Стас никогда не сознается, потому что его инстинкт самосохранения слишком силен, потому что он любит себя настолько, что готов убедить свое я и искренне поверить в то, что он никого не убивал.
Я никогда не узнаю правды. И мне остается поверить ему или нет.
Стас вдруг схватился ладонями за мои колени, сжал, заставляя посмотреть в глаза.
— Ты веришь мне, Карина? Веришь?
Я открыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Он вдруг бухнулся на колени, обнял, вжимаясь головой в мой живот. Я сидела, как помешанная, в странной прострации.
— Пожалуйста, верь мне, Карина. Пожалуйста. Я после их смерти чуть не свихнулся. Горел в своем личном аду, пока не появилась ты. Ты же была, как луч света: чистая, ясная, добрая, настоящая… Ты меня вытащила из этого ада, спасла. Рядом с тобой я начала верить, что еще не все кончено, что я могу быть счастливым. — Он поднял на меня глаза, полные слез. — Мы можем. Мы ведь еще можем, Карина?
Я опустила на него не соображающий взгляд.
— Что ты такое говоришь? — прошептала, качая головой.
— А почему нет? Давай уедем, Карина? Начнем все с чистого листа, вычеркнем прошлое, будто его и не было. Что нас ждет тут? Ничего. Я просто существую изо дня в день, твоя жизнь не многим лучше…
— Нет, — я затрясла головой. — Это невозможно, Стас, невозможно.
— Потому что ты любишь его? Ну а дальше что? Он ведь выкинул тебя, разве я не прав? Ты ему не нужна и не была нужна. А мне не нужен никто, кроме тебя.
— И ты готов?.. — я не смогла даже договорить.
— Я готов. У меня есть деньги, не очень много, но мы как-нибудь справимся. Неужели ты сама не понимаешь: мы друг для друга единственное прибежище. Дело даже не в любви. Мы оба вывороченные наизнанку, с оголенными чувствами. Никому не нужные. Ведь когда-то мы любили друг друга. Мы можем попробовать снова. Не вернуть, я понимаю, все слишком изменилось за это время. Но просто начать сначала.
Я смотрела на Стаса в тупом онемении. Сердце сдавила боль. Он ведь прав. Во всем прав. Сейчас все кончится, вся эта история, которая создавала вокруг меня иллюзию жизни. И что будет потом? Я останусь одна, в этом городе, в другом — неважно. Я никому не нужна, и особенно Карельскому. Все, что мне останется — упиваться изо дня в день еще большей порцией боли, чем была раньше, существовать, наблюдая за жизнью со стороны.
Стас прав: мы обы одиноки, и никому наше с ним одиночество не нужно. Я посмотрела в его лицо. Да, я больше не люблю его. Да, в моем сердце поселился другой. Но все это не имеет значения. И я вдруг поняла, как страшно не хочу быть одна, не хочу гореть в своем личном аду, как сказал Стас.
— Я не предавала тебя, — прошептала, глядя на него, он нахмурился непонимающе. — То есть предала, но не по своей воле. Он грозился, что убьёт тебя. Я сильно сглупила, испугалась и согласилась вместо того, чтобы все рассказать тебе.
Стас опустил руки, отведя взгляд в сторону. О чем-то думал, периодически раздувая ноздри и хмурясь. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он повернулся ко мне, глядя невидящим взглядом.
— И после этого ты все равно хочешь быть с ним?
Я закрыла глаза, нервно сглотнув.
— Но ты же хочешь быть со мной.
Скопившиеся слезинки скатились по щекам вниз. Воцарилась тишина, я открыла глаза и посмотрела на Стаса. Он так и сидел, застыв в одной позе.
— Если бы я пришёл в этот год… — прошептал он, я снова закрыл глаза.
Как это вынести? Какой смысл во всех этих "если бы"? Прошлое осталось в прошлом. У нас есть сейчас. Ужасное, поломанное, болезненное. И спасать друг друга придётся именно в нем.
Стас резко подался вперёд, снова хватая мои руки. Я вздрогнула, распахнув глаза. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом я тихо спросила:
— Все ещё хочешь уехать со мной? — Он медленно кивнул. — Хорошо, — прошептала дальше. Он уставился почти неверяще, приблизил лицо. Словно надеясь удостовериться таким образом, что не ослышался. — Давай уедем.
Он немного растерялся, потом, резко вскочив, заметался по кухне. Я сидела, свесив руки плетьми. Силы покинули меня. Что-то внутри треснуло, сломалось, и я больше не могла двигаться. Пусть он все сделает, а я просто пойду за ним. Куда-нибудь подальше.
— Я сейчас… сейчас соберу немного вещей. Деньги можно будет снять потом… Документы у тебя с собой?
Я кивнула, он тоже и быстро вышел из комнаты. Ходил по квартире, шумел, я сидела, безучастно глядя в стену. Не знаю даже, сколько времени он собирался, вышел в кухню в легких брюках и футболке, с большой спортивной сумкой. Я подняла на него взгляд, Стас снова растерялся.
Бросив сумку, сел передо мной на колени, обхватив ладонями лицо, притянул ближе к себе, заставляя нагнуться, мои распущенные волосы свесились, падая ему на плечи.
— Я сделаю нас счастливыми. Я тебе обещаю. Слышишь?
Я кивнула. Не верила ему, себе не верила. Но когда он встал и потянул за руку, пошла следом.
— Купим тебе новые вещи, — бросил Стас, выезжая из двора, я снова молча кивнула.
