– Осторожнее, товарищ полковник. Дорога скользкая.
Спасибо. Справлюсь.
Снег кружил уже по-взрослому, с уверенностью в свои глубокие тылы. Фуры на трассе начали сбиваться в паровозики, и обгонять их без риска схватить лобовое столкновение сделалось практически невозможно. Но я обгонял – спасибо, товарищ майор, за задержку. Понимаю ситуацию, но самолет ждать не станет. Но вначале надо добраться до Севска, родины моего друга, которого я подставил под пули.
– Держись, родная. – Я сжимался в пружину, чтобы не вильнуть и не цапнуть колесом снег на обочине. Тогда точно принесут цветы, так неестественно алеющие среди дорожных отвалов, и мне. Сейчас нельзя. Никак нельзя.
Ангел, наверное, выбился из сил поспевать за мной. Держись, брат! Сам меня выбрал, не я тебя. С другим бы наверняка лежал на диване…
Самыми одинокими, несмотря на их прокол с ГАИ, на зимней трассе кажутся автобусные остановки. Но когда впереди замаячила маленькая фигурка, сгорбленным столбиком стоящая у дороги, я закачал головой: не-ет! Я что, один на всей трассе? А если бы не приехал? Все бы так и остались стоять и бежать своим ходом? Подберут те, кто не так спешит…
Сзади накатывали железнодорожным составом фуры. А стоял, кажется, пацан. Что ты тут делаешь в снегопад? Тоже на рыбалку или уже с нее? Подарю Лешке после госпиталя удочку, приедем с ним на его Брянщину и засядем у лунки на все дни недели. Кроме понедельника.
Лишь бы выжил!
– Быстрее! – Я выбросил дверцу перед парнем.
В зеркало заднего вида надвигалась снежная круговерть с мощными фарами внутри. Они мигнули, предупреждая об обгоне, и я прикрыл глаза: все, второй раз мне эту грохочущую, клубящуюся в снегу массу не обойти. Парень-парень…
Тот, похоже, уже не надеялся, что его кто-то подберет. В легкой курточке, кроссовках, вязаной шапочке, паренек полусогнутым ввалился в машину и остался на сиденье в этой же позе, совершенно равнодушный, что с ним будет происходить дальше. Фуры, волнами качая машину, проносились мимо, и я направил на нового пассажира все вентиляторы от печки. Пропустив весь затор, выехал на дорогу. Возвращаться все равно в темноте.
Несколько минут проехали молча. Паренек оживал постепенно: сначала зашевелился, потом сел поудобнее, огляделся.
– А я все равно думал, что кто-то добрый найдется и не даст замерзнуть, – совсем как старушка перед этим, кивнул в благодарность. Протянул руку: – Леша.
Пальцы были холодными, но зубы уже не стучали.
– Привет, Леша. Моего друга тоже так зовут. Сколько же ты стоял?
– Часа два.
– А куда добираешься?
– В Суземку. К крестному.
До поворота на Суземку было километров восемьдесят, после него еще тридцать…
– А почему не на автобусе?
– Билет 120 рублей. А мамка дала только пятьдесят три. Водитель не посадил.
– Надо было ехать?
– У меня сегодня день рождения, пятнадцать лет.
– Поздравляю.
– Спасибо. А крестный еще летом обещал подарок. Как вы думаете, что он может подарить?
– А он знает, что ты едешь?
– Нет. Но он же обещал!
Господи, в какие дикие края я попал! Что это за страна такая, полная наивных людей, – Брянщина! А если крестный забыл про обещание? Или, хуже того, лежит пьяный? Или просто уехал и дом закрыт? Леха ты Леха, голова два уха…
– Бери конфету, – кивнул ему на свой утренний заработок.
Сам не успел вытянуть шею и осмотреть колонну, а сосед уже облизывал фантики синим языком. Значит, краска на обертках поганая…
Дорога пошла волнами, сведя видимость к нулю. Рисковать попутчиком, да еще в его день рождения, стало непозволительно. Ну и ладно. Передохнем. А еще лучше – дозаправиться на обратную дорогу и перекусить. При таком движении все равно одинаково со всеми подъедем к суземскому повороту.
– Перекусим? – кивнул на заправку.
Лешка недоверчиво поднял глаза, торопливо согласился, пока я не раздумал.
– Что взять?
– А можно сосиску в тесте? Такие бывают, я знаю.
– Иди выбирай, пока заправлюсь.
Именинника нашел у витрины – он словно сторожил вожделенный бутерброд недельной заветренности.
– Вон она, – прошептал с облегчением часового, сдавшего пост.
– Садись туда, – кивнул я на дальний столик. Наклонился к девчонке за стойкой: – Тому парню – хороший кусок мяса. С полной тарелкой картошки. Салат со всей зеленью, какая есть. Еще… давайте компот с сырниками. И сосиску в тесте. А мне кофе. Покрепче.
За столом Лешка перегнулся, чтобы не слышали остальные, брянским партизаном-подпольщиком прошептал:
– Сзади иностранцы сидят. Видите? Думал, хохлы, а прислушался – нет, я по-ихнему понимаю. Наверное, молдаване.
Подошла девушка с полным подносом, принялась выставлять тарелки. Леха проводил каждую завистливым взглядом, но, увидев свой заказ, облегченно выдохнул.
– С днем рождения, Лешка. – Я сдвинул все порции к нему.
