следа исчезали некоторые виды заболеваний, — сюда бросилась богатая элита со всей планеты. Они начали скупать участки поближе к Зоне, и город быстро оброс ультрасовременными небоскрёбами, пятизвёздочными гостиницами, всякого рода оздоровительными курортами и спа для богатых туристов, бассейнами, теннисными кортами, ресторанами, казино. Арка-сити каждый год посещали сотни тысяч туристов. На крыше каждого отеля вокруг Зоны были устроены специальные смотровые площадки, чтобы приезжающие туристы могли наблюдать за Рассветами, специальные туристические вертолёты и аэростаты катали их над Зоной. Это было связано с определённым риском, потому что даже простая аварийная посадка, которая в обычных условиях не имела бы никаких последствий, на территории Зоны означала бы верную смерть. За тридцать лет существования Зоны и города, уже произошло несколько серьёзных катастроф с туристами. Поэтому все туристы давали подписку о том, что они осознают риск, на который идут и принимают на себе всю полноту ответственности. Но на некоторых это обстоятельство действовало как горячительный напиток, придавая полёту над Зоной особую остроту. Всегда находится немало желающих пощекотать себе нервы и испытать судьбу, особенно среди скучающей и уже всё попробовавшей за свои деньги богатой публики.
Со временем сюда понаехало также много всяких гиков и фриков с разных концов планеты, помешенных на инопланетянах, последователи экзотических религиозных культов, эзотерики самого разного толку, а так же представители главных мировых религий. Мечеть здесь соседствовала с католическим храмом, буддийская пагода стояла неподалёку от православной церкви. Хватало здесь и всевозможных радикалов всех мастей, которые резко выступали против Зоны и Гостей. Они периодически устраивали бурные демонстрации вокруг Зоны, запускали в воздух огромные воздушные шары с плакатами типа: «Перестаньте забирать наших детей» и ««Убирайтесь вон!». Они были постоянной головной болью для местных органов правопорядка и постоянно вступали в стычки с полицией.
Город был наводнён также различными спецслужбами, разведками и контрразведками разных стран, но с Зоны и с Гостей, они мало чего могли получить, в силу физической невозможности добраться до Кратера или же забросить в Зону какую-либо аппаратуру. Так что они в основном следили друг за другом и за местным населением.
Здесь был также расквартирован военный контингент ООН, но, как уже было сказано, Гости не несли в себе никакой военной угрозы и никого не собирались захватывать. Поэтому военные помогали полиции поддерживать порядок в городе. А в основном посещали местные увеселительные заведения, сидели в барах, играли в казино и были завсегдатаями улицы «красных фонарей», которая, исторически, всегда, в той или иной форме, появляется в тех местах, где собирается много молодых и не очень молодых мужчин, страдающих от безделья или же, напротив, очень занятых и желающих расслабиться, и находятся девушки и женщины, готовые за некоторое вознаграждение облегчить их страдания.
Скоро город стал популярным местом для проведения различных кинофестивалей, с непременным присутствием артистической богемы со всего мира, показов мод, теннисных турниров. Недавно тут прошли первые гей-парады, парады нудистов, клоунов, феминисток, любителей животных и бог знает кого ещё. Появилось здесь, со временем и своё «дно». Наркоторговцы, сутенёры, жулики и мошенники всякого рода, промышлявшие на приезжающих сюда туристах. Короче говоря, город очень быстро вобрал в себя национальные особенности почти всех мировых культур и превратился в этакую маленькую модель человечества, со всеми присущими ему достоинствами и пороками.
В вагоне было несколько пёстро одетых туристов. Какие-то пожилые джентльмены в шортах и цветистых рубашках и дамы в свободных белых брюках и длинных свободных рубашках навыпуск. Они смотрели направо, на Зону, шумно переговаривались, смеялись, постоянно щёлкали своими фотоаппаратами и жадно вглядывались в окошки видеокамер. Виктору казалось, что многие из них были разочарованы монотонным пейзажем Зоны. Хотя, впрочем, они приезжают сюда для того, чтобы увидеть Рассветы и полетать на туристическом аэростате над Кратером. А зрелище одного Рассвета с лихвой компенсирует эту обманчивую обычность полевого пейзажа Зоны.
И тут Виктор обалдел и даже привстал на сиденье, разинув от удивления рот. Он увидел в окно, как внизу по улице толпа людей несёт огромный розовый пенис, да, да, пенис, метра три в длину, гордо устремлённый в небо. Поезд, словно специально, замедлил здесь ход, и Виктор хорошо рассмотрел идущих внизу людей. Похоже, какой-то фестиваль. Многие из идущих по виду были ниппонцами, но мелькало и много униевропейских лиц. И все несли множество искусственных пенисов поменьше, — деревянные, пластмассовые, надувные. Дети и молодёжь несли воздушные шарики в виде пенисов, сосали леденцы и мороженное в виде пенисов. Девушки сидели на больших деревянных пенисах на колёсиках, которые толкали смеющиеся парни. А некоторые даже навесили себе клоунские носы в виде пенисов. Виктор пережил нечто вроде культурного шока.
