«Не беспокойся, все в порядке, я тут задержусь. Когда вернусь, не могу пока сказать! Чмоки-чмоки, Ленку целуй в коленку!»
Сергей с Татаровым уже уехали. Макар, вставив в уши наушники, прослушивал раз за разом: «Не беспокойся, все в порядке… Не беспокойся, все в порядке».
3
Бабкин позвонил, едва вышел из телефонной компании.
– Макар, сообщение отправили из Лазаревского! – Он перекрикивал шум машин, направляясь к припаркованному «Тахо». – Да, под Сочи! Номер зарегистрирован на какого-то Давыдова Егора, древнего старикана, ему сейчас должно быть под сто лет. Телефон выключен, связаться с владельцем невозможно. Но находится по-прежнему в Лазаревском. Выглядит все так, будто она взяла у кого-то мобильник, быстро надиктовала сообщение и отправила сестре. Приеду – поговорим. Я через час буду.
– Час – это очень оптимистично, – заметил Илюшин, взглянув на карту пробок. Но Сергей уже отключился.
«Прислала сообщение, а не позвонила, – повторил он про себя. – Татаров дал убедительное объяснение, и все же, и все же».
Мысли его перескочили на Машу, которая созванивалась с мужем каждый день. Созванивалась – но не присылала фотографии. Макара это сразу озадачило, но он не стал ничего говорить Сергею. Маша – неутомимый регистратор каждодневной реальности! Она на каждый цветущий кустик, на каждую кошку, выглядывающую из форточки, выхватывает телефон и делает снимок. Они вместе выбирали новую модель, потому что ей важна хорошая камера. И вдруг она ничего не шлет мужу! Ни общего вида деревни, ни своего дома, ни комнат, ни сада… Единственное фото, которое Сергей от нее получил, – неразборчивая куриная харя на весь экран. Довольно грозная харя, надо сказать, хоть и смазанная. Натуральный птеродактиль.
Баренцева не звонит. Маша не шлёт фотографий.
«Что-то здесь не то. Что-то неправильно».
Может быть, она болеет? Выходит только покормить птиц, потому и нет фото.
Войдя в коттедж, Илюшин набрал Машин номер.
– Привет! Как ты себя чувствуешь? – спросил он, услышав ее голос.
– Как в подземелье у крота, – ответила она после недолгого молчания.
Илюшин напрягся. Крошечная девочка, зимующая рядом с Крысой и Кротом, выхаживающая умирающую ласточку, – этот образ ему не понравился; он встревожил его. Маша догадалась, о чем он думает.
– Нет, подожди… – Она тихо засмеялась. – Для Дюймовочки я великовата!
– Тогда о чем ты?..
– У меня с собой книга, которую я обещала перевести к сентябрю. О Кроте, в норе которого есть что-то вроде волшебной лавки, только он не продает свои сокровища, а меняет. Гости должны догадаться, что принести Кроту. Эта история начинается как добрая сказка, но постепенно тональность меняется. За уютной норой обнаруживается темное подземелье.
– Там скелеты тех, чьи подношения не понравились Кроту?
– Знаешь, для некоторых из гостей лучше, чтобы там были их скелеты, – вполне серьезно ответила Маша.
– И это детская сказка? – озадаченно спросил Макар.
– Она написана в традициях… дай подумать… пожалуй, ближе всего к Нилу Гейману. Помнишь «Коралину в стране кошмаров»? Жутковатая, но завораживающая история. Если ты не видел мультфильм, тебе обязательно нужно посмотреть.
– Первой в очереди «Грань будущего», – усмехнулся Илюшин. – Серега мне все уши прожужжал. О Феллини он с такой охотой не распространялся! А что в подземелье у Крота, например?
– Тот, кто ловит мотыльков, – не задумываясь, ответила Маша.
Макар не поверил своим ушам.
– Как ты сказала? – медленно переспросил он.
– Здесь прячется тот, кто ловит мотыльков. У этого существа нет имени. Его так и называют: Существо. Когда-то оно ловило мотыльков, потому что они самые безобидные создания в мире, и прятало по банкам. Однажды банки у него закончились, и оно стало сажать всех мотыльков в одну.
– Дело закончилось бунтом?
– Когда мотыльков много, они могут одновременно махать крылышками и рождать голубой свет. Существо об этом не знало. Много лет охотилось на них, но не подозревало, что мотыльки могут быть опасны. Голубой свет ослепил его, оно случайно перевернуло банку, и мотыльки освободились. Но не разлетелись, а кинулись на него.
– Маша, это реально очень кровожадная сказка. Мотыльки добрые!
– На свободе добрые, – возразила Маша. – А в неволе звереют. Существо сбежало от них, и теперь прячется в подземелье у Крота. Извини, у меня тут пес пришел. На прогулку хочет, наверное.
– Маша, подожди секунду! Почему ты не шлешь Сереге фотографии?
– Какие? – не поняла она.
– Таволги, например. Ты всегда фотографируешь в новых местах и сбрасываешь снимки и мне, и Сергею. Только не в этот раз.
– Макар, а Макар, – ворчливо сказала Маша. – Ты хоть представляешь, как я здесь выгляжу? Что я здесь ношу?
– Внимательно слежу за твоей мыслью, – сказал Илюшин. – Ты редко делаешь селфи, поэтому твой аргумент несостоятелен…
– При чем здесь селфи! Я постоянно хожу в трико. Карманов у меня нет! Понимаешь? Карманов! Вернее, есть, но когда я кладу в них этот булыжник, который ты присоветовал мне купить, они с меня сползают. Вот, понимаешь, какая проблема. Сползают! Резинка потому что слабая.