Смотрела на город, улицы, мелькавшие за окном, и думала, правильно ли я делаю? Поддаться импульсу и действовать — это поступок Стаса, но не пожалеем ли мы оба, когда окажемся вдвоем, когда будем собирать осколки, пытаясь из них, как из пазлов, слепить хоть что-то похожее на картинку? И насколько сильным будет чувство вины друг перед другом, если у нас не получится? Настолько, чтобы не убежать, не разорвать нашу связь, а всю жизнь вымаливать друг у друга уже не нужное ни одному прощение?
Машина остановилась, я, вынырнув из забытья, тряхнула головой. Заправка.
— Я быстро, — кинул Стас, выскочив из машины, оправил на коленях брюки и пошел в сторону магазинчика.
И вот тут зазвонил мой телефон. Вздрогнув, я перевела взгляд на сумочку, не делая попыток достать его. Он замолк и начал снова, я вытащила мобильный, на экране светилось имя «Арсений».
«Не снимай, — шепнул внутренний голос, — если решила бежать от него, от себя, не снимай».
Но я поддалась слабовольно другому желанию и сняла трубку.
— Какого черта ты творишь, Карина? — он почти выкрикнул эти слова. Я облизнула пересохшие губы, чувствуя каждую трещинку.
— Так будет лучше, — сказал ему. — Тебе ведь уже все равно, отпусти нас.
— Ты в своем уме? Он убийца! Он, черт возьми, родителей не пожалел, ты о чем думаешь вообще?
Вот точно не об этом.
— Я все равно уеду.
В трубке воцарилась тишина, я слушала дыхание Арсения, а сама смотрела в зеркало заднего вида, моля, чтобы Стас еще немного задержался, а Карельский перестал молчать. И он перестал, только лучше бы я не слышала того, что он сказал дальше.
— Вы не можете быть вместе, Карина, — голос спокойный, собранный, как обычно. И от этого еще страшнее. — Не потому, что я не смогу упиваться своей местью, как ты думала. Я не поэтому поставил то условие.
— А почему же? — усмехнулась.
Не верю ему, не верю. Тишина в трубке приобрела почти осязаемость. Расползлась по коже странным предчувствием, сжала горло.
— Я не могу быть уверен на сто процентов, — устало сказал Арсений, — но скорее всего, отец Стаса… И твой отец тоже.
Я не сразу поняла смысл сказанного, но внутри что-то оборвалось. Предательская слабость накатила, сжимая тяжестью голову, забирая силы из рук, я уронила телефон на колени, они подрагивали. Схватив трубку, прижала ее к уху, вырвав остаток слов:
— …тебе объясню. Просто выйди из его машины, я прошу тебя.
Я повесила трубку, закрывая глаза. Разве такое возможно? Разве мало меня била судьба? За что, за что?
Я выскочила из машины, не соображая, что творю. Забыв закрыть дверь, бросилась на дорогу и побежала в обратную сторону так быстро, что ветер свистел в ушах. В голове билась только одна мысль: Стас меня догонит, а я не смогу, просто не смогу сказать ему правду. Неужели это правда?
Резкий шин визг заставил остановиться. Серебристый «Фольксваген» перерезал мне дорогу. Я уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться, распущенные волосы липли к шее и лицу. Молодой мужчина, выйдя из машины, сказал:
— Карина Константиновна, я от Арсения Петровича. Давайте отвезу вас, куда скажете.
Я рассмеялась, нервно так, выпрямившись, села в машину.
— Везите домой, — сказала, глядя в окно, и назвала адрес.
Накатило тупое безразличие. Не хотелось ни думать, ни осознавать. Потом, все потом, просто забыться. Что сделает Стас, когда обнаружит, что я сбежала? Уедет? Вернется обратно? А если он придет ко мне? Как, как я скажу ему… нет, он не придет, ни за что. Мой побег говорит сам за себя. Я передумала.
На мгновенье в груди стало легко, словно я избавилась от груза. Я не хотела, не хотела ехать, но возвращаться туда, в свою жизнь, я тоже не хотела. Особенно теперь, когда от нее вообще ничего не осталось. Ничего и никого.
Машина остановилась во дворе, я молча вылезла и направилась к подъезду. Тут же открылось окно первого этажа, и выглянула соседка, та, что торгует на углу.
— Карина, — позвала полушепотом, я перевела на нее взгляд. Женщина покачала головой. — Что-то ты плохо выглядишь, не заболела?
— Не знаю, — ответила на автопилоте.
— А у нас тут такое, — зашептала она дальше. — Славку накрыли, соседа твоего, оказывается, он мужика в твоей квартире того… То есть он его в своей, а в твою перетащил потом, чтобы на него не подумали. Нет, ну ты представляешь? Он сознался. А все из-за чего? Ирка-то любовь с этим мужиком крутила.
— Да уж, — пробормотала я.
— Следователь к тебе заходил, но не застал, видать, порадовать хотел, что дело закрывают. Вот чего тут только не думали, но чтобы тихоня Ирка…
Слушать дальше я не стала, открыв дверь, поспешила к себе. Что ж, я оказалась права, Юрий Алексеевич провел работу и дошел до истины. В этот раз она восторжествовала. Только вот станет ли от этого кому-то легче — большой вопрос.
Сунув ключ в замочную скважину, крутанула его, он не двигался, нахмурившись, вытащила и потянула за ручку. Дверь была открыта, в проеме комнаты тут же показался Арсений. Я усмехнулась. Вездесущий Карельский. Мой личный дьявол, вытаскивающий из одного ада, чтобы загнать в другой.