Вообще, надо сказать, что военные оказались самыми бесполезными во всей этой Истории Вторжения. По одной простой причине. В Зоне не действовало никакое оружие. После первого обстрела Кратера ракетами, военные, как будто всё ещё не веря в свою полную беспомощность перед этой грандиозной Мощью, вторгшейся на Землю, решили сбросить в Кратер несколько мощных бомб. Ну что ещё могут предложить военные? Они могут только палить из своих смертоносных железок или сбрасывать свои смертоносные железки на головы другим, дальше этого их мозговая извилина не работает. Здесь конфуз был всё тот же, но эффект был несколько другой. Первая бомба вспыхнула на высоте 40 метров над Кратером, распалась на части и не взорвалась. Сбросили вторую. Тот же эффект. Сбросили третью. Та же самая петрушка. Так и лежат они там посреди кратера вот уже почти 30 лет, эти обгоревшие железки, символ неизбывной человеческой глупости.
Из тумана выступила на обочину дороги и подняла руку маленькая фигурка. Так, подумал Виктор, это уже интересно! В это раннее утро, посреди леса, за несколько километров до КПП… Он притормозил и, приблизившись, с удивлением увидел перед собой девчушку лет 12–14, в джинсах, в коричневой, кожаной короткой курточке с блестящими пуговицами, в картузике и с небольшим рюкзачком за спиной. На ногах заляпанные грязью кроссовки. Он остановил машину и открыл окно. Девчушка подошла к машине, наклонилась к окну, улыбнулась и спросила: «Дяденька, вы меня не подвезёте?» Симпатичная такая, курносенькая, из под картузика падали на плечи светлые прямые волосы… У Виктора защемило сердце, чем-то она напоминала его Динку.
— Садись, — сказал Виктор. Он протянул руку, повернул ручку и открыл дверцу. — Только вытри кроссовки о траву.
Девочка почистила свои кроссовки на обочине пучком травы, помыла руки в ближайшей луже, вытерла руки платочком, сняла свой рюкзачок, затем уселась рядом с ним, поставила рюкзачок себе под ноги и захлопнула дверцу.
— Пристегни ремни, — сказал Виктор.
— Да нет, ничего, я так… Я бы и сама дошла, но только уж устала очень… Высадите меня, не доезжая до КПП километра полтора, пожалуйста. А потом, когда отъедите от КПП, подождите меня немного на дороге, если можно, минут сорок….
— О, вот как! — сказал Виктор, трогая машину с места. — Отсюда я делаю далеко идущие выводы, что с патрульной службой у тебя нет планов встречаться?
— Ага, вы очень догадливый… Приходится идти всё время по лесу. По дороге нельзя, а то могут заметить с вертолёта.
— А почему ты думаешь, что я не свяжу тебя сейчас и не сдам этим же патрульным.
Ведь я знаю кто ты. Ты «бегунья» и пробираешься к Кратеру.
Девочка взглянула на него как-то по-взрослому, внимательно, но без испуга. И вдруг улыбнулась.
— А вот и не сдадите!
— А почему ты так уверена?
— Скажите, у вас есть дочь?
Виктор от неожиданности поперхнулся.
— Есть… то есть… была. Сейчас даже не знаю. Она ушла в Кратер два года назад. Постой… А ты откуда знаешь?
— Вот потому и не сдадите, ведь вы же из-за неё сюда приехали.
Виктор ошеломлённо молчал. Ничего себе, девочка! Мысли читает на ходу. Про «бегунов» рассказывали много странного. Многому он не верил. Теперь вот убеждался на собственном опыте.
— Ты что, мысли умеешь читать?
— Да у вас на лице всё написано.
— Так… интересно… А что ещё у меня на лице написано?
— Что вы мне можете помочь добраться до Арка-Сити и до Стены. А дальше я уже сама.
— Вот оно как… Весьма смелое предположение… Ладно, забудь, не собирался я тебя никому сдавать. Извини. Давай знакомиться. Виктор.
— Ника.
— Это какая Ника? Как греческая богиня, богиня Победы?
— Угу, мама говорит, меня папа так назвал. Но я его совсем не помню, он погиб в авиакатастрофе, когда я была совсем маленькая.
Они помолчали немного, глядя на проплывающий по обе стороны дороги лес, на уходящее вдаль мокрое полотно дороги.
— А где же твои крылья? У Ники Самофракийской были крылья.
— А у меня тоже есть, — улыбнулась девочка, — только они невидимые.
— Ок, юмор оценил. Слушай, а как же ты проберёшься через кордон, там же ограждение везде, а обойти, наверное, невозможно, скорее всего, они там рвы нарыли вокруг, колючая проволока везде?
— А вот на этих самых крыльях, — рассмеялась Ника.
— Так, становится всё чудесатей и чудесатей, как говорила Алиса, — тоже улыбнулся Виктор. — Так что же, получается, что я помогаю тебе добраться до Зоны. Кстати это уголовно наказуемое преступление, заметь… Помощь «бегунам». До семи лет, а с отягчающими и все пятнадцать можно схлопотать… Так, что я рискую ради тебя своей свободой… Слушай, а как же твоя мама, она же наверно с ума сходит, ищет тебя.
— Ну что же, мама, конечно, волнуется, наверное… И бабушка… Но я им оставила записку, чтоб не волновались…
— Наверное! — горько передразнил Виктор. — Слушай, я хочу всё же понять, — сказал он с болью в голосе. — Я понимаю, что вас невозможно остановить. Но вы же просто ломаете жизнь своим родителям. Они же любят вас. Это вы, хоть, понимаете? Вот и Дина тоже ушла… И ничего нам не сказала… Хотя я с женой в разводе, но это не важно… Тоже, как и ты, оставила только записку: «Ухожу в Новый Мир, потому что в вашем гнилом мире жить невозможно. Я задыхаюсь».
— А вы разве не задыхаетесь?
Чёрт возьми, а ведь она права, снова ошеломлённо подумал Виктор. Своим простым словами она выразила то, что он переживал последнее время. Он больше не мог писать посреди всего этого шабаша. И читать современных авторов тоже не мог, не говоря уже обо всей этой бульварщине и детективщине, ничего не дающей уму и сердцу, расплодившейся безбрежным океаном и заполонившей рынок. Современные авторы, даже самые достойные из них, были ему скучны. Они бесконечно пережёвывали эту серую, набившую оскомину действительность, пусть даже, иногда забавно, и фантасмагорично, и литературно изощрённо, а чаще тошнотворно мрачно и тягомотно, но не давали никакой перспективы, никакого света в конце тёмного тоннеля безысходной обыденности.
….Это как Свежий Воздух или как Зов, доносились до него слова девочки, который слышат только те, кто задыхается, кто уже не может больше жить в этом мире…
Вот и ваша Дина больше не могла… И я тоже уже больше не могу… Хотя маму и бабушку жалко, конечно… А ещё это как обещание какой-то новой жизни, радостной, светлой, свободной, где нет всех этих ужасных людей, смерти, болезней, войн… где нет границ, и все как дети… играют во Вселенной.
— Слушай, а может и мне с тобой туда…, — вдруг сказал он, — в Кратер, в их Мир. Как думаешь, меня пропустят? Может и Динку там встречу.
— Не знаю. Никто не знает, почему одних они пропускают, а других нет. И ещё от возраста зависит. Многие взрослые становятся такими замурованными и невосприимчивыми. Как камни.
— Да, пожалуй, мне туда путь уже заказан, — сказал Виктор, вспомнив о своём возрасте, который перевалил уже за сорок.
— Знаете, Виктор, а давайте вместе попробуем… Я буду держать вас за руку… А вдруг получится…
— Вот так вот просто?
— А чего тут сложности разводить? — вдруг весело сказала Ника. — Возьмёмся за руки и как… прыгнем!
Виктор рассмеялся и потрепал Нику по плечу. Похоже, какие-то добрые силы свыше решили поднять ему настроение и послали ему эту девчушку. И сердце вдруг ёкнуло. А вдруг и правда…
— Ну что же, с тобой я готов рискнуть. Попробуем подъехать к Стене и рванём.
Они снова помолчали некоторое время, глядя на проносящийся по обе стороны лес. Туман уже рассеялся, и из-за сосен показался краешек солнца, осветив всё вокруг багряно-розовым светом.
— Ты в школе сочинения писала про Герасима и Муму?
— Конечно.
— Школьник один написал в сочинении: «Герасим налил Муме щей!»
— Что-что?
Виктор повторил.
Ника помолчала пару секунд, а потом захохотала, как сумасшедшая.
— Ой, не могу… Как, как?! Муме… щей? — едва смогла произнести она, заливаясь хохотом.
Виктор тоже хохотал.
Ему не хотелось расставаться с этой девочкой, она вдруг стала ему близкой и родной за те несколько минут, пока они ехали вместе, словно встретил родную душу после «ста лет одиночества», хотелось говорить с ней ещё и ещё, хотелось сказать ей, что как это здорово, что он её встретил, и рассказать ей про Дину, и как он её любит, и как ему плохо без неё, но, увы, КПП было уже неподалёку.
— Виктор, вот здесь остановите, пожалуйста, — сказала Ника, выведя Виктора из задумчивости. — Отъезжайте от КПП километра на полтора, чтобы вас не было видно, и подождите меня на обочине, пожалуйста.
— Подожду, подожду, милая, не сомневайся, — сказал Виктор, останавливая машину.
— Не больше часа. Если через час меня не будет, то уезжайте.
— Договорились. А если тебя не будет через час, это что значит? — насторожился он.
— А это значит, что меня поймали…
— Так, — сказал Виктор. Внутри у него как будто что-то сжалось и похолодело. — Ну что же понятно. — Через КПП в багажнике я тебя, конечно, не провезу, это ясно… А если тебя поймают, что потом?
— Наверное, назад отправят, тогда придётся пробовать ещё раз. Только бы в эту их «психушку» не засунули. Говорят оттуда трудно выбраться.
— Ну что же, ни пуха, ни пера, Ника, как говорится.
— Идите к чёрту?
Она вдруг наклонилась к Виктору, обняла его и поцеловала в щёку.
— Мне бы хотелось, чтобы у меня бы такой же папа, как вы, Виктор.
Затем она выскочила из машины, захлопнула за собой дверцу, закинула рюкзачок за спину и бегом бросилась в лес. Когда она скрылась в кустах, Виктор погладил щёку, то место, куда его поцеловала Ника, в глазах у него предательски защипало. «Ну, вот и поговорили». Затем он тронул машину с места. Через несколько минут, он подъехал к КПП. Дорогу преграждал полосатый шлагбаум. Посреди дороги, перед шлагбаумом стояли трое в военной форме. Как и полагается: квадратные челюсти, каски, полуавтоматические карабины. Но не боевые. Заряженные иглами с быстродействующим парализующим снотворным. Детей, конечно, они не убивают. До Виктора и в самом деле доходили слухи, что «бегунов», которых удавалось поймать, помещали в спец центры, где их пытались лечить от этой их «нездоровой» тяги к Кратеру и возвращали обратно. Но если Дина до сих пор не вернулась, ей, видимо, удалось как-то прорваться.