Его звали Лев Велин; зеркальное отражение имени и фамилии его не волновало, но без мистики все же не обошлось, без магии цифр, его насторожившей: Стелле 12 июля исполнилось 25 лет, а Льву 21 июля — 52.
Лев и Стелла познакомились случайно в «ВКонтакте» — социальной сети, порожденной сумрачным питерским разумом. Раз за разом обменивались они редкими посланиями и, может быть, никогда бы и не встретились, если бы не командировка Велина в тот самый город, где жила Стайн.
Они созвонились и договорились о встрече; в письме, ее предваряющем, Лев предложил Стелле перейти на «ты».
«Только после того, как мы выпьем на брудершафт!» — парировала Стелла.
«Идет, — согласился Лев, — встречаемся в ресторанчике “Амарилис”, там подают кьянти…»
На том и порешили.
В условленное время Велин подошел к «Ама-рилису» и заглянул вовнутрь: увы, свободных мест не было.
«Здесь недалеко, буквально в десяти минутах ходьбы, есть кафе “Ваниль”, - подсказал расторопный метрдотель. — А у нас сегодня глухо…»
Велин побродил возле ресторана, размышляя, что же делать, но Стелла не появлялась. Наконец, она позвонила ему на мобильный:
«Лев, ты меня прости, я чего-то тут заплутала, у меня географический кретинизм, понимаешь?! В общем, я тут, рядом, буду минут через десять…»
«Хорошо, — сказал Лев, — жду…»
В самом деле, через десять минут, виновато улыбаясь, Стелла подошла к месту встречи, она беспомощно развела руками, Велин хотел успокоить ее и слегка обнял. Девушка не отстранилась, но то, что было дальше, оба помнили смутно, хотя и признавались потом, что чувствовали себя, как в бреду.
Взявшись за руки, будто они встречаются уже в сотый раз, Стайн и Велин побрели, не разбирая дороги, куда-то наугад, но самое интересное, что через пятнадцать минут беспорядочного блуждания по переулкам они каким-то непостижимым образом вышли к тому самому кафе «Ваниль».
Им повезло: оказался свободным небольшой кабинетик, вход в который закрывала штора из грубого сукна.
Тотчас нарисовалась шустрая официантка, метнувшая на стол пухлое меню.
«Я ничего не хочу, только вино, ладно?..» — сказала Стелла, улыбнувшись.
«Только вино…» — повторил Лев.
«Я тебе не писала, но Лев входит в число трех моих любимых имен, — Стелла пригубила немного вина. — Лев, Марк и Михаил…
Почему ты на меня так странно смотришь?»
«Михаил-это имя моего младшего брата, а Марк-мой сын… — тихо-тихо прошептал Лев, — откуда ты это знаешь? Ты ведьма?»
«Я и сама, честно говоря, не знаю, кто я…» — Стелла закурила.
«Мы выпьем на брудершафт?» — поинтересовался Лев.
«Конечно!» — просто, безо всякого кокетства ответила Стелла.
Они выпили, поцеловались, едва соприкоснувшись губами, но, спустя мгновение, их словно ударило током, и поцелуй повторился. На сей раз он получился затяжным, как прыжок с парашютом; а впрочем, Лев и сам чувствовал, как проваливается в какую-то бездну, летит, не успевая дернуть кольцо.
Они пили, снова целовались, пили, лихорадочно говорили о чем-то, снова пили, обнимались так, словно искали друг у друга защиты.
Внезапно штора отодвинулась, и в комнату вошел чернявый человек в униформе, держа в руках прибор для курения кальяна.
Ни слова не говоря, он поставил прибор на стол и исчез, как тень отца Гамлета.
Лев взглянул на Стеллу.
«Что это?» — удивленно спросил он.
Стелла пожала плечами и улыбнулась. Затем взяла выходящую из сосуда трубку и вдохнула кальянный дым.
В сосуде тотчас забулькало, и, сделав паузу и выдохнув ароматный дым, Стелла произнесла: «Что ж, вполне качественный кальян…»
Штора снова отодвинулась, и в проеме возник тот же человек, в глазах его читался вопрос.
«Вы не заказывали кальян?»
Велин махнул рукой.
«В самом деле?» — удивился человек.
Стелла засмеялась:
«Можете забирать, кальян хороший, годится». Лев внимательно посмотрел на Стеллу: ее лицо пылало то ли от выпитого вина, то ли от хорошего кальяна, то ли от поцелуев, то ли от смущения.
«Пойдем, — сказала Стелла ласково, — пойдем, Левушка…»
И они пошли вдоль набережной, одетой в гранитную смирительную рубаху. Вода била в камень, кричали птицы, летал по воздуху тополиный пух.
Стелла и Лев шли, покачиваясь, опьяненные непонятной им близостью, соединенные таинством сопричастности.
Занимался рассвет; усталые, они добрались до гостиницы, где остановился Велин, и, едва раздевшись, упали в постельную купель, умирая и заново рождаясь с каждым касанием, с каждым поцелуем.
Потом они уснули одновременно, держа друг друга в объятиях.
