Мирослав чувствовал, как воздух вокруг него стал плотнее. Его инстинкты — инстинкты омеги — насторожились. Он не мог не ощущать, как этот незнакомец давит на его психику, на его внутреннее «я». В нём было нечто, что казалось безучастным, но в то же время решающим: он был тем, кто мог бы легко уничтожить их, если бы только захотел. Этот человек был как тень, которая растёт с каждым его шагом, с каждым его взглядом, с каждым движением.
Не было ни звука, ни действия. Тишина после его появления стала оглушительной. Он не сказал ни слова, но атмосфера, которую он создал вокруг себя, была полной, как тяжёлое молоко, что оседает на внутренностях, заставляя их отзываются не просто страхом, а непониманием того, что происходит. Мирослав почувствовал, как его грудь начинает сжиматься. Этот человек, этот незнакомец, был тем, кем нельзя было игнорировать. Он был силой, против которой они не могли сопротивляться.
Мирослав попытался вернуть себе хотя бы остатки контроля, но его голос дрогнул, когда он произнёс:
— Вы ошиблись дверью. Я не принимаю пациентов в такое время.
Слова звучали, возможно, сдержанно, но внутри Мирослав понимал, что они не могут решить ситуацию словами. Этот человек не пришёл за лечением, он пришёл за чем-то большим, чем просто запрос. И, тем не менее, он всё ещё пытался сохранить хотя бы иллюзию контроля.
Незнакомец усмехнулся, его улыбка была пустой, как сама тень, что он оставлял за собой. Это было не тёплое, не дружеское выражение. Это было что-то иное. Что-то, что оставляло их в ощущении растерянности, в том, что они были не готовы, не могли быть готовыми. Он сказал это спокойно, но с каким-то уверенным пренебрежением:
— Но зато принимаете гостей.
Этот ответ вызвал у Мирослава не столько удивление, сколько внутрішний холод. Он не был готов принять тот факт, что они были просто частью какой-то игры, которая уже давно началась. Он почувствовал, как его взгляд скользнул по Николаю, и в этот момент все его инстинкты омеги начали подавлять его разум. Николай, сжимающий кулаки, стоял рядом, он тоже ощущал эту странную власть, которая заполнила пространство.
Николай, сдерживая напряжение, произнёс с явной злостью и чувством беспокойства:
— Скажите уже, чего вы хотите?
Слова были неприветливыми, но под ними скрывалась растерянность, неуверенность. Это было не просто проявление гнева. Это было поведение омеги, стоящего перед альфой или кем-то, кто был выше. Но в этом не было ни власти, ни уверенности, скорее, изнеможение от того, что они не могут понять, что происходит, что за ситуация их окружает. Николай знал, что в этой комнате они не просто встречают незнакомца. Этот человек был тем, кто изменял всю их реальность.
Незнакомец приблизился. Его шаги были не слишком быстрыми, но в них была неумолимая тяжесть, как если бы каждый его шаг отмерял их время. Он подошёл ближе, наклонился чуть вперёд, и его глаза, наконец, встретились с глазами Мирослава. Мирослав почувствовал, как его грудь сжалась, как воздух стал тяжёлым, и инстинкты омеги буквально кричали о том, что это был момент, в котором не будет пути назад.
Незнакомец, приближаясь, сказал, его голос был тихим, но его слова пронизывали каждую клеточку Мирослава:
— Остановитесь.
Мирослав застыл, не понимая, что значит это слово, но инстинктивно он чувствовал, что его сила, его власть были здесь, прямо перед ним. Как омега, он не мог избавиться от этого чувства — его тело, его дух были в подчинении этого незнакомца. Всё, что он знал о себе, обо всех этих моментах, начинало рушиться, и он не мог понять, как это произошло, как он оказался здесь.
— От чего? — его голос был осторожен, и, несмотря на то, что он говорил с некоторой сдержанностью, внутри него нарастала тревога.
Он пытался найти в этом что-то логичное, что-то, что могло бы дать ему хоть какую-то точку опоры.
Незнакомец слегка покачал головой, его взгляд оставался беспристрастным, но с какой-то долей скрытой угрозы. Он снова наклонился, как если бы слова, которые он произнесёт, были предназначены не для того, чтобы утешить, а чтобы окончательно развеять иллюзии:
— От игры, в которую вас втянул этот человек, — он кивнул на Николая, и это движение было столь простым, но таким весомым. — Вы ещё можете спасти свою жизнь.
Эти слова потрясли Мирослава. Он почувствовал, как его собственные инстинкты сжались, как его тело стало тянуться назад, к защите. Всё в нём кричало, что это не просто угроза. Это была их реальность, с которой они должны были столкнуться. Николай, не в силах больше сдерживаться, быстро произнёс:
— И что, сдаться? Замолчать? Уйти?
Вопрос был не столько о том, что делать, сколько о том, что они могли бы оставить. Что они потеряли. Это был вопрос о грани, которую они уже перешли.
Незнакомец лишь моргнул, как будто этот вопрос не стоил ответа, как будто всё уже было решено:
— Назовите это как хотите. Это — выбор.
