— Вы бледный. Плохо спали?
Мирослав едва заметно пожал плечами, отводя взгляд.
— Немного. Устал.
Его голос был ровным, но он знал, что Николай уловит нотки напряжения. И точно — тот чуть нахмурился, но не стал задавать лишних вопросов. Мирослав скользнул взглядом за его спину. Коридор был пуст, никаких тёмных фигур, никаких людей в серых плащах, ожидающих момента схватить его за плечо.
Николай заметил этот взгляд, но ничего не сказал. Лишь чуть приподнял бровь, будто пытаясь разгадать, о чём сейчас думает Мирослав.
— Простите, что рано, — сказал он спустя мгновение. — Просто… хотел узнать, не хотите ли позавтракать вместе?
Мирослав сделал глубокий вдох, заставляя себя расслабиться. Он не мог позволить себе выдать ни одной эмоции. Даже если Николай действительно искренний, даже если он говорит без задней мысли, доверять — опасно. Но играть в обычную жизнь нужно.
— Да, конечно. Мне не помешает нормальный завтрак.
Он вышел в коридор, чувствуя, как воздух здесь холоднее, чем в комнате. Николай шагнул вперёд, но Мирослав на мгновение задержался, оглянулся через плечо.
Комната выглядела так же, как и всегда. Всё на своих местах. Всё тихо. Но что-то подсказывало ему: здесь был кто-то другой. Кто-то, кто умеет не оставлять следов.
Он шагнул назад, ещё раз посмотрел по сторонам, словно надеясь поймать взглядом неуловимые знаки чьего-то присутствия.
Глава 20Незримая тень
Москва пробуждалась в привычной утренней суете: прохожие торопливо шагали по булыжникам мостовой, гремя подошвами по влажному после ночи камню. Из подворотен доносились голоса дворников, лениво сметающих остатки вчерашнего дня, на перекрёстках уже стояли мальчишки с охапками газет, выкрикивая громкие заголовки: «Пятилетка в четыре года!», «Передовой рабочий завода „Серп и молот“ награждён орденом Ленина!». Возле булочной выстроилась очередь, в воздухе пахло свежим хлебом, ещё горячим, с запечённой корочкой, которую хотелось сломать пальцами и сразу попробовать.
Мирослав шагал рядом с Николаем, сгорбившись в своём простом пиджаке, застёгнутом на все пуговицы, будто защищаясь от утреннего холода. Но не в погоде было дело — холодным было чувство внутри. Оно прочно засело в груди, в самых рёбрах, не давая дышать свободно. Чувство тревоги, навязчивой и глухой, которую не стереть, как досадное пятно.
— Сегодня людей много, — Николай посмотрел на улицу, потом перевёл взгляд на Мирослава. — Вы молчите. Всё в порядке?
Мирослав кивнул, но взгляд его был сосредоточен на прохожих. Глаза метались, выхватывая лица. Омега в тёмном пальто —, скорее всего, служащий. Альфа в кепке, придерживающий за руку ребёнка — несомненно, рабочий. Но тот человек у угла, что лениво курил, опершись плечом о стену, казался слишком внимательным. Или это игра воображения?
— Просто не выспался, — ответил он, заставляя себя отвлечься.
Паника — последнее, что ему сейчас нужно. Спокойствие. Выдержка.
— Нервы, — сказал Николай с лёгкой улыбкой, вглядываясь в его лицо. — Это нормально. Особенно в первые дни. Здесь… строгая среда. Вы привыкнете.
Привыкнете. Это слово задело Мирослава. Можно ли привыкнуть к ощущению, что за тобой наблюдают? Можно ли свыкнуться с мыслью, что, возможно, твоя жизнь уже не принадлежит тебе, что ты уже — не просто врач, а фигура в чьей-то незримой игре?
Всё ещё ощущая внутреннее напряжение, он шагал дальше. К больнице. К тому месту, которое могло стать для него либо убежищем, либо ловушкой.
«Нужно быть внимательнее. Если меня действительно проверяют, значит, я кому-то интересен. А интерес здесь — вещь опасная».
Мирослав почувствовал, как внутри нарастает странное беспокойство. Он не мог сказать точно, в чём дело, но что-то в этом утре казалось неправильным. Москва жила своей жизнью — из окна булочной доносился запах свежего хлеба, газеты на прилавках сообщали о ходе пятилетки, во дворах играли дети, а где-то вдалеке слышался громкий голос, объясняющий правила новой трудовой дисциплины.
Но за всем этим привычным фоном было нечто другое. Незримое.
Он поймал боковым зрением движение — тёмная фигура на противоположной стороне улицы. Достаточно далеко, чтобы остаться незаметной, но достаточно близко, чтобы он отметил её присутствие. Сначала решил, что просто прохожий. Но когда они свернули за угол, и силуэт вновь появился в отражении витрины магазина, внутри у Мирослава что-то сжалось.
Случайность? Совпадение? Или…
Он слегка замедлил шаг, позволяя Николаю немного уйти вперёд.
— Ты чего так смотришь? — вдруг спросил тот, уловив его напряжение.
— Да так, — Мирослав быстро собрался. — Просто думаю.
Николай пожал плечами и продолжил разговор о новом пациенте, но Мирослав уже почти не слушал.