…Когда Велин проснулся, Стайн в комнате уже не было, а на экране своего ноутбука, оставленного им на стоящем рядом с постелью кресле, он прочитал следующие строки:
«Это была странная встреча…
Но мне снился “Ванильный вечер”. Я даже знаю, почему. Все происходило настолько быстро, что мозг отказался обрабатывать поток в реальном времени — и записал все с целью разобраться позже, чем и занялся ближе к рассвету.
Лев, я очень медленно и трудно схожусь с людьми в физическом смысле. Ментально может происходить все что угодно, вплоть до телепатических подключений, но у меня совершенно звериные границы личного пространства. Глупо звучит, возможно, но мне действительно нужно постепенно сокращать пространство, как Лису, приходить всегда в одно и то же время-только садиться с каждым разом чуть ближе. Когда процесс строится иначе, мне стоит больших трудов не озвереть и не откусить тянущуюся ко мне руку. Буквально.
Вчера вечером ситуацию спасли, пожалуй, только мысль о первичности материи и поглаживание по волосам. По шерсти.
Нет, ну правда. Вот такое вот я животное.
Потому и мозг половинился страшно — рычал, но думал о вечном.
Бережнее со мной, пожалуйста, хорошо?» Завершал письмо веселый «смайлик», издевательски раскрывающий рот в дурашливой улыбке.
Велин прошелся по комнате, потом снова вернулся к ноутбуку и снова перечитал послание от Стеллы.
«Это была странная встреча…»
В самом деле, думал Велин, это действительно была странная встреча, такая же странная, как виденья, которые, говорят, случаются в кальянном дыму.
Велину почему-то казалось, что все это время он общался с «двойником», образы множились, как дым от кальяна, время покачивалось, подобно страусиным перьям.
И если мозг Стеллы отказался обрабатывать поток информации в реальном времени, то Лев — не зная, почему-тоже не осознавал себя, был, как в тумане: ориентиры сместились, время отступило, настоящее ушло в прошлое, возраст «высоких договаривающихся сторон» не имел никакого значения.
Его возбуждал, дразнил, пьянил, пугал, манил феерический факт совпадений — от совпадений творческих до совпадений буквальных, таких, которых иначе, чем мистикой, не объяснишь.
«Мандельштам не про этот ли “ванильный вечер” писал, не про нас с тобой?» — сказал вслух Велин, вспоминая любимые строки:
В пожатье рук — мучительный обряд.
На улицах ночные поцелуи,
Когда речные тяжелеют струи,
И фонари, как факелы, горят.
Ночные поцелуи, нечаянные пожатья рук, горячие объятья — как она приникла к нему, обняла крепко-крепко, словно требовала запомнить этот миг горячности и бреда.
…И смеялась…
… И ушла, исчезла…
Велин посмотрел в окно и заговорил, обращаясь к исчезнувшей Стелле, словно слова стрелой выпущенной могли, пробивая время, долететь до ее сознания:
«Стелла, Стелла… Боже мой, если бы ты знала, что такое скоротечность времени! Если бы ты кожей чувствовала, как оно, время, просачивается сквозь поры, унося с собой каждую минуту, секунду, мгновенье частицу моей жизни, а стало быть, и частицу меня самого!
Безумие (жар) “ванильного вечера” — это жажда мгновенного со-творчества, co-единения, сопричастности.
Нет-нет, все же следует опасаться двойников, выныривающих из Зазеркалья, из смуты, из омута, из потусторонности социальной сети…»
Тихая Слава
Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман…
— Дуся, вы меня угостите еще шампанским? Ну, если вы такой скупой, то я спрошу хоть апельсинов. Вы на время или на ночь?
— На ночь. Иди ко мне.
Она легла с ним рядом, торопливо бросила через себя на пол папиросу и забарахталась под одеялом.
— Ты у стенки любишь? — спросила она. — Хорошо, лежи, лежи. У, какие у тебя ноги холодные! Ты знаешь, я обожаю военных. Как тебя зовут?
— Меня? — он откашлялся и ответил неверным тоном:
— Я — штабс-капитан Рыбников. Василий Александрович Рыбников.
…Когда я писал этот рассказ, меня почему-то преследовал по пятам сюжет знаменитого купринского рассказа «Штабс-капитан Рыбников».
И дело не в том, что по странному стечению обстоятельств особу, особо привлекшую мое внимание, звали Слава Рыбникова (мало ли Рыбниковых на свете, включая знаменитого композитора? Да и потом: не должен же вызывать подозрений человек с фамилией Раскольников только потому, что он носит фамилию литературного героя, пришившего ни за что ни про что двух старушек).
Однако же скажу проще: круговорот событий, в который я оказался вовлечен благодаря госпоже Рыбниковой, оказался косвенным образом схож с событиями, изложенными Александром Куприным.
Это при том, что происходили они, разумеется, в другое время.
Итак, в весенний погожий день я сидел за столиком в городском кафе с женщиной, представившейся Славой Рыбниковой.
Первое знакомство, как я уже говорил в начале, никаких ассоциаций не вызвало, они затаились, спрятались, не давали о себе знать, они полезли не сразу, а выползали постепенно, как муравьи из укрытия, — тогда, когда история получила дальнейшее свое развитие.