– Хвала Аллаху, что в душевой нет камеры. Это какое число?
– Пятое августа.
– Интересно, где в это время была Баренцева, раз он так безбоязненно привел любовницу.
Выйдя вместе с девушкой, Юрий вернулся час спустя. Он постоял с расслабленной улыбкой, а затем начал уборку. Наблюдая, как Баренцев планомерно уничтожает следы измены, Бабкин отдал должное этому человеку: тот подошел к делу основательно. Поменял белье, проветрил, прошелся пылесосом по ковролину. «Все правильно: у твоей подруги длинные, прямые, темные волосы, и если горничная найдет волосок и доложит хозяйке, тебе не на кого будет свалить вину».
Бабкин представил, как эту запись просматривала Баренцева, и ему стало не по себе. Все усилия Юрия были тщетны. Он не знал о главном – о глазке нацеленной на него камеры. Перед ним был человек, занятый самым бесплодным в мире трудом.
Закончив с уничтожением следов, Юрий сел в кресло и замер, глядя в окно, за которым постепенно сгущались сумерки.
– Сколько он уже сидит? – Бабкин подумал, что неправильно запомнил время.
– Сорок минут.
Сорок минут – без книги, без телефона, даже без чашки чая. Наконец Юрий встал и вышел.
Вторник – тишина.
Среда – никого, кроме горничной.
В четверг Юрий привез девушку снова. Все повторилось: постель, кофе, душ, болтовня, и снова сорок минут одиночества. Бабкин пристально вглядывался в этого человека, даже попросил дважды Илюшина остановить запись, чтобы можно было рассмотреть его лицо. Может быть, он молится? Нет, Юрий просто смотрел в окно.
– Я бы предположил, что он обдумывает развод, но все сходятся на том, что развода Баренцев боялся как огня.
Пятница, суббота, воскресенье – никого.
– Так, значит, дважды – одна и та же любовница, – подытожил Сергей. – На этом вроде бы все. Что дальше?
Илюшин встал, потянулся. Покружил по комнате. Остановился перед большой, в полстены, картой перемещений. Она постоянно дополнялась новыми маршрутами.
Бабкин очарованно глядел на нее. Вот она, настоящая работа! Не озарения, которые к делу не пришьешь, не всплески интуиции, а огромная кропотливая муравьиная деятельность. Он чувствовал, что в нем щекочется целый муравейник, и все до единого заняты плодотворным трудом.
Макар тем временем поставил палец на село Алабушево. С селом у них были личные счеты. Машину нашли именно там, а вот Баренцеву именно там найти не смогли, несмотря на все его усилия, и с этого дня Алабушево не вызывало в нем ни малейших теплых чувств.
– Серега, посмотри, пожалуйста, какие автобусные маршруты проходят через эту остановку.
Бабкин сверился с Яндекс-картой.
– Тридцать пятый, девятый и четырнадцатый-экспресс. Их обслуживает два автопарка. Татаров побывал в обоих с фотографией Баренцевой. Никто из водителей ее не опознал.
– Да, но мы предполагали, что она доехала на автобусе до станции…
– Верно. А ты думаешь что-то другое?
Илюшин насвистел бравурный мотивчик. Автобус, машина, коврик, ножницы, фейерверки. Он чувствовал себя как фокусник, жонглирующий десятью мандаринами. Только вместо плодов ему приходилось подкидывать игрушечный автобус, который в воздухе над ним выписывал сложную фигуру своего маршрута; маленькую белую «Ауди» – на ее пыльном корпусе смазывались следы от прикосновений Илюшина; овчину, расправлявшуюся в воздухе, точно маленький ковер-самолет, и длинные кривые ножницы с десятком фейерверков. Фейерверки взрывались, он не успевал их ловить. Над головой Илюшина распускались огненные цветы и медленно гасли в теплом воздухе коттеджа.
Все эти предметы физического мира как-то связаны между собой. Но если ее не было в автобусе…
Воображаемый автобус развернулся над его левым ухом и поехал в какую-то другую, не запланированную сторону.
– Стой, куда? – сказал Макар, и Бабкин непонимающе уставился на друга.
Автобус ехал не туда, куда ему полагалось. Он упорно двигался к центру Москвы. Илюшин подошел к карте и пробежался по ней взглядом.
«Куда ты собираешься меня привезти?»
Две булавочных головки, одна над другой, привлекли его внимание. Белорусский вокзал, десятое и двенадцатое августа.
– Серега, а зачем Баренцева ездила на Белорусский вокзал, мы не знаем? Десятого августа ее телефон засекли там с тринадцати до тринадцати двадцати. И двенадцатого – почти в такое же время. В тринадцать двенадцать она приезжает, в тринадцать двадцать две покидает зону вокзала.
– Не знаем, – с некоторым удивлением отозвался Сергей. – Может быть, подругу встречала с поезда?
– Дважды?
– В первый раз перепутала день, потопталась вокруг и уехала. На второй раз встретила.
– Тогда они отправились бы в кафе или в гостиницу. А Баренцева оба раза поехала прямиком домой.
– Может, встречала, но что-то пошло не так. – Бабкин встал, подошел ближе. – Почему ты заинтересовался вокзалом?
