дунья, – прошептала она, обращаясь к деревянной подвеске. Механическая птичка, угнездившаяся у нее в кармане, затрепетала и вылетела наружу. Присев к Ларе на ладонь, она легонько клюнула медальон, который пульсировал и гудел даже громче, чем обычно. – Берни, но если получается, что я ведунья… значит, и мои папа с мамой были тоже?..
– Твоя мама точно была ведуньей, это я тебе гарантирую, – кивнула Берни. – Магия всегда передается ребенку по женской линии.
Лара спрятала медальон обратно под рубашку, а механическая птичка никак не могла угомониться и порхала вокруг нее кругами, пока наконец не уселась ей на плечо. Лара едва заметила ее – мысли ее были далеко. Она лихорадочно думала о родителях, о том, что магию в своей крови она, оказывается, унаследовала от мамы.
Теперь пришла очередь Двух-Восьмерок изготовить заклятие света. Лара с огромным интересом наблюдала, как юноша-ведун старательно выводит на бумаге свои собственные символы. Руки его слегка дрожали. Мысли о том, что ему до сих пор не давали даже попробовать проявить свои магические способности, исследовать и экспериментировать, вызывали у нее изумление и глубокое сострадание. В результате он, выросший в окружении магии, сейчас вынужден был начинать с азов, как и она сама, и его волнение выдавало то, какими неловкими получались рисунки.
Когда Берни уловила в пробирку заклятие Двух-Восьмерок и выстрелила им из своей палочки, луч света был настолько ярким, что Лара невольно зажмурилась, пораженная его силой. Ее собственный луч был в разы слабее.
– Ах ты ж зубы преисподней! – воскликнула Берни, поспешно гася заклятие. – Вот это я называю – настоящее заклятие света!
Две-Восьмерки, приоткрыв рот, смотрел на кончик ее палочки. Его немножко трясло, дыхание срывалось с губ облачками пара.
– Это… это правда я сделал?
– Да, мальчик мой, это сделал именно ты!
Он какое-то время молча смотрел на Берни, потом широко улыбнулся. Глаза его сияли, лицо было полно жизни.
– Настоящая магия… Живая, неукротимая! Я всегда мечтал… А можно я еще что-нибудь напишу?
– Давай не все сразу, будем продвигаться шаг за шагом, – предложила Берни, и взгляд, которым она смотрела на Две-Восьмерки – полный одобрения, любопытства и теплоты, – заставил Лару ощутить укол ревности.
– А дальше что? – сказала она, чтобы отвлечь Берни на себя. – Нас кто-нибудь научит, как быть настоящими ведунами? Нам выдадут палочки?
– Как только мы доберемся до Западной Ведунии – непременно.
Лара представила себе, как здорово будет обзавестись собственным котлом и палочкой, создавать мощные заклятия – сама мысль об этом доставляла огромную радость.
И тут откуда-то сверху, с огромной высоты, послышался яростный раскатистый крик.
– Смотрите!
Две-Восьмерки, вскочив на ноги, показывал на небо на западе, откуда к востоку со страшной скоростью неслись шесть огромных крылатых созданий. Они ярко светились, и световой след тянулся за ними по сплошной темноте, рассыпаясь хвостом искр. При виде их Лара испытала небывалое возбуждение и восторг, глаза мигом наполнились слезами, дыхание участилось. Прекрасные и грозные существа мчались по небу, как крылатые метеоры, и биение их широких крыльев походило на раскаты отдаленного грома.
– Берни? – Лара обернулась к пожилой ведунье – и увидела, что та неожиданно побледнела и едва держится на ногах. Чтобы устоять, ей пришлось схватиться за бортовое ограждение.
Лара увидела, что Берни тоже плачет. Она схватила ее за руку и крепко сжала. Две ведуньи и юный ведун стояли на носу корабля и следили за полетом душ шести членов Ведунского Верховного Совета, которые мчались на бой с древней тьмой. Всполохами света они пронеслись по ночному небу и скрылись за горизонтом.
Черная птица
Ларе было отнюдь не просто принять тот факт, что она на самом деле ведунья. Эта тема теперь занимала каждую ее мысль, она просыпалась с ней и засыпала, настроение девочки менялось от восторженного к подавленному и обратно, и так всякий день, бессчетное множество раз. Мозги ее просто кипели. То ей хотелось скакать от радости в предвкушении новой жизни, потрясающих приключений, то ее трясло от ужаса. Всю жизнь с младенчества Ларе внушали, что ведьмы – отвратительные грязные твари, что их дикая магия смертельно опасна. Она выросла в сторожком, граничащем со страхом уважении в адрес королевских Белых ведунов – а в результате сама оказалась ведуньей.
Корабельная качка ее даже успокаивала, потому что соответствовала ритму ее собственных метаний. Перебирая в уме происшествия последних дней, она любила сидеть на палубе и смотреть на небо. До чего же странной штукой казалась эта Вечноночь. В ней утрачивалось всякое ощущение времени, а в сочетании с водными просторами Оловянного моря и вовсе казалось, что времени не существует. Небо было настолько усеяно звездами, что, если в них долго вглядываться, голова начинала кружиться, а глаза – болеть. Звезды испускали лучи молочного света, море было спокойным, гладким, как зеркало, и вода отражала луну и мириады пылающих звезд, так что казалось – кораблик движется меж двумя небесами, одно сверху, а другое внизу. Лара подолгу лежала на спине на холодной палубе и смотрела на звезды, а механическая птичка летала над ней, порой присаживаясь отдохнуть, и лунный свет окрашивал ее золотые перышки в серебро.
