м удалось захватить ядерное оружие, и теперь они шантажируют человечество… Они уже провозгласили свою, так называемую программу… Их цель мировой халифат. Тем, кто примет их веру и согласится жить по их законам, они гарантирует жизнь, остальные будут безжалостно уничтожены. Нам некуда отсюда бежать. По всей Славороссии идут сражения с сарацинами. Ближайший город отсюда, Славяносвет, мне только что сообщили, уже захвачен сарацинами, и они движутся сюда. Так, что мы зажаты меж двух огней. С другой стороны на нас идут сарацины из Арка-сити. Их ещё сдерживают войска ООН, но совсем скоро они тоже будут здесь. Я не знаю, как скоро мы можем ожидать помощи со стороны армии Славороссии и придёт ли вообще эта помощь. Друзья, мы привезли сюда с собой небольшой арсенал оружия. — Он указал на белый грузовик ООН, покрытый брезентовым тентом, стоящий на краю площади. — Сейчас, мы раздадим это оружие присутствующим здесь мужчинам. К сожалению, мы не можем принимать бой здесь. Среди нас не так уж много мужчин, которые могу обращать с оружием и имеют опыт боевых действий. Нас просто сметут и уничтожат. Думаю, сдаваться и принимать веру сарацинов никто из вас тоже не хочет. Так что выбор у нас небольшой. План у нас таков. Леса здесь довольно глухие. Здесь, среди нас, есть местные деревенские люди, проводники, которые хорошо знают эти леса. На какое-то время можно будет укрыться. Хотя, конечно, жизнь в лесу, в землянках, на подножном корму, сами понимаете… Но это всё же лучше, чем попасть в лапы сарацинов.
— Но мы хотим вернуться в город за нашими детьми! — крикнула плача, срывающимся голосом, какая та женщина из толпы.
— Как же наши дети? — поддержали её другие женские и мужские голоса.
— Возвращаться сейчас в город, это полное безумие, — ответил мэр. — Город захвачен сарацинами. Скорее всего сарацины не будут убивать детей. Они попытают обратить их в свою веру. Так что у нас есть время. Не теряйте надежду. Сами мы не сможем их отбить. Остаётся только ожидать поддержки армии Славороссии. Я так же предупреждаю тех, кто решит перейти на сторону сарацинов. Вы должны понимать, что вам сразу же дадут в руки оружие и заставить его обратить против нас. И вам придётся стрелять в тех, с кем вы раньше работали, дружили, кого любили… Это называется простым словом: «предательство». Подумайте, готовы ли к этому. Но те, кто всё же решится на это, будут расстреляны на месте, уже по законам военного времени, чтобы не поставить под угрозу жизнь остальных.
Мэр замолчал. Над площадью повисло глубокое молчание.
Виктор, Шейла, профессор, и фон Мюллер тоже молчали. Ситуация складывалась, мягко говоря, неоднозначная. Теперь их возвращение в город будет выглядеть как «предательство». Что мы скажем мэру? Что мы хотим пробраться в МЕРС, освободить «бегунов» и уйти в Зону. Даже, если бы им поверили, это всё равно выглядело бы как бегство и «предательство». И уже, пожалуй, как «предательство» всего человечества, как бы пафосно это не звучало! Как объяснишь этим людям, что путь в Зону открыт не для всех? Все эти люди обречены. Вот что самое страшное. Если Гости правы, и на землю в ближайшее время обрушится всемирный катаклизм, то все они погибнут, и сарацины, и этот мэр, и все эти женщины и дети, и весть остальной мир. Вот что никак не укладывалось в голове. Вот, с чем труднее всего было смириться. С бессмысленностью всего происходящего здесь. Виктор стиснул зубы и кулаки и посмотрел на других. У профессора и Шейлы, похоже, состояние было не лучше. Только фон Мюллер выглядел как обычно, либо умело скрывал свои эмоции.
И в это время на другой стороне вокзала, раздался взрыв и тишину прорезали автоматные очереди, и Виктор сразу понял, что происходит. Это сарацины захватили подземную узкоколейку, ведущую сюда из Института и первые уже прибыли сюда. Их встретили огнём ооновцы. Толпа на площади, в панике, с криками бросилась в лес, прочь от вокзала. На другой стороне вокзала завязалась ожесточённая перестрелка ооновцев и сарацинов.
— Шейла, профессор, Генрих быстро, к грузовику с оружием, — крикнул Виктор.
Они побежали к белому грузовику, по быстро опустевшей площади.
— Профессор, вы за руль, — крикнул на бегу Виктор. — Шейла ты тоже в кабину с профессором. Отъезжайте к дороге на Арка-Сити и остановитесь на выезде с площади. Мы с Генрихом в кузов, прикроем людей, пусть уйдут дальше в лес.
Профессор и Шейла бросились в кабину. Забравшись в крытый брезентом кузов грузовика, Виктор и фон Мюллер, в самом деле, увидели, что кузов набит оружием: автоматы, гранатомёты, автоматические винтовки, гранаты, боеприпасы.
— Да с таким добром можно и повоевать.
Виктор схватил первый подвернувшийся автомат Калашникова.
В это время грузовик тронулся с места и отъехал к дороге, ведущей к Арка-Сити.
— Бессмысленно всё это. Уезжать надо. Всё равно эти люди обречены, — сказал фон Мюллер. — Только время потеряем или погибнем здесь.
— Генрих, да, вы правы, бессмысленно, но просто так бросить этих людей под пули сарацинов, я не могу. Пусть уйдут дальше в лес. Вам, наверное, этого не понять. Так что, просто слушайте мой приказ. Берите то, что вам больше нравится, — они кивнул на оружие, — и готовьтесь к засаде.