Выбор. Это слово висело в воздухе, как знак, который невозможно было стереть. Мирослав почувствовал, как его мир снова сжался, как инстинкты омеги, путаясь, но всё более уверенно, говорили ему, что этот выбор не был таким простым. Этот выбор был только началом конца.
Комната погрузилась в такую тишину, что Мирослав почувствовал её как тяжесть на своих плечах. Этот звук — шорох бумаги в его руках — был единственным, что разрывал безмолвие, пронизывая пространство, где каждое слово, каждый взгляд были таким же ядовитым оружием, как и все то, что происходило вокруг. Бумага была холодной, её текст не давал ему покоя. Он чувствовал, как его разум теряется в этом тексте, пытаясь понять, что ему предстоит. Этот лист был больше, чем просто очередная запись, чем-то, что можно было бы просто оставить в стороне. Он был приглашением. Он был ключом. И в то же время, он был яркой меткой на его жизни, которая изменится, если он возьмёт его. Мирослав проклинал себя за эту мысль, но в глубине души знал, что всё это — его выбор. Он уже сделал его, но теперь оставалось только понять, что его ждёт за этим решением.
Тишина, которую оставил незнакомец, была не просто пустотой. Это была плотная тень, накрывшая все вокруг. Она не уходила, как не уходили его слова. Мирослав чувствовал её в каждом движении, в каждом вдохе, в каждом шаге. Он был частью чего-то, что не мог понять, но его инстинкты омеги уже начали прощупывать это пространство, заполняя его своим давлением. Это было не просто внешнее давление, не просто угроза, это была игра, игра, в которой он, омега, был по ту сторону воли. Это было ощущение, что он на волоске от того, чтобы быть не просто подчинённым, но полностью захваченным этим миром.
Он медленно развернул лист, его руки слегка дрожали, но он заставил себя смотреть. В его голове крутились вопросы.
«Почему я?» — спрашивал он себя.
Но внутренний голос, который всегда указывал ему путь, молчал. Он не мог понять, что скрывается за этими словами. Все, что он знал, было только одно: они хотят, чтобы я выбрал. Он уже сделал выбор, но что за этим стояло? И что теперь? Все эти мысли, все эти вопросы сжались в его груди, затрудняя дыхание, но он не мог от них избавиться.
И тут незнакомец, который уже ушёл, вновь вернулся в его мысли. Его слова, сказанные перед уходом, не оставляли Мирослава в покое:
«Не повторяйте ошибку Савельева, доктор Миргородский».
Эти слова резали его изнутри, как нож, потому что они напоминали о чём-то глубоком, о чём он старался не думать. Савельев. Мирослав пытался отогнать от себя воспоминания, но они возвращались снова и снова. Он не мог оставить их позади. Это был не просто совет или угроза. Это было предупреждение, за которым скрывался выбор, который Мирослав уже принял, и который не мог изменить.
Николай стоял рядом, его кулаки сжимались, а в его глазах был тот знакомый взгляд, полный тревоги и беспокойства. Мирослав мог почувствовать, как его собственные чувства сливаются с эмоциями Николая, как они оба ощущают, что эта игра, в которую они были втянуты, не оставляет им места для манёвра. Николай вздохнул, и этот вздох был более чем просто физическим усилием. Это было нечто большее, чем простое выдыхание воздуха. Это был момент осознания. Это был момент, когда даже омега, как Николай, осознаёт, что не может больше скрывать свою слабость.
— Они пришли раньше, чем я думал, — сказал Николай, его голос был низким, сдержанным, но в нём звучала такая тяжесть, которая была выше простого физического состояния.
Это была тяжесть, которую он носил внутри себя. Тяжесть понимания того, что они, возможно, уже проиграли. Но Мирослав знал, что этот момент был не для того, чтобы сдаться. Это был момент, когда они оба стояли на пороге чего-то большего. Момент, когда они должны были сделать выбор, который определит их дальнейшую судьбу.
Мирослав продолжал читать лист, его внутренний монолог звучал, как мрак, который не хотел отпускать его:
Они хотят, чтобы я выбрал.
Это было не просто предложение, не просто запугивание. Это было то, что они оставляли ему, как последний шаг. Шаг, который мог изменить всё. Мирослав чувствовал, как его кровь закипает, как напряжение в его теле нарастает с каждым словом, с каждой строчкой, которая была на этом листе. Но как бы он ни пытался, как бы он ни сопротивлялся, он знал, что выбора у него не было. Он уже был здесь. Уже был втянут в игру, от которой не мог отступить.
И что же будет, если он сделает этот шаг? Что станет с ним? С Николай? С их судьбой? Этот выбор, как никогда, казался тупиковым, потому что он уже был частью того, что не мог контролировать. Мирослав понял это, но теперь, когда он читал, понимал, что их реальность была уже навсегда изменена. Это было не просто решение. Это было падение.
Мирослав стоял, с трудом вдыхая воздух, и смотрел на лист, который лежал на столе, словно он был чем-то большим, чем просто кус