым любопытством. – Получается, Баренцева свернула с шоссе, припарковалась и ушла. Все выглядит именно так. Из аудюхи ничего не забрали, даже мелкие купюры болтаются в подстаканнике, свернутые в трубочку. А на зеркале заднего вида висит крестик золотой. Тоже на месте. Похоже, она бросила тачку и пошла на станцию. – Словно соглашаясь с ним, невдалеке по-совиному ухнул поезд. – По прямой здесь идти ровно километр. Все, с тачкой мои ребята закончили, на ближайшие два часа она ваша.
– Что насчет отпечатков и прочего? – спросил Сергей.
– Завтра будет ясно, в первой половине дня. Я пока обойду ближайшие дома, поговорю с народом. Может, Баренцева у кого-то остановилась, а потом уехала. Кто-то мог ее заметить. Ну, и на станции есть камеры, там она тоже должна была засветиться.
Макар спросил, могут ли они привезти сюда родственников Оксаны. Сперва Татаров его не понял, затем задумался.
– Интересная мысль, – медленно сказал он. – Только пусть перчатки наденут и волосы спрячут.
10
В перчатках и резиновой шапочке, плотно обтягивающей голову, Баренцев был похож на неудачливого наемного убийцу в отставке. Посидев в «Ауди», он выбрался и покачал головой.
– По-моему, все как и было. Но я не очень часто езжу с Оксаной, могу ошибаться. Ее очки для вождения в бардачке, обе пары. Она всегда возит запасные. Даже не знаю, что еще проверить.
Его место заняла Жанна.
По тому, как она дернулась, вскинула голову и принялась торопливо осматриваться, Сергей понял, что расчет Илюшина оказался верен. Юрий заволновался, подошел ближе.
Жанна оглядела заднее сиденье. Вылезла, открыла багажник, постояла перед ним и вернулась в салон. Макар и Бабкин молча ждали.
– Жанна, что не так? – не выдержал он, протиснувшись между сыщиками. – Я ведь вижу!
– Подожди минутку, Юрик…
Она тщательно все осмотрела, второй раз проверила бардачок. Наконец, выбралась наружу и с облегчением стащила с головы платок, сдернула рывком перчатки.
– Фух! Господи, душно-то как… Вся употела…
– Чего не хватает? – спросил Илюшин.
– Коврик. То есть шкура, шкура икеевская, овечья. Как раз по размеру сиденья. Сейчас их перестали выпускать, кажется, заменили искусственными, глупость какая-то, я не знаю… Оксана подкладывает ее на сиденье. Для тепла.
– В этой модели есть функция подогрева сидений, – с сомнением начал Сергей. – А уж в августе…
– Она постоянно возит ее с собой, – перебила его Жанна. – Постоянно! Можете не сомневаться, я знаю, что говорю, мы с ней вечно спорим из-за этой шкурки. Она уже старенькая, лезет, у Оксаны на заднице, извините, шерсть, я ее ругаю, а она все смеется и отмахивается. Нравится мне, говорит, чтобы было мягко и тепло. Нету шкурки, и в багажнике нет, я проверила, хотя зачем? Ей в багажнике делать нечего, она на сиденье нужна…
– В багажнике она могла бы оказаться, если бы Оксана залила ее чем-нибудь, – проговорил Макар. – Соком или кофе… Оксана не могла выкинуть ее в сердцах?
– Что вы! Да ни в жизни! Новую-то не купить.
Илюшин озабоченно покусал губу. Бабкин видел, что он зацепился за эту шкуру, но не понимал, отчего. Могла выкинуть, почему бы и нет. Если бы ее из этого коврика куснул за попу клоп или еще какая-нибудь насекомая пакость.
– Чего не хватает кроме шкуры, Жанна Ивановна? – спросил Макар. – Отсутствие коврика вы заметили сразу, как только сели в машину. Но потом вы искали что-то еще.
«Черт! Идиоты мы оба два! – сообразил Сергей. – Надо было мужа куда-нибудь отослать, а потом уже расспрашивать ее. Может, она искала пачку резинок, которые ее сестра всегда возит с собой на всякий случай. Или еще какую-нибудь вещицу, о которой мужу знать не следует».
– Ножницы, – сказала Жанна, переводя взгляд с Макара на Бабкина. – Они должны быть в кармашке. Их нету. Большие портновские ножницы. Вот с такими лезвиями. – Она изобразила руками что-то похожее на пасть кашалота.
Подул ветер, взметнул на обочине окурки и прочую мусорную шелуху. Все четверо, не сговариваясь, отошли поближе к бетонному блоку.
– Я и не знал, что Оксана возит с собой ножницы, – удивленно признался Юрий.
– Она посмотрела ролик на ютубе, где мужик один в тачке сгорел, – зачастила Жанна. – Не насмерть, нет, потушили его, но я к чему веду-то? Он попал в аварию, а у него из-под капота дым повалил, потом все загорелось, а ремень безопасности не сработал. Ну, не отцепился. Заблокировался замок, и все! Мужик пристегнутый, дергается, вылезти не может, вокруг огонь, дымища, вонь, а он орет изнутри – страшно смотреть! Оксана испугалась до ужаса! Сказала, что она вообще больше не будет пристегиваться. А чтобы датчик не пищал, отгонит машину к знакомым механикам, они там все подкрутят, как надо. Я ей говорю: ополоумела ты, мать? Попроще выхода не нашла? Лучше купи ножницы, если что, разрежешь этот несчастный ремень и выберешься. Она и купила. Положила их под левую руку, даже тренировалась находить их с закрытыми глазами – типа, если задымление, чтобы она была готова. Их тоже нету, я везде смотрела.