– Мы знаем все перемещения Баренцевой за три недели до дня исчезновения. Ее маршруты довольно однообразны. Она ездит к сестре в салон, в бассейн на целый день – этим воспользовался ее муж, чтобы привести свою красавицу. Что еще? «Икея» в Химках, пять часов в торговом центре, а десять дней спустя она снова там же, только на четыре часа. Еще ювелирный салон: два раза по часу, выбирала украшения. Только два места выбиваются из ее графика за это время.
– Какое второе?
– Андреевка. Поселок городского типа, минутах в двадцати езды отсюда. Пятнадцатого августа ее телефон был там в промежутке с двенадцати сорока пяти до тринадцати ноль двух. Но Андреевка хотя бы недалеко. А вот до Белорусского вокзала ей ехать и ехать в будний день.
– Подожди-ка, подожди… – начал Сергей.
Информация выстрелила в его голове, как пробка из бутылки шампанского. Он вспомнил, что уже видел и Андреевку, и Белорусский вокзал; видел, но отложил в дальний карман, не успев нанести на карту.
– Юрий Баренцев побывал там же в те же дни…
Он открыл компьютер, нашел файл с перемещениями Баренцева. Так же, как и жена, двенадцатого и пятнадцатого августа Юрий отклонился от своих обычных маршрутов.
– Белорусский вокзал: с двенадцати двадцати пяти до двенадцати пятидесяти двух. Андреевка: с двенадцати двадцати семи до двенадцати сорока пяти.
– То есть, два раза он приезжает в эти точки на пятнадцать минут раньше жены, проводит там четверть часа и уезжает. Затем появляется Баренцева, тоже на десять минут – и тоже уезжает. Что это за пятнашки?
Сергей непонимающе покачал головой. У него не было ни одного предположения; у Макара, судя по озадаченному лицу, тоже.
– Пора побеседовать с Баренцевым.
2
Юрий разговаривал по телефону в кабинете, то и дело поправляя сползающие с переносицы очки. При виде Макара и Бабкина он извинился перед собеседником, закончил разговор, положил трубку и прикоснулся к вискам своим обычным жестом, который выглядел не как попытка что-то вспомнить, а как неуверенность в собственном существовании. Здесь ли я? Возможно ли до меня дотронуться? Он словно нащупывал самого себя. Глаза смотрели сквозь Илюшина и Сергея.
– Мы все подвисли в каком-то нелепом состоянии… – растерянно сказал он. – Присаживайтесь, пожалуйста. Простите, чаю? Кофе, может быть?
– Спасибо, не нужно, Юрий Алексеевич. У нас в коттедже отличная кофемашина.
– И турка, – прогудел Бабкин.
– Да, это я дарил Оксане, но она ею не пользовалась, кофемашина удобнее…
«И турку сослали в водительский домик», – мысленно закончил Сергей.
– Что вы имели в виду, когда сказали о подвисшем состоянии? – спросил Илюшин.
Баренцев сдвинулся на край стула и ссутулился. Сейчас он как никогда был похож на нахохлившуюся птицу на жердочке.
– Месяц назад мой знакомый выставил на продажу свой дом в Карелии. Я бывал у него в гостях, рыбачили вместе. Дом – мечта! И место, где он расположен… Одним словом – Карелия.
Сергей поймал себя на том, что перестал внутренне дергаться при слове «Карелия». И перестал прикидывать, чем будет заниматься без Макара.
– Но он просил за него шесть миллионов! Я поговорил с Оксаной. Жена справедливо возразила, что ей этот дом не нужен, а отдавать шесть миллионов за мой каприз – это слишком. И она была права, права тысячу раз! Я и сам это прекрасно понимал. Но дом не выходил у меня из головы, и, несколько дней покрутив эту мысль, я понял, что все-таки хочу его приобрести. Привозить туда Леночку, учить ее рыбачить. Там совсем другой мир. – Он невесело улыбнулся. – Я обратился к своим партнерам по гольфу… Вы знаете, наверное, что я давно играю в гольф, чисто любительски, конечно. Три миллиона я занял у знакомых, еще три надеялся взять в банке. Но теперь, когда Оксана исчезла… – Он потерянно развел руками. – Дом в Карелии нужен мне, только если моя жена рядом со мной. Пусть не в буквальном смысле… вы понимаете? Но ее нет, и никто не может мне сказать, что с ней. Как быть с деньгами? Возвращать друзьям? Идти в банк за оставшейся суммой, надеясь, что Оксана вскоре появится, а если я не куплю дом сейчас, то упущу его навсегда? Мы не можем строить планов, потому что болтаемся в огромном вопросительном пузыре. При этом жизнь идет как прежде. Я отвожу дочь на занятия. Жанна разбирается с конфликтными клиентами. Лева… Лева, кажется, выбирает в интернет-магазине новые запонки. Вы только не подумайте, что я осуждаю его! У каждого из нас свой способ бороться со страхом…
«Что-то я не заметил, чтобы Лева был сильно испуган», – мысленно сказал Сергей, и по едва заметному движению Макара рядом понял, что тот подумал то же самое.
– Я все болтаю и болтаю, а вы ведь пришли не просто так. – Юрий с надеждой взглянул на них. – Неужели у вас есть новости?
– Мне жаль вас расстраивать, – отозвался Илюшин. – Новостей пока никаких. Мы хотели кое-что уточнить…
– Да-да, конечно, я полностью к вашим услугам.
– Как зовут девушку, которую вы приводили в коттедж?
Бабкин внимательно наблюдал за Юрием Баренцевым. В первую секунду тот нахмурился, затем губы дрогнули в слабой улыбке.