Невероятная вспышка света – и на месте, где только что парил Лунокрыл, остался один сплошной свет. Все соделалось светом.
Оставшись в сияющей пустоте, Лара начала падать вниз.
Люди смотрели вверх. Берни и Роб, стоя бок о бок, видели, как золотая стрела, теряясь в высоте, вонзилась в сердце тьмы и исчезла в толще Вечноночи. А потом Вечноночь взорвалась изнутри слепящей вспышкой, так что все, стоявшие на улицах города, заслонили глаза руками.
– Лара!
– О боги, Лара!
Крохотная фигурка стремительно катилась с небес на землю. Они видели, как человеческое тельце разрезает воздух, вращаясь в полете, заключенное в золотистую прозрачную сферу, замедлявшую падение, – освобожденные души Белых ведунов окружили ее в воздухе и пытались спасти. Снизу это напоминало огромную падающую звезду.
Вниз…
Вниз…
Вниз.
Лара ударилась о мостовую в нескольких кварталах оттуда, среди трущоб, и грохот ее падения эхом прокатился по улицам, вздымая клубы дыма и пыли. Послышались крики ужаса и изумления – и настала тишина.
Души Белых ведунов от места падения начали разлетаться в стороны, мчались над улицами Королевской Гавани кто куда – по всему королевству, – ведомые давней жаждой воссоединиться со своими телами.
На полузаброшенном кладбище неподалеку от улицы Пряностей Джо Коротконожка помогал подняться с обледенелой травы Двум-Восьмеркам – и тут темноту прорезал всполох золотистого теплого цвета. В страхе и благоговении Джо обхватил Две-Восьмерки за плечи, поддерживая его, когда к Белому ведуну приблизилась его душа. Окровавленный, избитый и переломанный юноша жадно потянулся к ней, не смея верить в подобное счастье, – но душа подлетала все ближе, а потом припала к его груди, проходя сквозь плоть, и снова сделалась с ним единым целым – впервые со дня его рождения.
Голова Двух-Восьмерок запрокинулась, он жадно втянул воздух в легкие, по лицу его катились слезы. Все его существо наполнял невероятный, ни с чем не сравнимый восторг: он снова сделался целостным.
Рассвет
– Смотрите все! Небо! Смотрите на небо!
– С темнотой что-то происходит! Она умирает!
– Она треснула изнутри! Как яичная скорлупа!
Это было довольно точное описание. После светового взрыва в небесах по тьме и правда побежали мелкие трещины, которые с каждым мигом все множились и расширялись, и сквозь эти трещины наружу пробивался дневной свет.
Трещины переходили друг в друга, ими уже покрылась вся поверхность Вечноночи – и наконец она окончательно рассеялась, оставив за собой чистое голубое небо.
Свет вернулся.
Меченые завопили от боли, закрывая руками глаза. Они падали на землю и корчились, их кожа шла пузырями и шипела, как от смертельных ожогов. Они сгорали на глазах от прикосновения света – и в считаные секунды от Меченых остались только черные пузырящиеся пятна на камнях мостовой. Сперва выжившие были настолько ошеломлены, что не могли издать ни звука – только стоять и смотреть. Но потом оцепенение спало, и послышались восторженные вопли, торжествующие крики, которые распространялись по улицам города почти одновременно с солнечным светом.
В заливе Грязный Рот на одном из черных кораблей, пока Меченые вопили от боли и пытались скрыться от беспощадного света, люди, которых те превратили в нелюдей своей магией, начинали один за другим приходить в себя.
Капитанша краболовного судна вспомнила свое имя. На нее разом нахлынули воспоминания детства, память об отце, о братьях, о товарищах. Она вспомнила свой кораблик «Светлая Мэри», свою команду, тот ужасный день, когда пришла Вечноночь и забрала ее под власть темных чар.
Она пораженно оглянулась, словно внезапно разбуженная ото сна, и в живом свете дня увидела корчи умирающих Меченых, чья кожа пузырилась и горела под солнцем. Оттолкнув от штурвала Меченого, который пытался направить корабль на восток, хотя уже подыхал и орал от боли, она сама заняла капитанское место и на полной скорости отправила судно таранить другой черный корабль, подобно торпеде.
За несколько секунд до того, как один корабль Меченых врезался в борт второго, она ловко перескочила через ограждение и широкими гребками поплыла к берегу.
Первое, что вспомнила по пробуждении от чар Агата Олофссон, – это лицо и светлые волосы своего сына Джошуа. Потом волной накатили прочие подробности ее жизни. Она вспомнила ночь нападения Меченых, вспомнила, как ей на лбу вырезали отвратительную метку, забирая у нее память. Оглядев палубу корабля, на котором она не помнила как и оказалась, она увидела, как умирают Меченые – больше половины уже передохло, остальные корчились от боли. Несколько самых крепких еще держались на ногах, пытались управлять кораблем, вести его на восток, следом за остатками быстро отступающей тьмы. Агата живо подобрала лук, валявшийся рядом с одним из трупов, схватила его колчан и наложила стрелу на тетиву. Выпуская одну стрелу за другой, она растратила их все до единой, а когда стрелы кончились, бросилась к борту и, зажмурившись, прыгнула в воду, чтобы плыть навстречу свободе. Пока она изо всех сил гребла к суше, последние черные корабли Меченых, лишенные команды, либо неподвижно замирали в водах Оловянного моря, либо начинали идти ко дну, полыхая огнем.
