«Почему они мерцают? Почему?», — мысли кружили в его голове.
Он пытался отогнать их, вернуться к разговору, к друзьям, но его внимание не отрывалось от света. Легкое беспокойство постепенно нарастало, но он делал усилия, чтобы не выдать его.
Николай, заметив его взгляд, воскликнул с лёгкой шуткой:
— Эй, ты что, снова о своём? — его смех, как и всегда, был заразительным и лёгким, но Мирослав не мог сосредоточиться на шутке, он с трудом улыбнулся в ответ.
Свет за окном, мерцание, сменяющиеся тени… Всё это стало символом того, что всё не так, как должно быть. Это не был просто день, это был день, в котором что-то было нарушено, что-то смещено. И несмотря на внутренние попытки подавить эти мысли, Мирослав почувствовал, как его мир начинает трещать по швам.
Он вернулся в привычное, но не мог избавиться от ощущения, что это было временное укрытие. То, что он видел на улице, уже оставило свой след в его сознании.
Глава 4Крах реальности
Мирослав Миргородский, выйдя из кафе после встречи с друзьями, ощущал, как ещё свежие остатки веселья от компании друзей растворяются в уличной суете. Он прошёл через дверь и оказался на московской улице, под ярким светом, который, как и его настроение, казался не таким ярким, как раньше. Весь мир перед ним был в движении: машины, люди, звуки — всё это создавалось впечатление какого-то беззаботного потока. Но его спокойствие было ненадолго.
Всё ещё смеясь про себя от шуток Николая и Алексея, Мирослав остановился на мгновение, чтобы вдохнуть городской воздух. Но что-то вдруг изменилось, неуловимое, едва заметное. Небо, казалось, потемнело. Это было не затмение, а нечто большее — странная, внезапная тень, которая, казалось, нисходила с самой высоты. Мирослав не сразу понял, что происходило. Взгляд его на мгновение застыл, и он поднял глаза вверх. В ту же секунду что-то в атмосфере изменилось.
Люди вокруг начали замедляться. Он мог видеть, как они переглядываются, вытягивают шеи, оглядываются по сторонам, словно ждут объяснения, но не получают его. Всё вокруг начало замирать, постепенно, будто все забыли, как двигаться и что делать. Город, который ещё мгновение назад был живым, наполнился каким-то гулким, неизъяснимым молчанием.
Необъяснимо тяжёлый воздух сдавливал грудь, а Мирослав чувствовал, как его шаги стали более осторожными, словно он был не уверен в том, что стоял на этом тротуаре, в этом времени и этом мире. Люди вокруг, замерзшие в своей тревоге, будто бы чувствовали то же самое. В их глазах не было привычной городской беготни и суеты — только страх. Этот страх был не осознанным, а скорее инстинктивным, каким-то невидимым и молчаливым. Мирослав почувствовал, как его собственное сердце, казавшееся до этого таким лёгким, теперь тяжело билось в груди.
Его мысли снова вернулись к недавнему разговору в кафе, к смеху, к искреннему веселью, которое ещё недавно заполняло воздух. Но теперь это казалось таким далеким, так неправдоподобным. В голове осталась только одна мысль, заполняющая всё пространство:
«Что это?».
Не сразу, но Мирослав почувствовал, что что-то в этом мире было не так. Он стоял среди людей, а его ноги, казалось, не могли двигаться. Всё, что вокруг него происходило, становилось невероятным.
Мирослав, несмотря на странные ощущения, продолжал стоять на месте, не в силах оторвать взгляда от неба. Все вокруг него постепенно становилось чуждым и искажённым, словно сама реальность начала крошиться, расплываясь в мутной пелене. Он мог бы пошутить, мог бы сказать что-то обыденное, но внутренняя неуверенность, обвивающая его изнутри, не оставляла ему пространства для слов.
Тёмное небо продолжало нарастать, а город вокруг — неторопливо, но с обречённым ускорением — замедлялся. Он заметил, как его шаги теряли свою ритмичность, как будто они стали под тяжестью воздуха. Было ясно одно: это не было затмением. Это не было чем-то естественным. Это не было земным.
Внезапно рядом с ним появился альфа средних лет. Человек в дорогом костюме, с портфелем в руке. Его лицо выражало лёгкую растерянность, но Мирослав не мог не заметить, как в его глазах всё же проглядывает нечто большее. Это было не просто любопытство. Это была какая-то тень. Сомнение. Страх.
— Что происходит? Почему вдруг так потемнело? Вы знаете, что это? — голос альфы был напряжённым, с примесью какой-то неуверенности.
Он стоял рядом, но не смотрел на Мирослава. Он смотрел в небо, пытаясь выдавить из своей груди хоть какое-то объяснение происходящему.
Мирослав несколько мгновений не мог произнести ни слова. Страх, что это был всего лишь кошмар, не давал ему открыться. Он чувствовал, как воздух сжимается, превращаясь в вязкую и липкую массу, которую тяжело даже дышать.
— Не знаю… — его голос дрогнул. Слова вырвались с трудом, и Мирослав ощутил, как они не соответствуют происходящему. Он искал объяснение, но оно не приходило. — Никогда такого не видел. Может, это затмение или что-то в этом роде?
Он пытался уговорить себя, попытаться простое объяснение, но альфа лишь покачал головой, и его взгляд стал ещё более обеспокоенным.
