«Как-то странно, что я это вообще заметил».
Он, недовольно зевая, вошёл в главный холл, и именно там его встретил Николай Смирнов.
Тот стоял у входа, отчётливо напряжённый, как человек, переживший собственный бой и ожидающий следующего удара.
Он сразу оглядел Мирослава с той невидимой оценкой, которая не даёт возможности оставаться равнодушным к происходящему. На лице Николая не было привычной иронии, которая так часто играла в их диалогах. Здесь был только легкий след напряжения.
— Комиссия уже здесь, — произнёс он, с явной тревогой в голосе. — Карпов явно настроен серьёзно.
Мирослав слегка приподнял брови, подавляя недовольную улыбку, которая почти выскользнула на его лицо. Подумать только: он знал, что Карпов не остановится, но всё равно это звучало как нечто новое, ненужное и неизбежное.
— Чего ты ожидал? Он не успокоится, пока не выставит меня некомпетентным, — произнёс Мирослав, и, хотя слова звучали достаточно спокойно, внутри его возникло странное ощущение.
Он действительно не хотел думать об этом сейчас, но не мог избавиться от мысли, что день сегодня будет отнюдь не обычным.
— Он уже что-то готовит. У него слишком самодовольный вид, — ответил Николай, добавляя в свой голос тот же оттенок, что и в его взгляде, отчаянно пытаясь прочитать Мирослава.
Мирослав слегка пожал плечами и вновь зевнул, стараясь не поддать эмоциям. Он ведь видел, как Карпов работает, видел, как он часто пользуется преимуществом, как будто всё заранее предсказано. На этом фоне маленькие игры, такие как этот утренний разговор с Николаем, начинали терять свою значимость.
— Тем интереснее будет его разочаровать, — сказал он с лёгким оттенком уверенности, стараясь скрыть тревогу, которая его одолела.
Он понимал, что внутренне уже начинает тянуться к неизвестности, но всё же держал себя в руках. Не слишком надеялся, но и не собирался сдаваться. Мир вокруг и его внутренний мир переплетаются, как нервное напряжение, которое не даёт полной свободы для действий.
«Он ведь не сдастся. Почему тогда и мне не сыграть в эту игру?».
Внутренне он понимал, что игра уже началась. И, как бы он не старался сохранять нейтралитет, он был частью этой игры. Невозможность избежать её ощущалась почти физически — как непреодолимая тяжесть, которая не даёт свободы воли. С другой стороны, он осознавал, что отступать — значит проиграть раньше, чем начнётся основная борьба. Но для этого нужно было сделать выбор, как будто бы его судьба была заранее предсказана, как будто всё было написано на этих бумагах и в глазах Карпова.
Тем не менее, было что-то странно успокаивающее в том, что он всё равно продолжал двигаться вперёд, как если бы этот день был очередным испытанием на его стойкость. И хотя всё происходящее казалось необъяснимым и немного абсурдным, Мирослав не мог не почувствовать, как его внутренняя ирония всё-таки берёт верх.
«Что ж, Карпов — теперь всё зависит от меня».
Мирослав шёл по коридору больницы, и, как и ожидалось, всё вокруг будто начало плавиться в туман, как если бы мир вокруг него завис между сном и реальностью. Ход его был медленным, но уверенным — и поглощённый этим унылым чувством, он не мог не ощущать, как всё вокруг становится частью абсурдной пьесы, в которой он не был уверен, играет ли он главную роль или всего лишь запоздавший статист. Его шаги эхом раздавались, словно этот коридор — слишком тесный для него, а в воздухе что-то трещало, как предвестие бури, о которой никто не говорит, но все чувствуют её приближение.
Карпов.
Комиссия.
Невероятное ощущение, что все в этом месте знают больше, чем он, что они заготовили его роль и ждут, когда он, смиренно поддаваясь, войдёт в неё, как на сцену, не спрашивая, зачем и почему.
Но, как и всегда, на уровне физиологии, Мирослав чувствовал, что его место тут неустойчиво и что будущий бой обязательно начнётся с его собственной слабости, с того, как он в этом мире должен быть.
В дверях комиссии он остановился на мгновение, осознавая, что все вокруг него настроены на игру, но не на игру его принципов — игра на чужих условиях. Он понимал, что его личная игра будет проиграна заранее, если он не выстроит свою стратегию. Как если бы ему дали роль, и теперь всё зависело от того, насколько он умеет подыгрывать этим правилам, не попав в ловушку.
Комната была полна людей, и все эти разговоры, как мозаика, складывались в причудливую картину, которой, казалось, не было конца. В центре был он — мирный и спокойный, да-да, даже в этой ситуации, несмотря на ощущение, что всё каждое слово будет записано, что каждый взгляд будет помечен как важный. Главное — не дрогнуть.