В ножницах клоп завестись не мог.
– Улетели под кресло? – предположил Юрий. – У меня так однажды телефон провалился. Я его с большим трудом вытащил. Собственно, проверить нетрудно…
Он направился к машине, но Илюшин остановил его:
– Салон будут осматривать. Если ножницы внутри, их найдут. Жанна Ивановна, все в порядке?
Баренцева уставилась невидяще на ближайший дом, весь в огромных, как гнезда аиста, тарелках-антеннах.
– Не могу сообразить, – виновато сказала она.
– Что?
– Что-то еще с машиной… не пойму, что такое. Уже все вещи в памяти перебрала по два раза, а все равно как будто какую-то важную забыла. Даже сосредоточиться не могу…
– Бывает, воспоминания приходят с запозданием, – утешил ее Макар. – Если вспомните, скажите нам.
Они пошли к обочине.
Баренцев остался возле «Ауди», сунув руки в карманы. Перчатки он снял, а шапочку забыл, и выглядел нелепым и одновременно покинутым, как ребенок-переросток, которого бросили в бассейне родители.
– Юрий Алексеевич, – окликнул Илюшин, обернувшись.
Жанна уже дошла до своей машины и дала волю слезам. Бабкин был на полпути к остановке. Баренцев не двинулся с места.
Макар, поколебавшись, вернулся к Юрию.
– Не могу ее здесь оставить, – недоуменно проговорил тот, когда Илюшин оказался рядом. – Вроде бы все понятно, это просто дорогостоящая груда железа. Почему у меня такое чувство, будто я бросаю старую собаку?
– Юрий Алексеевич, надо ехать, – мягко сказал Макар. – За машиной с минуты на минуту приедет эвакуатор. Жанна вас ждет.
Баренцев со вздохом подчинился. Илюшин видел, как он добрёл, шаркая, до серебристой «Тойоты», забрался внутрь. Хлопнула дверца. Жанна уткнулась Юрию в плечо.
Сергей шел к остановке и думал: Макар догадался привезти родственников. А я бы догадался? Если бы я был один? Да, наверное. А может быть, и нет, теперь уже не проверить. И неясно, поможет ли чем-нибудь исчезновение коврика и ножниц, имеет ли это какой-то смысл; вряд ли, скорее всего, просто совпадение, но ведь дело-то не в этом. Ему, Бабкину, хватило заверений оперативника, что все на месте. Само собой, раз золотой крестик и деньги остались, какие еще могут быть вопросы!
А вот могут.
У Илюшина они возникли.
Он добрел до остановки, исписанной подростками, постоял под мутноватым куполом из оргстекла, сунув руки в карманы. Вокруг никого не было. Всех пассажиров увез автобус. Возле черной глыбы «Тахо» Илюшин крутил головой – высматривал камеры на фонарных столбах. Или птиц высматривал, бог его знает.
Сергей вернулся обратно.
– Надо доехать до станции, осмотреться.
Заборы-березы-заборы-березы. За березами снова заборы. За окном проплывали коттеджи, гаражи, столбы и летние дачи. Когда впереди показалась железнодорожная линия, Илюшин хмуро сказал: «Ага».
– Что – ага?
– Здесь есть парковка, вот что.
Это Бабкин и сам видел. Они предположили, что Баренцева бросила машину, чтобы уехать на поезде. Но отчего она не подъехала к станции? Зачем шла пешком с тяжелой сумкой, в неудобной обуви, по пыльной обочине, где под каблук, того гляди, подвернется камешек, а справа окатят из лужи проносящиеся мимо лихачи?
Мимо них к надземному переходу потянулись люди с баулами.
– Скоро поезд, – сказал Илюшин. – Ответь мне, если ей нужна была станция, отчего она не подъехала прямо сюда?
– Ну, допустим, объяснение можно придумать. Скажем, Баренцева из тех пугливых водителей, которые боятся не найти парковку. Им проще встать там, где гарантированно есть место, и оттуда идти пешком.
Илюшин хмыкнул.
– У меня сложилось впечатление, что Баренцева из тех людей, которые скорее въедут на переход, чем пойдут куда-то пешком. Не забывай, она была в туфлях. Ты потащился бы по этой обочине, которую развезло после дождя?
Точно. Еще ведь и дождь.
– Там кое-где дорожка просматривается в траве, – буркнул Сергей.
– Именно просматривается, – поддакнул Илюшин.
Под объявление о скором прибытии поезда они побродили вокруг станции, дошли до касс. Совсем маленькая станция, всего две платформы.
– Что на той стороне?
– Алабушевское кладбище и что-то вроде промзоны, – ответил, не задумываясь, Бабкин, внимательно изучивший карту окрестностей. – Хочешь, доедем, посмотрим? Ты думаешь, Баренцева перешла пешком на другую сторону?
Макар покачал головой.
– Свяжись, пожалуйста, с Татаровым. Если в Алабушеве есть работающие камеры, надо снова проглядеть записи. Только теперь ищем не «Ауди», а женщину, идущую пешком.