Генрих недовольно хмыкнул, но взял американскую автоматическую винтовку М-16 и они, немного приоткрыв полог брезентового тента, заняли позиции у борта грузовика.
Буквально через пару минут стрельба на той стороне вокзала прекратилась, и на эту сторону высыпала целая толпа сарацинов, человек восемь. Видимо, все ооновцы на той стороне погибли.
— Подождите секунду, не стреляйте, — сказал Виктор фон Мюллеру. — Подождём, пока все сарацины выйдут на эту сторону.
Вышли ещё двое. Они стояли на ступеньках, совещались, размахивая руками и горланя что-то на своём языке… Некоторые из них показывали в их сторону. Наконец, все двинулись к грузовику. Вот это славно! Сарацины явно не ожидали здесь никакой засады.
— Пусть подойдут поближе, — сказал Виктор. — Ещё ближе… Пора!
И они тут же открыли по сарацинам прицельный кинжальный огонь. Несколько сарацинов сразу как подкошенные рухнули на землю и замерли, другие пытались бежать, но бежать было некуда, вокруг была открытая площадь. Эти тоже почти сразу же были сражены очередям Виктора и фон Мюллера. Уйти никому не удалось. Через несколько секунд стало тихо, никто больше не выбегал из здания вокзала, никто не стрелял по их машине, ничего больше не происходило.
— Неплохо для начала, — сказал Виктор. — Десять трупов. Как в анекдоте. «Напишите в резюме о своем прошлом и перспективах. — Бывший сперматозоид, будущий труп.».
Виктор толкнул фон Мюллера локтем в плечо и захохотал.
— Похоже, это была первая партия, скоро приедут остальные, — сказал фон Мюллер, усмехаясь шутке Виктора. — Вы же не собираетесь здесь воевать со всеми остальными?
— Ладно, поехали! Генрих, вы остаётесь здесь, в кузове. Не скучайте, охраняйте арсенал, прикрывайте наши тылы. Я в кабину! И прикройте меня, Генрих, в случае чего.
Фон Мюллер молча кивнул.
Виктор осторожно выглянул из-под полога навеса, осмотрелся: всё было тихо, никто из убитых сарацинов не подавал признаков жизни. Он внимательно осмотрел окна вокзала, крышу, вроде никого. Затем выскочил из кузова и бегом бросился к кабине. Забравшись в просторную кабину, он уселся рядом с Шейлой и весело крикнул профессору.
— Профессор, жмите на газ!
Профессор завёл машину и машина, быстро набирая скорость, помчалась в сторону Арка-Сити.
10
Грузовик им пришлось оставить в лесу. Ехать в город на нём было нельзя, по вполне понятным причинам. Они съехали на лесную дорогу, отыскали в лесу неглубокий овраг, загнали туда грузовик и замаскировали, на всякий случай, ветками и сухим буреломом, чтобы сарацины его не обнаружили.
Хорошо было в лесу, всё также пели птички, шумели деревья. Хотелось лечь на траву, закрыть глаза, и хотя бы немного расслабиться. Кроме того все проголодались.
Виктор предложил сделать привал. Идти днём в город всё равно было нельзя, надо было дожидаться ночи. В кузове машины обнаружились ооновские сухпайки. Они расположились на лужайке под берёзами неподалёку от родника с чистейшей, холодной водой и очень неплохо перекусили. Ооновские сухпайки, конечно, не чета нашим. Все с удовольствием уплетали куриные сосиски с овощами и тушёную баранину, салат из тунца, мюсли с фруктами, заедая всё это солоноватыми галетами и запивая родниковой водой… В наборе оказался даже ванильный пирог и очень хороший шоколад. Они рассовали несколько пакетов от сухпайка по рюкзакам, которые тоже нашлись в кузове машины. Затем профессор и фон Мюллер улеглись под берёзками и фон Мюллер почти сразу захрапел.
— О, какое блаженство, — сказал профессор, потягиваясь, — прилечь вот так вот на травку, под берёзками. — Друзья, а ведь это, скорее всего, в последний раз. Вы осознаёте это? Не будет через несколько дней, вероятно, уже никаких берёзок.
— Просто не верится, — сказал Виктор. Его голова лежала на коленях Шейлы. Шейла не стала ложиться. Она прислонилась спиной к берёзке, и задумчиво ерошила рукой шевелюру Виктора. Виктору было очень приятно ощущать её руку на своей голове. Хотелось замурлыкать как коту Ваське. Он почти уже задрёмывал под её пассами.
— Но всё же жалко людей, жалко детей, — сказала Шейла.
— Да, детей действительно жало, но следует участь, что из этих детей вырастают потом взрослые дядьки и тётки, — сказал профессор, — которые становятся винтиками бездушной государственной машины, идут работать в банки, в офисы, на телевидение, в полицию, а некоторые становятся преступниками, убийцами и насильниками, а другие идут в армию, чтобы участвовать в войнах, которые ведут наши правители. Их жизни в массе своей ограничены, лишены высокой цели, и крутятся вокруг денег, секса, незатейливых развлечений. Как будто вся жизнь сводится к тому, чтобы родится, заработать или украсть побольше денег, наплодить детей, посовокупляться, поразвлекаться и умереть. Скучно, друзья мои, вы не находите? И так живут миллиарды. Видимо с точки зрения эволюции, такие люди не представляют особого интереса. Интересен человек, который дерзает на невозможное, ставит перед собой сверхчеловеческие цели, взращивает в себе Бога, стремится вырваться за узкие пределы своего маленького мирка и преодолеть свои человеческие ограничения. Древние знали это. Как сказано в древних писаниях: