— Не знаю, Генрих, не знаю. Они ведь и не толкают нас, хотя вы прекрасно понимаете, что с их мощью они могли бы уничтожить нас в одно мгновенье.
— Да, это я понимаю. Вот лежу иногда ночами и думаю, что же это за напасть такая приключилась с человечеством…
— А позвольте мне тоже задать вам вопрос, Генрих? Меня вот тут чуть не сожгли вместе с машиной в секторе сарацинов, при въезде в город. Признаться, я не очень ожидал такого жаркого радушия. И если бы не мой друг профессор, я бы с вами сейчас здесь не разговаривал. Полагается ли у вас какая-либо… ну скажем, компенсация потерпевшему? Машина всё же стоит денег… да, и моя жизнь мне тоже дорога, знаете ли.
— Ах, так это были вы? Сарацины совсем обнаглели. У меня с ними старые счёты. Ещё с Дойчланд. Пришлось их погонять в своё время. Наша предыдущая фрау-канцелерин запустила заразу в дом. Так дело дошло до того, что они буквально сели нам на шею и стали вытеснять из собственной страны. Она-то думала, что привлекает в страну дешёвую рабочую силу. Ja, Pustekuchen! Как же, держи карман шире. Эти мигранты приезжают в страну, получают пособие чуть ли не по 1500 евротугриков в месяц и ни о какой работе и думать не хотят. Потом тащат в страну свои семьи, плодятся как кролики и не успеешь оглянуться, как у тебя в соседях уже и слева сарацин с гаремом, и справа сарацин с другим гаремом и уже твои дети кричат, что у них в школе полкласса носят паранджу и арафатки. А скольких наших женщин изнасиловали эти чернозадые, так это же никакому счёту не поддаётся. Я двоих собственноручно пристрелил, застав за этим занятием однажды ночью, в какой-то подворотне, в Хаммабурге. Без всякого суда и следствия, так как улики были налицо. Они на дамочке уже и одежду всю порвали и избили её. Я до сих пор испытываю чувство непередаваемого восторга, когда я сначала одному яйца отстрелил, уж извините, а потом другому. Так и подохли они там в подворотне. Слава богу, что сейчас у нас к власти пришли славные крепкие ребята, с хорошим чувством национального достоинства и сейчас на этих мигрантах шерсть дымится. Скоро очистим страну от этой заразы. Так теперь они здесь, в Арка-сити, пытаются подняться. Вот буквально несколько часов назад теракт устроили в кафе, недалеко от здания МЕРСа. 15 человек убитых, 20 раненых. Но мы их взяли почти сразу же. Пока я начальник полиции, будут давить эту саранчу в зародыше. А машина ваша полностью сгорела, Виктор, и мы не смогли сразу определить, кому она принадлежала. Пишите заявление. Компенсация непременно будет. Тем более, что весь ущерб от беспорядков в секторе сарацинов оплачивают шейхи-сарацины из Совета Мэров. Для них стоимость вашей машины — это капля в море. Так, что купите себе новую, ещё лучше.
— Это для меня великолепная новость, Генрих. Премного вам благодарен. Надо сказать, что ваши эмоции и чувства по отношению к сарацинам-радикалам, я полностью разделяю. Мне в своё время тоже пришлось повоевать с ними в нескольких горячих точках. И для меня сарацин, вставший на путь радикального ислама, и призывающий к «джихаду» против всех и вся, это уже не человек, а зомби. А с зомби уже не о чем говорить. Они подлежат немедленному и безусловному уничтожению. Чтобы не разносили заразу по свету.
— Ну, вот видите, у нас есть с вами уже общий враг. А значит мы уже друзья и союзники, можно сказать, — рассмеялся фон Мюллер. — Не хотите ли записаться к нам, в полицию. Нам такие люди нужны. Особенно умеющие обращаться с оружием и имеющие опыт боевых действий.
— Спасибо, Генрих, я подумаю над вашим предложением, — усмехнулся Виктор.
Виктор под диктовку фон Мюллера быстро написал заявление. Мюллер взял его и сунул в свою папку.
— Через недельку зайдите в Управление Полиции, кабинет 218. Думаю, прямо там вам выдадут чек за причинённый ущерб.
— Вот это я понимаю, работа! — восхищённо сказал Виктор. — Вот как должны работать наши органы! Спасибо ещё раз.
— Вы не представляете, Виктор, как сложно стало сейчас работать в этом городе. То сарацины жгут машины или устраивают теракты. То вот буквально два часа назад православные из организации «Свидетели Второго Пришествия Христа» чуть не устроили поджог в кинотеатре, где собирались показывать фильм о вашем Иване Грозном, которого недавно причислили к лику святых.