Макар засмеялся. Он мог бы сломать себе голову, но никогда не додумался бы до мысли, что женщина не носит с собой телефон, потому что из-за него с нее спадают штаны.
– А рубаха какая-нибудь? – спросил он сквозь смех.
– Макарушка, ну какая рубаха, здесь двадцать четыре градуса! И, кстати, чтоб тебе было известно: в карман рубахи телефон не помещается. Все, обнимаю, убежала с Цыганом, пока он не задрал лапу на тумбочку!
– Пока-пока! – сказал Макар, продолжая посмеиваться.
«К расследованию исчезновения женщины нужно привлекать женщину».
В дверь постучали. На пороге показалась горничная.
– Макар Андреевич, я тут… На минутку всего…
– Лада Сергеевна, заходите, пожалуйста.
Толобаева не знала, с чего начать.
– Что-то случилось? – спросил Макар.
Придвинул стул, она села – неловко, как женщина, которой редко придвигают стулья и помогают снять пальто. Он понял, что если предложить ей кофе или чай, она совсем замкнется в этой неловкости.
– У мальчишек все в порядке?
– Ох, да! – Она с облегчением выдохнула. – Учатся! Романы заводят, прохвосты! Не дай бог, в сорок пять стану бабкой. И без матери отдохнула чуток, пока она в больнице. Дома-то вечно все не по ней. Пилит меня, пилит. Бог с ним; я не жаловаться тебе пришла…
Илюшин выжидательно молчал.
– Инга мне рассказала, что за суматоха здесь творилась. Ну, с анонимным письмом. Я так поняла, это Лев Леонидович чудил?..
– Да, он признался, – кивнул Макар.
Снова молчание.
– Тут вот какое дело, – медленно начала она. Слова падали по одному, точно капли из крана, который закрыли не до конца. – Анонимки-то эти. Они и раньше приходили. Я не сразу сообразила. Мозги у меня медленные. Раскачиваюсь долго. Сейчас-то, наверное, уже все равно, да? Раз хозяйка возвратилась…
Если бы в эту минуту Толобаева посмотрела на Илюшина, она увидела бы, как загорелись его глаза.
– Пока еще не возвратилась, – почти безразлично сказал он. – Что за анонимки?
– Два я видела. А одно – Инга. Она в позапрошлую субботу выходила в неурочный день, ее Оксана попросила. Мы все конверты, какие из почтового ящика вынимаем, кладем на серебряный поднос в холле. Это хозяйка такой обычай завела. Как в лучших домах Парижа.
Илюшин решил, что она иронизирует, но лицо горничной было непроницаемым.
– Точно серебряный?
– Я его специальным средством чищу, так что знаю, уж поверь. Инга в субботу вытащила конверт. Адреса нет, штампа нет, и написано: «Лично Юрию Баренцеву в собственные руки». Буквы такие, будто ребенок писал. Большие, печатные и кривые. Она ему на стол этот конверт положила.
– Юрий вскрывал его при ней? – быстро спросил Макар.
– Нет. И при мне не вскрывал, а я ему ещё два таких принесла. Точнее сказать, в кабинет его принесла и оставила на столе.
– Когда это было?
– Дай-ка соображу… Во вторник я первое получила. То есть, если с Ингиным считать, вроде как второе. А в пятницу третье. Или в четверг? – она задумалась. – Мы с Ингой менялись местами, у меня все дни перепутались… В пятницу, да. Оксана Ивановна еще не уехала, все время на глазах у меня была.
– Она видела письма?
Лада задумалась.
– Вроде бы нет.
– Вы, конечно, не сфотографировали конверты? – безнадежно спросил Илюшин.
– Да ты что! Как можно! Что я тебе, шпионка, что ли!
– Вспомните, пожалуйста, все, что можно, об этих письмах. Плотность? Почерк? Запах? Цвет букв?
Но Толобаева плохо помнила детали.
– Конверт как конверт, белый, без марки, вроде бы… Не уверена. Мягкий. Если там письмо, то небольшое. Я особо и не разглядывала его, – сокрушенно призналась она. – Ну, удивилась немного. Но меня хозяйские дела не касаются, я в них и не лезу.
– Письма приходили утром?
– Мои – утром, а Инга вечером вынула, вроде как. Она дважды ящик проверяет.
– Баренцев расспрашивал вас о них?
Она обрадованно закивала:
– Спрашивал, спрашивал, точно! Не видела ли я, кто положил письма в почтовый ящик!
– Он волновался?
– Я не заметила. Он ведь такой человек, как бы это выразиться, негромкий. Просто спросил, и все. Да и я, честно говоря, о своем думала, не приглядывалась.
– Спасибо, Лада Сергеевна.
– Не навредила я ему? – с тревогой спросила она.
– Не думаю. Письма пришли до того, как Оксана исчезла. И мы не знаем, что ему писали.
«Но очень хотели бы узнать», – добавил он, когда дверь за Толобаевой закрылась.
Еще и анонимки. Кто сейчас пишет от руки? Если не считать, конечно, Льва Леонидовича.
Илюшин поразмыслил, куда встроить эти три письма, но спустя некоторое время вынужден был признать, что информации катастрофически не хватает. Плохо, что горничные слишком добросовестны. Нормальная домработница обязательно сунула бы