— Не похоже… — сказал он, и сжимал портфель так сильно, что его пальцы побелели. — Какое-то странное ощущение…
Мирослав молчал. Он снова посмотрел вверх. Всё вокруг стало каким-то чуждым. Всё, что раньше было знакомо и понятно, теперь казалось неважным, расплывчатым. Но нет, это не было таким простым. Это не было затмением. Это был знак, который они, возможно, не должны были увидеть.
Они стояли, не двигаясь. И Мирослав, испытывая всё большее отчаяние, знал, что он больше не может вернуться назад.
Он стоял, не двигаясь, ощущая, как мир вокруг него медленно и неумолимо рушится. Сначала было неясно. Тени на стенах, которые раньше просто отражали форму, теперь начали менять свою структуру, скользить и искажаться, как живые, волнующиеся создания, от которых невозможно было отвести взгляд. Он мог бы думать, что это всего лишь игра его разума, искажённые впечатления от вчерашней ночи, но его тело, его инстинкты говорили о другом. Всё происходило прямо сейчас, здесь, и это было невообразимо, невозможно и болезненно.
С каждым новым взглядом на пустую улицу, он чувствовал, как его сердце начинает биться быстрее. Тени превращались в нечто другое, чем-то более опасное, более темное, чем он мог представить. Свет тоже стал странным. Он мерцал, будто электричеством на улице пытались освободить то, что давно забыло свою суть, всё время перебивая своё нормальное состояние, пытаясь снова и снова найти свой путь.
Мирослав почувствовал, как воздух, который раньше был лёгким и привычным, стал тяжёлым. Его лёгкие наполнялись напряжением, будто дыхание сжали в холодной клетке. Каждый вдох и выдох стали более трудными, и тревога, как неумолимый демон, угрожала затмить его разум. Но он не мог отвести взгляд. Все вокруг стало слишком чуждым. Он сжимал кулаки, стараясь удержать себя от паники, но как бы он не пытался сохранить контроль, чувство нарастающего ужаса продолжало захватывать его изнутри.
И вот — в этот момент тишина вокруг сделалась настолько плотной, что он мог ощутить её физически. Небо выше него вдруг потемнело, как если бы его разорвали, обнажив пустоту. В воздухе стал заметен разлад, и мир вокруг словно стал немым. Далеко на улице, он услышал слабый звук — как если бы кто-то пытался шепотом сказать его имя, но не мог. Он был один среди этого кошмара.
Тогда он увидел это.
Не сразу, а как будто бы его разум не мог принять эту странность. Прямо перед ним, на высоте нескольких шагов, расползлась сверкающая трещина в воздухе. Она пульсировала, как будто сама реальность раскололась, испуская яркий свет, столь яркий, что глаза болели от его света, и странный шум, как будто кто-то рвал ткань бытия на части. Это было невообразимо, но очевидно, и в то же время мир вокруг казался настолько обыденным и спокойным.
Его ноги будто приросли к земле, и, несмотря на все усилия двигаться, он не мог пошевелиться. Реальность, в которой он жил, схлопывалась на его глазах. Люди вокруг него начали панически разбегаться, их лица выражали страх и неясность, они кричали и звали на помощь, и даже сами не знали, откуда этот страх. Их инстинкты, подсознательные страхи, возможно, тоже ощущали, как их мир ломается.
— Что это такое⁈ — с ужасом вскрикнул молодой омега, стоящий неподалёку, его голос был полон невиданных ужасов.
В его глазах был тот же вопрос, что и у Мирослава, только на его лице было больше страха. Он не знал, что делать, но видел только одно: разрыв в реальности не был чем-то, что можно было игнорировать.
— Бегите отсюда! — крикнул кто-то другой, уже в панике, с отчаянием в голосе.
Казалось, что этот мир рушится на глазах, а люди не понимали, что делать.
Мирослав пытался отступить назад, его тело было словно парализовано, а разрыв в реальности продолжал тянуть его к себе невидимой силой. Он чувствовал, как его внутренний мир рушится, и лишь безмерный ужас и неизвестность окружали его. Он не мог понять, что происходило. Вокруг всё становилось странным, нереальным, а его чувства были искажены до предела. Это не было просто физическим страхом. Это был крах, разрыв того, что он считал стабильным, очевидным. Его душа была в смятении, и он не знал, как реагировать.
Мирослав пытался удержать себя, его разум не мог принять происходящее, а тело не подчинялось его воле. Холодный, пронизывающий поток воздуха, словно проникал в него насквозь, лишая сил. Он ощущал, как его тело слабеет, каждый мускул становился тяжелым, каждый вдох превращался в тяжёлое бремя. Дыхание стало неровным, и голова кружилась, как если бы весь мир накренился, а он был в центре этой немыслимой бури.
Его пальцы отчаянно тянулись, пытаясь ухватиться за что-то реальное, ощутимое, но в ответ они касались лишь пустоты, исчезающей в ярком, слепящем свете, который поглощал всё вокруг. Свет был таким ярким, таким ослепляющим, что Мирослав чувствовал, как его мысли растворяются, как реальность уходит, а его самость рассыпается, теряя всякую форму. Боль, которая сжимала его грудь, стала невыносимой. И вот, в этот момент он попытался схватиться за что-то, но это было тщетно.