– Это мне? Все? – Голос парня дрогнул, в глазах показались слезы. Не удержавшись, покатились по худым щекам, булькнули в компот. – А я еду и есть хочу. Еду и хочу есть…
– Я машину посмотрю, а ты ешь, – оставил именинника одного. Кофе можно и в кабине попить…
Допить не успел. Утирая рот, выбежал с зажатой в руке сосиской попутчик. Может, боялся, что уеду? Нет, Леха, ты земляк моего друга. И имена у вас с ним одинаковые! А значит, я тебя не оставлю.
– Там был такой кусок мяса! – убедившись, что я на месте, начал именинник с самого восторженного. Видать, и впрямь мать не смогла наскрести на билет, если парень забыл, когда сытно ел. – Такой кусище! Спасибо.
Улыбнулся счастливо, по-хозяйски уселся на сиденье:
– А у меня теперь получается, что я в Москве был и в кафе. И на метро ездил. Там, чтобы попасть в него, надо сначала карточку купить и приложить к желтому кругу. Я два раза проехался по эскалатору – и привык сразу. Только вот народу там – табуны. Та-бу-ны народу!
Он еще рассказывал, как надо вести себя в Москве, чтобы не потеряться, как сторониться цыганок. А главное, не покупать продукты в первом попавшемся магазине. Потому что если обойти несколько, то хоть на пять копеек, но товар найдется дешевле…
– Леха, вон поворот на твою Суземку. Люди стоят, значит, автобус скоро придет. Я бы довез до конца, но очень спешу. К твоему тезке, он раненый лежит. Обещай, что сядешь на автобус.
– А пешком и нельзя. Волки завелись. Не дойду.
– Это тебе на билет, – протянул ему деньги.
Я сидел сбоку, но Лешка посмотрел вверх, словно они свалились оттуда. А может, чтобы просто проморгаться. Прекращай это мокрое дело, брат! И не заражай других.
– Спасибо за пожертвование.
Тебе спасибо, Лешка. За твою наивность и открытость. Что оказался одного имени с другом, на которого я ненароком, но навел врага. Я, когда останавливался, не знал, что у вас одно имя. Но пусть получится, что и таким образом я отмаливаю свой грех. Теперь одна просьба ко всем святым – чтобы был дома твой крестный…
А мне – все! Лимит остановок исчерпан. Хоть пожар, хоть наводнение, а мой путь только к колодцу на окраине Севска. Рядом с женским Крестовоздвиженским монастырем. В госпитале Лешка попросил воды из него. Не просил, конечно, а лишь помечтал, облизывая сухие губы:
– Воды захотелось. Из нашего колодца…
– Воды просит, – сказал я врачу, когда вошли к нему в кабинет. В углу рядом со скелетом стоял кулер, но я уточнил: – Из колодца около дома.
– Это было бы, между прочим, очень кстати, – вдруг поддержал главврач. Себе налил в чашку из кулера. Набросив на скелет халат, приподнял поникший череп анатомического пособия, ставшего вешалкой. – В природе все просто. Человек на 80 процентов состоит из воды, и ее структура полностью совпадает только с той, которую он пил с рождения. Так что, если больному питаться пищей, которая окружала его с детства, и пить воду из родного колодца, выздоровление пойдет значительно быстрее.
В тот же вечер я отыскал военный борт на Москву и договорился на обратный вылет. Двухлитровые пластиковые бутылки из-под пива – это набрать воды Лешке. И завтра утром я должен стоять с ней на аэродроме, если хочу успеть к повторной операции.
– Сегодня ночью были голубые пакеты, – усмехнулся Лешка тогда в реанимации. Пакеты для вывоза умерших и впрямь делают разного цвета – черные, голубые, золотистые… – Двое ночью захрипели и… А я лежу и приказываю себе дотянуть до утра. Чтобы уж если душа летела над землей, то… на рассвете, а не в темноте. Почему-то это оказалось важным…
Уставился в высокий потолок. Однако открылась дверь и вошел бог земной – наш военный хирург Васильич. Постучал для меня по часам – ты просил минуту…
– Это я виноват, Васильич, – уговаривал я его накануне пустить в реанимацию. – Я вышел с ним на связь.
– А мне сказали, что он сам вызвал огонь на себя.
– Да, но все наоборот. То есть сначала он ушел со своей группой брать главаря. Трое суток сидел в норе как мышь. А я не знал. Никто не знал. А тут внучка родилась. Он так ее ждал!
Хирург прищурил глаз, прикидывая наш возраст. Да, не мальчики. Но что делать, если на Кавказе воюем мы, деды. В Афгане ждали рождения своих детей, на Кавказе – уже внуков. Страна не воспитала замены, Кремль с Белым домом, как шерочка с машерочкой, барахтались все эти годы в нефтяных, митинговых и барахоличьих проблемах…
– И что? При чем здесь внучка?
Врач намеревался остаться непреклонным. Было от чего: через три дня у Лешки повторная операция и лишний раз волновать пациента – всем дороже.
– А я стал выходить на него по связи. Поздравить. Я так часто пробивался в эфир, что он испугался: что-то случилось. И ответил. И его в этот момент самого запеленговали «духи». Так он из охотника сам превратился в дичь. Потом уже был бой и огонь на себя.
– Понятно. Тебе одна минута. Он очень слаб. Дай Бог продержаться критические три дня.
Три дня кончаются завтра. А я пока за 500 км от Москвы плюс полторы тысячи от столицы до Моздока.