— Это местная ниппонская диаспора празднует Канамара Мацури, — сказал его сосед по-английски, седой панамериканец, в ковбойской шляпе, видя его изумлённый вид. — Кстати так и переводится Железный Пенис. Но этот фестиваль здесь, в Гражданском секторе, все любят. Униевропейцы тоже приходят.
— А фестиваля Влагалища у вас тут, случайно, нет? — спросил Виктор.
— А как же, — ничуть не удивился собеседник, — только его празднуют в марте. Его тоже проводят ниппонцы.
— Очень креативные ребята, — усмехнулся Виктор. — Осталось только устроить ещё один фестиваль, где Пенис встречается с Влагалищем, для полной гармонии, так сказать.
— Великолепная идея! — захохотал панамериканец и хлопнул Виктора по плечу.
Поезд, наконец, обогнал фестиваль и стал набирать скорость.
Вот так всегда, думал Виктор, глядя из окна вагона вниз, налево, на дорогу, на стоящих на дороге проституток, как женского, так и мужского полу, в вызывающе коротких мини-юбках и мини-шортах, и туфлях на огромных каблуках, которые, судя по всему, пререкались с подошедшим к ним полицейским, намеревающимся прогнать их с нагулянного места. Появляется на земле Чудо, непостижимое Чудо. И тут же обрастает этой человеческой накипью со всей её грязью. И мы так же продолжаем, жрать, пить, совокупляться, открываем бордели, устраиваем фестивали пенисов и влагалищ прямо под боком у этого Чуда, несмотря на эти великолепные Рассветы, встающие над Кратером, на это Будущее, которое уже здесь и стучится в наши двери. И этим всем вот сюда можно, а девочке Нике сюда нельзя, в неё стреляют этими их чёртовыми иглами и теперь будут мучить её в этом их поганом Центре.
Поезд мчался мимо стадиона. На стадионе футболисты, красные майки против синих, истово носились по полю, лупили бутсами по мячу и по ногам соперников, а иногда попадали даже по воротам. Между ними заполошено метался судья, задирая вверх жёлтые и красные карточки, а на трибунах орали зрители и — даже из вагона было видно — уже самозабвенно дрались стульями фанаты.
«Двенадцатая линия, — раздался мелодичный голос. Прозрачные выпуклые двери вагона распахнулись, и Виктор вместе с группой туристов вышел на платформу. Он с удовольствием вздохнул чистый, полевой воздух, насыщенный запахами трав и цветов и ещё раз взглянул через Стену вдаль, в поле. Над Зоной ходили полуденные марева. Воздух трепетал и преломлялся.
Где-то там был Кратер, куда ушла Дина. Ушла навсегда в какой-то другой, фантастический Мир. В Мир, где нет уже ни панамериканцев, ни славороссов, ни укрославов, и вообще никаких национальностей, где нет ни исламистов, ни православных, ни католиков, ни буддистов, нет границ и таможен, нет КПП, с автоматчиками, нет вообще ничего такого, что разделяло бы разумные существа, но есть, видимо, нечто такое, нечто очень важное, чего никогда не будет здесь… Может быть какие-то непостижимые для нас Единство и Свобода, когда одна душа напрямую говорит с другой душой, не разделённая никакими барьерами, и все души объединены какой-то великой симфонией Творчества и Радость разделяется всеми…
А может быть это не Они гости здесь, пришла вдруг Виктору в голову мысль, гости так себя не ведут. Может быть, это уже новые Хозяева Земли, а гостями теперь стали мы на нашей собственной планете. А нас Они просто терпят ещё какое-то время. А пока отбирают среди нас тех, кто пригоден для жизни в их Мире. Он знал, чувствовал, что той Дины, его дочери, уже больше нет, что она пережила какое-то немыслимое преображение, что она стала такой же, как Они, эти существа, что она уже больше не человек. От этой мысли становилось невыносимо больно, словно когда теряешь близкого человека, и, в то же время, парадоксальным образом, сквозь боль прорывалось внезапное чувство радости, что она ушла в какой-то лучший, более совершенный, светлый и свободный мир и что это правильно, так и должно быть. И разве только с ним случилось подобное. Разве только у него ушла дочь. Ушли уже тысячи и тысячи, сотни тысяч. Произошёл разрыв дурной тысячелетней непрерывности, когда дети должны были бесконечно повторять, с незначительным вариациями, тупую тягомотную жизнь своих отцов. Эти бесконечные войны, бесконечное насилие, зверство, повторяющееся из века в век, несмотря на все наши технологии, ракеты и суперкомпьютеры. Мы-то в юности думали, что 21 век будет расцветом человеческой цивилизации, мечтали о коммунизме, как у Стругацких в «Полдне», а вместо этого деградация, архаика, неофеодализм, какое-то ворьё несусветное, невежественное, дорвавшееся до власти, и разграбившее всю страну… Но может быть так и должно быть, по логике вещей. Когда в мир должно войти что-то Новое, Старое принимает всё более отталкивающие формы. Гнилой мир, правильно сказал Дина, гнилые люди, разлагающиеся, дурно пахнущие, несмотря на свои костюмы и платья от Армани и Диора, не смотря на свои рясы с золотыми крестами, лишённые высоких целей, высоких устремлений, с уже умершими душами. Видимо, как это ни прискорбно, пришло время Старому Миру отправляться на свалку истории и уступить место Новому, и им, новым Хозяевам Земли.