– Вот какое я тебе дам имечко, – сказала Лара своему крылатому другу, когда тот в очередной раз уселся ей на грудь после полета. – Буду звать тебя Лунокрыл.
Две-Восьмерки также в немалой степени занимал ее мысли. Он казался ей таким чуждым и странным… Совсем другой, чем она, кроткий, стеснительный и пугливый, он даже голоса никогда не повышал. Несколько раз она ловила на себе его взгляд, как если бы он хотел с ней заговорить, но не знал, с чего начать. Лара, со своей стороны, все еще ревновала, что его заклятие света получилось сильнее ее собственного, и тревожилась – а вдруг Две-Восьмерки всегда будет на шаг впереди нее? Окажется образцовым учеником, вокруг которого все будут прыгать от восторга, а про неудачницу Лару забудут.
Той ночью Лара спала, как обычно, в корабельном трюме на соломенном матрасе, на подстилке из мешковины. В трюме было тепло, а гул двигателей прекрасно усыплял и убаюкивал. Магнус Беловран упоминал, что до Западной Ведунии от Королевской Гавани шесть дней пути. Лара решила, что, если она все шесть дней будет непрестанно думать о ведунах и магии, у нее просто крыша съедет, так что требовалось срочно занять себя чем-нибудь еще. Например, исследованием корабля. Близко к рубке Роба Нильсена она подходить не осмеливалась и вообще старалась избегать капитана, который по-прежнему смотрел на нее как солдат на вошь. Но с остальными членами команды она неплохо сошлась, играла с ними в карты и весело болтала. А еще она постоянно надеялась, что Берни вот-вот продолжит учить ее магии – но с момента, когда они увидели души Верховного Совета, летящие в небесах, Берни сделалась какой-то отстраненной, и Лара не решалась ее дергать.
Как-то раз она стояла на корме, глядя в темное небо, вдыхая соленый воздух и позволяя холодному ветру развевать ее волосы. Ощутив чей-то взгляд в спину, она обернулась – конечно же, это был Две-Восьмерки, который выглядывал из-за капитанской рубки. Когда она развернулась, он хотел было спрятаться, но она ему не дала.
– Стой. А ну иди сюда сию же секунду.
Две-Восьмерки смущенно вышел из укрытия и приблизился, потупившись, как провинившийся ребенок.
– Зачем ты за мной все время шпионишь?
Две-Восьмерки вспыхнул:
– И вовсе нет. Я не шпионю.
– А мне вот кажется, что шпионишь, – настаивала Лара.
– Клянусь, ничего подобного! Я просто… просто никогда раньше не видал никого, похожего на тебя.
Лара запнулась, не уверенная, хочет он ей польстить – или, наоборот, обидеть.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты как будто ничего не боишься, – попытался объяснить Две-Восьмерки. – Ни Вечноночи, ни того, что ты так далеко от дома, ни того, что ты ведунья…
– На самом деле боюсь, – перебила его Лара. – Ужасно боюсь, на самом деле. Наверняка не меньше, чем ты. И ты знаешь, вообще-то, бояться – это нормально. Моя способность бояться того, что на самом деле страшно, много раз спасала мне жизнь в туннелях под городом.
Две-Восьмерки изумленно воззрился на нее:
– В каких туннелях? Под городом есть туннели?
– Ну да, канализация. Я же была сталкером.
– Была кем?
– Сталкером. Это такие люди, которые зарабатывают на хлеб тем, что шарятся по трубам и собирают там всякие мелкие ценные вещички. Там в туннелях по первости довольно жутко. Нижний город нужно уважать, а то он тебя слопает и не подавится. Там обязательно нужно постоянно немного бояться. – Она помолчала, единственным звуком оставался плеск волн о корму. – Знаешь, я до тебя никогда не разговаривала ни с одним Белым ведуном.
Две-Восьмерки кивнул:
– Неудивительно. Не то чтобы мои собратья славятся разговорчивостью. Светская беседа – не наше сильное место.
Лара улыбнулась. Она и представить не могла, что у Белого ведуна может быть чувство юмора.
– Почему ты сбежал? Зачем рисковал жизнью?
Две-Восьмерки облокотился о борт, глядя, как Лунокрыл серебристым светлячком порхает над водой.
– Я всегда чувствовал, что отличаюсь от своих собратьев. Меня притягивал внешний мир, понимаешь? Даже когда я был совсем маленьким и нам объясняли, что Белым ведунам нет места на земле, кроме наших кварталов, что обычные люди ненавидят нас…
– Я тебя вовсе не ненавижу, – удивилась Лара. Задумчиво взглянула на него и добавила: – Знаешь что? Я прожила на улицах всю свою жизнь. Я знаю город, знаю его людей. Насколько мне известно, они по большей части не ненавидят Белых ведунов. Скорее боятся.
Пришел черед Двух-Восьмерок изумляться.
– Боятся нас? Но с чего бы вдруг?
– Потому что вы другие, – пожала плечами Лара. – А когда кто-то кажется совсем другим, страх – самая естественная реакция. Сказать тебе, что я думаю?