— Что?! Ивана Грозного причислили к лику святых?! Не слышал. Абсурд крепчает прямо на глазах… Ах, да, как же, как же, — вспомнил Виктор, — я их видел на улице, когда шёл в ресторан…
— Причислили, причислили… Вот видите Виктор, я больше вас осведомлён, что у вас творится. Говорят и сына своего он не убивал. Сын, говорят, сам как-то поскользнулся, упал и головой о посох стукнулся. И Опричнину не устраивал, а если и было что-то, так ведь каялся, каялся, плакал, Богу молился, челом об пол бился. Ну чем не святой! А здесь у нас в рамках международного фестиваля фильм решили показать какого-то вашего режиссёра про жён Ивана Грозного. Сколько у него их там было, шесть или семь. А жёны у него, оказывается, мёрли как мухи. Три умерли. А три другие были насильно пострижены в монахини. И только одна последняя, Мария Нагая, его пережила. Так вот, одна из них, Марфа Васильевна Собакина была избрана на смотре невест, а через две недели после свадьбы возьми и умри, ни с того, ни с сего. С чего бы это вдруг так скоропостижно. Здоровая девка была. Ведь на смотре невест девушек для царя заведомо выбирали крепких, да здоровых. Ей же наследников надо было рожать. Я как профессионал говорю, очень подозрительно. И фильм этот в основном посвящён как раз ей. Кстати он так и называется «Марфа». В фильме они дают свою оригинальную версию её смерти, где, как вы, наверное, уже догадываетесь, предполагается некое косвенное или даже прямое участие самого самодержца. Не пристукнул ли он и её, как-нибудь, неосторожно, посошком, в силу несдержанности и излишней раздражительности своего характера? Конечно, это только предположение, никто не утверждает, что это неоспоримый факт. Тем более и выяснить это уже никак невозможно, за давностью лет. Но православные взбеленились. Мол, примерным был семьянином, свет-солнце Иван Васильевич, не трожьте святое. А жёны ему попадались все болезные, да вздорные, потому и умирали или никак не могли ему, святому, угодить, потому он их в монастырь и отправлял, богу молиться.
— Генрих, я искренне восхищён! Вы великолепно знаете нашу историю.
— Да, по долгу службы, приходится вникать в суть вопроса, не только же тупицы, простите, в полиции работают. Ну, так вот, продолжаю. Явилась к кинотеатру целая демонстрация с портретами царя, с хоругвями и с плакатами, притащили огромный дубовый крест. Предводительница у них там некая Дульсинея Челобитная, говорят, форменная фанатичка. А по мне так просто больная. Она портрет Ивана Грозного везде с собой таскает, и даже, говорят, спит с ним. С портретом то есть. Ну так вот, выбили они крестом стеклянные двери в вестибюль. И уже бензинчик везде разлили. Хорошо полиция подоспела во время, а то спалили бы кинотеатр к чертям собачьим.
— Да, ну и дела! А я-то думал у вас тут тишь да гладь, да божья благодать.
— Dir werden wir gerade eine Extrawurst braten! Как бы не так! Сидим как на пороховой бочке и не знаем, где в следующий раз рванёт. Вот, например, пару месяцев назад в ЛГБТ секторе у нас произошла серия убийств. Нескольких геев нашли прямо на улице с аккуратно отсечёнными головам, знаете, как мечом. Подозреваем сарацинов, но и православные радикалы тоже на такое способны. Пока так никого и не удалось найти. Или серия изнасилований белых женщин и девушек в гражданском секторе. Ну, здесь может быть кто угодно. Недавно вот и педофилы появились. Изнасиловали нескольких девочек. Но не убивают, слава богу. Тоже найти пока не можем. А девочки ничего рассказать не могут. Он или они их усыпляют чем-то, привозят к себе на квартиру, которая неизвестно где находится. Там их насилуют, причём делают это в детских масках зайчиков, клоунов, петрушек, чтобы лица скрыть. Некоторые девочки воспринимают это как игру. А потом снова усыпляют и отвозят на то место, где их взяли.
— Ох, Генрих, прямо какое-то гнездо порока тут у вас.
— Да уж, не скучаем. Ну, что же, Виктор, не буду вам больше докучать страшилками из жизни нашего города, позвольте откланяться. Пока у меня всё. Надеюсь посидеть с вами иногда, за стаканчиком хорошего виски, в неформальной обстановке, если у вас будет время. Всегда приятно побеседовать с умным человеком и законопослушным гражданином. В следующий раз, если увидите «бегуна» на улице и преследующих его полицейских, мой вам совет — лучше отойдите в сторонку. Не пытайтесь задерживать «бегуна». Это опасно для жизни. Они обладают неимоверной силой. Грузовики переворачивают, знаете ли. А вас он бы отбросил просто как пушинку.
— Что?! Этот мальчишка?
— Это не мальчишка, это уже «зомби», влекомый неведомой нам силой.
— А как же вы удерживаете тех, кого удаётся поймать.
— Игла их парализует примерно на час. И в это время мы их передаём в МЕРС, где их почти всё время держат под воздействием сильных препаратов, нейтрализующих их силу. Кстати там, за дверьми, вас дожидается Шейла Александер. Она как раз там работает… Очень красивая женщина… Не скрою, тайно влюблён. Но куда мне с моей лысиной и лошадиной мордой. Признаться завидую. Не успели появиться в нашем славном городе и уже в окружении прекрасных поклонниц.
Фон Мюллер вышел из палаты и в палату сразу же вошла Шейла. Она была в роскошном бежевом, с бретельками, платье выше колен, открывающим её великолепные загорелые плечи, руки и ноги, и в туфлях на высоких каблуках, с распущенными волосами. Да, эмоции Мюллера можно понять. Как сказал поэт, прекрасна без извилин. Наверное, прямо из ресторана.
— И прелести её секрет разгадки жизни равносилен, — сказал Виктор.
Но Шейле было не до комплиментов.
— Виктор, вы что же это такое вытворяете! Я из окна ресторана всё видела.
— А что такое?
— Зачем вы бросились под выстрел полицейского?