И тут, наконец, взгляд его встретил Карпова, который сидел с таким видом, словно весь мир был только его игрой, и всё происходящее было лишь частью подготовленного спектакля. Карпов почувствовал его взгляд и, конечно, сразу же, как ловушка сработала, выждал пару секунд, после чего начал говорить, но не слишком уверенно, даже с небольшим сарказмом:
— Товарищ Миргородский, вы инициировали нововведения в стоматологической практике. Сегодня мы оценим их эффективность и соответствие медицинским стандартам.
Мирослав кивнул, не давая никакой внешней реакции, чтобы не выдать своё внутреннее напряжение, не позволив себе даже намёк на слабость.
— Разумеется. Давайте приступим. — его голос был ровным, и это было важно, потому что он хотел выглядеть так, как будто всё знает и ничего не теряет.
Внутри было же иначе: все его чувства сжаты, как под гнётом, и он чувствовал, что этот день будет не таким, как любой другой. Он мог бы посмеяться, как бы иронично не звучал этот момент, но так не получалось, потому что всё, что в нём было, кричало: «Ты можешь от этого не уйти».
Карпов, по привычке, подал свой стандартный «наигранный» ответ, выждав момент, как всегда он дозирует свою уверенность на грани откровенной агрессии.
— Думаю, всем будет интересно узнать, действительно ли эти «новшества» оправдывают себя.
Небольшая пауза. Мирослав ощущал, как все эти слова поднимаются над ними, становятся вспышками в этом темном зале, а воздух вокруг них сжимается.
— Разумеется. Давайте приступим. — отвечает Мирослав, и это было не столько заявление, сколько внутренний вызов.
Он понимал, что им не нужно никаких оправданий, они хотят увидеть слабость, хотят понять, можно ли его сломать. Подсознание требовало, чтобы он сыграл свою роль, победил, не давая им ни единого шанса. Мирослав не мог позволить себе поддаться этому волнению — слишком многое стоит на кону.
Его взгляд не смущался. Он знал, что нужно продержаться. В конце концов, он пришёл сюда не для того, чтобы отступить.
Мирослав сидел за столом, перед ним лежала медицинская карта, одна из тех, которые Карпов так любил использовать в своих играх, как карту в руках опытного шулера.
Он бы и не замечал, как та скользнула в его руки, если бы не тот странный момент, когда его взгляд остановился на одной из строк — совершенно случайная деталь, но он почувствовал её, как нечто неприятное, как задевающее неуверенность.
Успел ли Карпов что-то добавить, что-то подкорректировать?
Возможно, он заранее знал, что этот день будет моментом истины.
Мирослав не был глупым, он понимал, что Карпов не может просто так оставить его в покое.
Но сегодня было что-то новое, и это заставляло его всерьёз задуматься, что за игрой стоит нечто большее.
И хотя он не хотел идти в это, у него не было выбора.
Он взялся за эту игру, и теперь было поздно отступать.
Вот перед ним лежала медицинская карта пациента, и сейчас, наглядно, он уже видел её несовершенства. Это было настолько очевидно, что его губы невольно растянулись в лёгкой усмешке. Но этот момент был важен не только потому, что он смог сделать шаг вперёд, но и потому, что этот момент не был случаен. И вот теперь он обнаружил ошибку. Он посмотрел на неё снова и снова, и вдруг всё стало очевидно. Строка в карте, что с первого взгляда казалась незначительной, теперь громко звучала как ответ. Карпов, чёрт побери, был слишком очевидным.
— Пациенты, по которым вы предложили метод, показали хорошие результаты — произнёс главный инспектор, как бы принимая отчёт за всё происходящее, и Мирослав почувствовал, как напряжение слегка ослабевает.
Но что же это, если не очередная игра?
Он знал, что они ждут его реакции, они ждут, что он отдаст всё обратно в их руки.
И вот это их заигрывание, эта псевдодружелюбность, создаёт иллюзию, что всё под контролем. Но он знал, что именно на этом моменте всё будет решаться, и все его предыдущие шаги будут сведены к одной фразе.
— Но не без осложнений! — вставил Карпов.
Его голос был так напорист, что Мирослав даже вздрогнул, но это было лишь от неожиданности.
Сколько раз Карпов играл в эту игру, сколько раз.
Привычная тактика.
Привычный ход.
И, несмотря на его уверенность, теперь он совсем не выглядел так же победоносно, как прежде.
Его слова не имели силы.
Даже сам взгляд Карпова теперь был наполнен беспокойством.
Он знал, что Мирослав нашёл ошибку, и, как обычно, теперь всё будет связано с тем, кто сделает первый шаг.
Мирослав посмотрел на Карпова, и в его глазах мелькнула странная решимость.
Он был уверен, что всё, что ему нужно сейчас, это просто не бояться. Карпов готов был атаковать, но сегодня он не мог позволить себе поддаться.
Он не мог просто так позволить всё скатиться обратно в старую игру.
Его методы — их методы — всё это было слишком очевидно, но Мирослав не собирался отступать.
— Да, — произнёс Мирослав с невозмутимостью, которая сама по себе казалась уже победой. — Но это не моя вина. Все осложнения были вызваны несоблюдением рекомендаций. Это подтверждено в медицинском отчёте.