Первое, что коснулось слуха Лары, когда она начала приходить в себя, – это знакомое журчание сточных вод в канализационных трубах. Вода обтекала ее тело, привычно воняя гнилью и нечистотами, и Лара поняла, что неведомым образом вернулась домой.
Она медленно открыла глаза.
Как странно… Что это?
Она совершенно точно лежала на кирпичном полу туннеля – и при этом над головой у нее было синее небо.
Ярко-синее и безоблачное.
– Пустите меня! Давайте я сам!
– Где она?
– Подвинься!
В отверстии, пробитом в уличном покрытии, возникло лицо Берни Беловран. Рядом с ним через мгновение всплыли головы Роба Нильсена и Двух-Восьмерок, последним показался взлохмаченный Джо.
– Привет, – выговорила Лара. – Я что, правда жива? В любом случае рада вас видеть.
После чего она снова потеряла сознание.
Раздача долгов
С момента возвращения солнца пошел уже третий день – а всеобщее ликование и не думало утихать. Толпы празднующих наводняли улицы, отовсюду слышались пение и взрывы смеха, огневиски лилось рекой, люди танцевали, обнимались и делились друг с другом радостью.
Лара и ее друзья в эти дни старались перемещаться по городу как можно быстрее, опустив головы и надвинув капюшоны, чтобы оставаться неузнанными. В атмосфере всеобщего ликования лицо ее казалось до странного мрачным.
Улицы Королевской Гавани были ее домом с раннего детства. Она выросла на них, была ее частью, они текли в ее крови столько долгих лет. Но теперь она чувствовала себя чужой в этом городе.
Во время вчерашнего обращения Серебряного Короля к народу Лара стояла среди толпы, то и дело встряхивая головой, чтоб хоть немного сбросить раздражение и гнев. Подумать только, этот никчемный толстяк приписывал победу над Вечноночью себе лично, также отметив важную роль армии и Белых ведунов госпожи Хестер в изгнании тьмы. Госпожа Хестер на торжестве, как ни удивительно, отсутствовала. Ларе хотелось знать, где она, что с ней сталось. Прячется где-то в своей башне, зализывая раны, или?..
Указ Серебряного Короля, что всякий, кто был помечен знаком Меченых и участвовал в беспорядках на их стороне, должен быть арестован и подлежит суду, полиция встретила с энтузиазмом. То и дело полисы отлавливали и тащили на допрос кого-нибудь из пострадавших, легко вычисляя несчастных по шрамам на лбу. Осуждать их на смерть оказалось не труднее, чем вычислить: некоторых уже показательно повесили на площади. Честных людей, по большей части бедняков с большими семьями, которые были на самом деле виноваты лишь в одном – что они оказались в ненужное время в ненужном месте.
Из-за всего этого в трущобных кварталах назревало недовольство, которое грозило вылиться в нечто большее.
Большинство пострадавших от чар Меченых были из обитателей трущоб, каждый первый потерял родственников и любимых. Против короля накапливался народный гнев. Ему не собирались прощать, что он запер бедняков в их кварталах, отдавая их на растерзание Вечноночи, и не обеспечил им никакой защиты. Лара чувствовала – вот-вот этот нарыв должен прорваться. Брешь в доспехе Серебряного Королевства ширилась с каждым днем.
Сейчас она протиснулась сквозь толпу веселых пьяниц, поднимавших тосты за освобождение от тьмы, спустилась по улице Игольщиков и свернула в Костяной переулок. За ней еще оставался небольшой должок.
Динг-а-линг-а-линг!
В список особенностей внешности Старого Ханса никогда не входил здоровый цвет лица. Однако же когда он выглянул из-за прилавка и увидел на пороге своей лавчонки Лару и ее друзей, он позеленел что-то уж слишком даже по его невысоким стандартам.
– Тихо, – сразу же предупредила его Лара. – Не вздумай вопить или еще как-нибудь привлекать лишнее внимание, иначе у тебя в гостях окажется компания очень злых ведунов. Понял?
Старый Ханс в ужасе кивнул трясущейся головой:
– Лара, чего ты хочешь?
Она смотрела на него долгим взглядом, чувствуя себя высокой и сильной.
– Ты слышал о новом указе? О том, что делают с людьми, которые попали под заклятия Меченых?
Старый Ханс закивал:
– Излишняя осторожность никогда никому не мешала, верно же? Я имею в виду – вдруг у них от этого дела в головах что-то навсегда повредилось и теперь они по любому чиху начнут сходить с ума и резать всех подряд, э? И откуда знать, вдруг ведьмины задумают использовать их в своих целях?
– Нет, Старый Ханс, это не так работает. На месте любого из получивших метку мог оказаться и ты. Как бы ты тогда запел, хотела бы я знать.
Тот втянул голову в плечи, не осмеливаясь спорить.
Лара подошла к прилавку, облокотилась на него, нависая над стариком.