Вот я и ждал.
Налетел сухой ветер, вокруг меня завертелся хоровод листьев и запахов, и я не удержался и вдохнул. Крысы, шоколад, бумага, высохшие ещё в мае васильки, солидол и уголь и ещё сорок три запаха и сто два оттенка, они ворвались в мой мозг и мгновенно нашли соответствия, и вызвали резкий приступ головной боли, так что я закрыл глаза и присел на рельс, и…
Я услышал её.
Тварь. Молекулы тяжёлого смрада, смешавшиеся с запахами знойного лета. Она поджидала меня на той стороне, в зарослях шиповника, если бы не ветер, внезапно сменивший направление, я бы и не узнал.
Наверное, дежурный. Твари завалили поезд уже давно и явно устроили пир – а для чего ещё поезда ронять? Скорее всего, поезд был загружен беженцами, уходящими к северу, много людей, есть чем поживиться, твари собрались здесь, в глухом удобном месте, и когда вагоны опрокинулись и люди выбрались на насыпь, они были готовы. А когда всё закончилось, твари разложили по насыпи вещи и стали ждать.
Ловушка. Безмозглый мародёр видит разрушенный поезд, видит разбросанные вещи и жадно стремится к смерти, как крыса, которая чувствует сыр и не чувствует мышеловку. Конечно, мародёров становилось всё меньше и меньше, и тварей, которые их стерегли, тоже, и в конце концов осталась только одна, она сидела в кустарнике, поджидала кого-нибудь к завтраку.
Расстояние есть, приличное, если сорвусь прямо сейчас, может, и не прицепится. Во всяком случае, сильно подумает, прежде чем пускаться в погоню в одиночку – твари весьма чувствительны к энергозатратам и никогда не израсходуют больше, чем смогут получить. В одиночку гнать тяжело, а я отощал, мяса во мне негусто… К тому же я их вкусовым предпочтениям не очень соответствую, жестковат, и вообще, не вхожу в их пищевую цепочку. Вполне может быть, она пока про меня не знает, у твари, конечно, неплохой нюх, но не такой, как у меня, именно поэтому я ещё и жив. А некоторые из них уже нет.
Если честно, мне почти сразу захотелось отсюда убраться. Перемахнуть через рельсы – и в подлесок, в подлесок, в тайгу, в тундру, вряд ли они туда добрались, хотя в наши дни всё бывает, может, они уже везде. И я уже почти шагнул в сторону, когда снова качнулся ветер.
Загривок прочесала морозная дрожь, точно в шею мне вонзился ледяной ёж, есть же морские ежи, почему не быть ледяным?
Я услышал человека.
Человека трудно с чем-нибудь спутать, человек воняет. Конечно, тварь не идёт ни в какое с человеком сравнение, но в человеке тоже ничего ароматного нет, воняет, порой и смердит. Потом, страхом, соплями.
Я не слышал человека уже больше месяца, во всяком случае живого. А этот был жив. И передвигался. Он шагал по рельсам, причём довольно беззаботно шагал – я его не только носом слышал, но ещё и ушами. Как он наступал на гальку, как громко дышал и всхлипывал, и ещё какой-то звук был, я не мог его определить, что-то негромко лязгало, точно человек что-то за собой тащил.
Дурачок какой-то. Он что, не знает, что в мире творится? Впрочем, возможно, и на самом деле дурачок, я и таких встречал. Психика не выдерживает, ломается, у людей удивительно неустойчивая психика, я это уже давно понял.
Что ж он так гремит-то?
Тварь сдвинулась. Её запах усилился, я отчётливо слышал, как она идёт вдоль насыпи параллельно с человеком. Разумеется, она шагала практически бесшумно. Она увлеклась человеком, и меня она не чуяла, я вполне мог уйти, какое мне дело до этого ненормального, что сам сунулся в пасть? Как он вообще выжил с такими-то навыками?
Интересно, почему не нападает? Этот дурень ничего не слышит, а тварь не нападает. Наблюдает. Впрочем, они любят поиграть, и сущность их в этом прекрасно проявляется, они ведь звери.
Она дождётся, пока человек приблизится к еде, и выскочит из укрытия. Конечно же, человек испугается. Если у него найдётся оружие, он будет стрелять. С таким же успехом можно стрелять в стену. Он испугается и побежит, и тварь пойдёт за ним. Человек – лёгкая добыча, это будет уже не охота, это будет прогулка. Сплошное удовольствие – гнать добычу, зная, что ты в состоянии достать её в несколько секунд. Или, может, по-другому – она хочет отогнать человека обратно к югу, к стае своей? Тоже правильно, мясо само пришло, тащить не надо. Умная тварь. Бедный человек.
Бедный глупый человек.
Пусть сам разбирается, почему я должен ему помогать? Люди меня в последнее время не баловали, наоборот, за четыре последних месяца меня пытались убить трижды. Два раза стреляли, один – пытались сбить машиной. Про отравленное мясо я не вспоминаю, оно было разбросано почти возле каждого более-менее крупного населённого пункта. Так же, как трупы собак, енотов, иногда даже кошек – вот уж не мог подумать, что кошки им тоже мешали. Видимо, мешали, кошки – они ведь тоже слышат.
Бедный глупый человек, зачем ты сюда пришёл?
Потом я уловил то, что мне совсем не понравилось. Запах человека – он был мне знаком. И теперь я понимал, почему человек попался в такую простую ловушку.
Человеку было совсем мало лет. Одиннадцать, может, двенадцать.
2. Лисий Лог
В мае я решил, что достаточно уже оторвался. В мае я решил остановиться. Поглядел в лужу и сказал себе, что вспоминать больше не буду. Не буду, никак, выкину из головы, сотру из памяти, не было ничего, не было, не хочу, чтобы в моей голове сохранился этот ужас, хоть капелька его, хоть точка. Всё забыть, движения, запахи, звуки, хочу, чтобы в голове у меня пустота шептала, чтобы свет там только оставался, разливался от переносицы, плясали бы перед глазами разноцветные пятна, а в ушах море бы шумело. Или хотя бы озеро.
Здесь озеро было не такое, меньше в два раза и не шумит. Здесь вообще всё маленькое, совсем крохотный городок, тысяч восемь, не больше, спокойное тихое место, несколько полудохлых источников с водой, пахнущей тухлыми яйцами. Местность лесистая, изрытая оврагами, прорезанная ручьями, впадающими в вытянутое рогаликом озеро, людей немного, мне как раз подходит. Ондатры везде, как только начинает смеркаться, так они и вылезают из берегов, пускаются купаться и булькать, и пожирать придонных червей, тупые безмозглые животные, милые и безвредные речные крысы. А лис совсем нет, несмотря на название. И до железных дорог далеко, в последнее время я раздражителен к ним.
И промышленности тут никакой – и это тоже радовало. Если есть промышленность, есть и дороги, есть движение и суета, а мне нужна тишина, покой мне нужен, чтобы в себя прийти, забыть окончательно, отдохнуть. А вообще, кажется, тут раньше был курорт – в окрестностях слишком много заброшенных зданий, стоят в лесу, глядят пустыми окнами. Санатории. Лечились здесь раньше марциальными водами, а потом мода на воды прошла, городок завял, хотя воды продолжали быть вполне себе целебными – я сам попробовал: пил два дня и почувствовал себя гораздо лучше. Я стал различать ручьи по целебности воды, некоторые хорошо действовали на желудок, от других не хотелось есть, третьи делали эластичными суставы. И воздух тут был хорошим, пах травой и землёй, и очень скоро я нашёл в зарослях над оврагами золотой корень и другие полезные травы, что оказалось как раз кстати, и я решил остаться здесь подольше, немного поправить здоровье. Нервную систему опять же, а может, и на зиму решу остановиться – один ручей был почти горячий, и как раз недалеко от него заброшенная грязелечебница с вполне себе нормальным подвалом. Оставалось решить вопрос с питанием.
Вокруг Лисьего Лога сохранились неплохие леса, сосновые рощи, лиственницы и небольшой кедровник, над оврагами росла малина и ежевика, на опушках щавель и земляной орех, в прудах обитали жирные и ленивые лягушки, но если честно, это было всё не то. Конечно, я мог начать промышлять мелкую домашнюю живность, её тут водилось изрядно, и козы, и куры, и свиньи, добыть кого-нибудь было совсем нетрудно. Нетрудно, но опасно, все животноводы очень не любят, когда их питомцев зажирают, поэтому в их сторону лучше и не смотреть. Я думал.
За неделю я изучил окрестности довольно неплохо, выяснил, что обычных источников пропитания тут нет – ни мусорных контейнеров, ни ресторанов, а на единственную свалку местные жители выбрасывали только пластиковые бутылки и ничего съестного. Неплохим подспорьем стали трюфели, которые я, к своему удивлению, выучился отыскивать, трюфели оказались вкусными и вполне себе питательными, я научился их запасать и хранить. Но трюфели скоро закончатся, они грибы сезонные, надо бы что-нибудь понадёжнее.
И через неделю я нашёл то, что мне требовалось.
Я обходил городок кругами, с каждым днём эти круги расширяя. И через три дня возле небольшой лесной речушки, впадающей в озеро, я наткнулся на оздоровительный лагерь, засёк его по запаху – продвигаясь через лес, зацепился за тонкую ленту сочного мясного аромата.
Гороховый суп.
Раньше я ненавидел гороховый суп, разваренную жёлтую бурду, от которой пучило живот и к горлу поднималась изжога, теперь же…
Запах горохового супа показался мне восхитительным. Несколько минут я стоял и нюхал, ну, и ещё немного подозревал. В последнее время у меня часто болела голова, снились странные бессмысленные сны, а иногда я ещё слышал. Шорохи. Вздохи за спиной, я оглядывался и ничего не видел, и запахов вроде никаких, но всё равно неприятно. Это от одиночества, если долго остаёшься один, начинаешь слышать и видеть то, чего нет. И от того, что случилось, – не каждый удержится в разуме после того, что видел я. Да и по голове я получил изрядно, глаза совсем недавно ровно смотреть стали. И от цвета. И вообще, моему мозговому разложению было множество причин.
Именно поэтому запах горохового супа в лесу меня изрядно смутил, и некоторое время я старался разобраться – настоящий ли он?
Настоящий. Вряд ли галлюцинации могут длиться дольше пяти минут, гороховый суп на копчёных костях присутствовал в нашей вселенной, и довольно недалеко от меня. Я выдохнул, а затем снова втянул воздух и уловил ещё много вкусного и не очень – пшённую кашу с изюмом и черносливом, чёрный хлеб, грязные носки, чай со жжёным сахаром, мокрое бельё, мыши, шоколад, дым, жареная рыба, я повернулся и поспешил в сторону запаха.