«Если меня действительно проверяют, значит, я кому-то интересен. А интерес здесь — вещь опасная».
Мирослав сделал вид, что внимательно изучает заголовки газет, но на самом деле его внимание было сосредоточено на реакции Николая. В руках он машинально сжимал монету, будто это помогало удержаться в рамках спокойствия.
Каждое слово сейчас важно.
— Николай, скажите честно, у нас в больнице есть кто-то из НКВД?
Николай моргнул, словно вопрос выбил его из привычного ритма. Потом тихо усмехнулся:
— Вы о чём? Конечно, есть. В каждой государственной больнице есть «наблюдатели». А почему спрашиваете?
Мирослав перевёл взгляд на него, задержавшись чуть дольше, чем положено для обычного разговора.
— Интересуюсь. Кажется, кто-то слишком внимательно следит за мной.
Николай перестал улыбаться. В его взгляде мелькнуло что-то, чего раньше Мирослав в нём не видел — осторожность. Он медленно отвёл глаза, сделав вид, что наблюдает за проходящими мимо людьми, а затем, понизив голос, заговорил:
— Вас предупреждали?
— Допустим.
— Тогда это либо хорошая новость, либо очень плохая.
Напряжение повисло в воздухе. На мгновение показалось, что утренний гул улицы стих, как будто город тоже прислушивается.
Он знает больше, чем говорит.
Николай, казалось, собирался что-то добавить, но передумал. Мирослав отметил, как тот слегка напрягся, сжал плечи. Он знал, что сейчас на чаше весов лежит что-то большее, чем простой разговор.
— Вам не кажется, что в последнее время стало больше подозрений? — наконец сказал Николай, подбирая слова с осторожностью.
Мирослав сделал вид, что не уловил скрытого смысла, но внутри напрягся ещё больше.
— В каком смысле?
— В том, что вопросы не всегда остаются без последствий.
И снова тишина, только шум города вокруг.
Мирослав кивнул, будто соглашаясь с чем-то очевидным, но внутри уже знал: этот разговор был не просто обменом словами. Это был тест.
И он ещё не решил, кто именно кого сейчас проверяет.
Переулок встретил их глухой тишиной, нарушаемой лишь гулким эхом шагов. Мирослав и Николай шли быстро, но без спешки — слишком быстрый шаг выдаёт напряжение, а напряжение выдаёт страх.
И тут — тень, мелькнувшая из-за угла.
Мужчина в тёмном пальто вышел на середину переулка с таким видом, будто случайность привела его сюда. Он не преграждал путь открыто, не делал резких движений, но стоял именно там, где нужно, чтобы их появление не осталось незамеченным.
Мирослав замедлился, чувствуя, как спина покрывается холодной липкостью. Он не смотрел прямо, но видел: высокий, выправка военная, пальто нараспашку, будто человек не чувствует февральского ветра.
Он хочет, чтобы его заметили.
Но Мирослав не поддастся.
Он не сменил выражение лица, не изменил темп, будто ничего не произошло. Просто прохожий. Просто случайность.
Рядом Николай не говорил ни слова, но Мирослав чувствовал: он тоже понял.
И тогда — лёгкий взгляд, неявное, мимолётное прикосновение взгляда к чужому лицу. Мужчина в пальто смотрел на него сдержанно, но осмысленно, пристально, без вызова, но и без тени случайности. В этом взгляде была констатация факта, сообщение без слов: «Я здесь. Я знаю о тебе. И я не спешу исчезать».
Тяжесть этого молчаливого обмена была почти физической.
Они не нападают. Пока что.
Николай первым отвёл взгляд, ровно, спокойно, как человек, которому не о чем беспокоиться. Мирослав же позволил себе задержаться на мгновение дольше, будто изучая кирпичную кладку стены за спиной незнакомца.
Он двинулся дальше.
Шаг, второй, третий — ничего. Мужчина остался на месте.
Только спустя несколько секунд, когда они уже вышли из переулка, Мирослав снова услышал гул города, как будто только сейчас очнулся от короткого, но вязкого оцепенения.
Он не оборачивался.
Но знал: сейчас за его спиной кто-то смотрит ему в спину.
И это ещё не конец.
Больничный корпус вырос перед ними строгими очертаниями серого камня, почти растворяясь в утреннем воздухе. В этом здании не было роскоши, только необходимость — длинные коридоры, запах карболки, гулкие шаги по плиточному полу. Здесь лечили, здесь резали, здесь спасали и здесь умирали.
Мирослав с трудом расслабил плечи, сделав вид, что прогулка по переулку осталась позади. Но напряжение не отпускало.
Когда они шагнули в больничный двор, он невольно замедлил шаг. Уличная суета осталась позади, шум города теперь был заглушён стенами и пустым пространством двора.
И тогда он повернулся.
За их спинами переулок пустел, его провожали лишь колонны дыма из труб и редкие фигуры, спешащие по своим делам. Человека в пальто уже не было.
Исчез.
Словно его никогда и не существовало.
Мирослав всматривался, разрывая взглядом тёмные силуэты рабочих, рассыльных, студентов. Была ли это уловка сознания? Может, он придумал этот взгляд, этот тихий вызов?