– А потом?
– Ну, потом мы поехали назад. Где-то под утро. В Мальме то есть. Домой к Марии, и там все получилось как обычно. Выбрался на улицу и затарился немного в субботу перед закрытием винного магазина. Затем мы опять расслаблялись.
– Вы опять расслаблялись?
– Конечно, – подтвердил Столхаммер и вздохнул. – Она дьявольски выносливая девчонка, а мои лучшие дни прошли. Не вылезали из койки до вечера воскресенья, когда Бликстен позвонил мне на мобильник и рассказал о случившемся.
– Бликстен?
– Бьерн Юханссон. Другой старый приятель по школе. Ты, пожалуй, знаешь, кто это? Известный человек в нашей деревне. В старой Сольне. У него еще была фирма, энергетическая компания Бликстена в Сумпане, но сейчас она перешла к его парню. Да, он рассказал о случившемся, и в такой ситуации я, конечно, не мог уже больше зависать в Мальме, поэтому сел на ночной поезд, хотел помочь вам поймать идиота, который убил Калле.
– Очень мило с твоей стороны, Роланд, – заметил Бекстрём. «Похоже, старина Столис успел поразмыслить между всеми своими возлияниями и решил немного потрудиться».
– Да, вот черт, ясно дело, я с вами. Поэтому сейчас я здесь, значит, – объяснил он.
Потребовалось два часа, чтобы разобрать, чем Столхаммер занимался с утра четверга, когда он внезапно отправился в Мальме, и до утра понедельника, когда он появился в здании полиции в Сольне. Потом они прервались на обед.
Бекстрём нагрузил свой поднос основательно, поскольку считал, что история может затянуться и потребует много сил. И в этот раз взял тефтели, и картофельное пюре с коричневым соусом, и пылесос в паре с миндальным пирожным. Анника Карлссон же перекусила на скорую руку макаронным салатом с минеральной водой, прежде чем поручила Альму и другим проверить данные, сообщенные Роландом Столхаммером о его пребывании в Мальме и Копенгагене. Сам же Столхаммер довольствовался бутербродом и кофе, которые Анника взяла ему в кафетерии.
«Сейчас мы приближаемся к решающему моменту», – подумал Бекстрём, когда они снова сидели в допросной. Столхаммер вдобавок начал потеть, что выглядело многообещающе, а когда подносил чашку кофе ко рту, на всякий случай использовал обе руки.
– Ты был в Солвалле в среду на прошлой неделе, в среду 14 мая? – спросил Бекстрём. – Можешь рассказать об этом?
Он притащился туда уже в четыре пополудни, посмотреть разминку, походить среди старых приятелей и послушать.
– Разминку? – спросила Анника Карлссон, которая в основном молчала до обеда.
Столхаммер объяснил. Разминка – это когда лошадей выводят на беговую дорожку перед заездами, чтобы дать им размяться.
– Подобно тому как растягиваются, ну, ты понимаешь. Разогреваются то есть, прежде чем бежать по-настоящему, – объяснил Столхаммер.
Примерно час спустя появился Калле Даниэльссон. Они поговорили с Гуннаром Густавссоном, и тот подтвердил, что высказанное накануне мнение о фаворите остается в силе. Мгновенное Правосудие отлично показал себя на первой разминке. Старая травма, похоже, больше не беспокоила его.
– Если верить Гегурре, это была совсем другая лошадь. Горячности у него поубавилось, но сохранились те же феноменальные физические кондиции. Настоящий локомотив, если ты спросишь меня, Бекстрём.
– Как вы нашли друг друга в Солвалле? – спросила Анника Карлссон. – Заранее условились встретиться?
– Он позвонил мне на мобильный, – сказал Столхаммер и покачал головой. – По крайней мере, насколько я помню.
– Значит, у Калле был мобильник? – спросила Анника.
– Они есть у всех в наше время, – удивленно посмотрел на нее Столхаммер.
– У тебя есть его номер? Номер его мобильного, – уточнил Бекстрём.
– Не-а, – сказал Столхаммер и покачал головой. – Зачем он мне? Я обычно звонил ему домой, или мы сталкивались где-то в городе. Если его не было дома, я всегда оставлял ему сообщение на автоответчике. Потом он перезванивал. Кроме того, он имел номер моего мобильного.
– Подожди, Роланд, – не унимался Бекстрём. – Само собой, ты должен иметь номер мобильного телефона Даниэльссона.
«Что-то здесь не сходится», – подумал он.
– Нет, – мотнул головой Столхаммер. – Разве ты не слышал, что я сказал, – добавил он и угрюмо уставился на Бекстрёма.
– Ты сам видел у Даниэльссон мобильный? – спросила Карлссон. – Ты уверен в этом?
«Что-то здесь не сходится», – подумала она.
– Сейчас после твоих слов у меня появились сомнения, – сказал Столхаммер.
«Черт», – подумал Бекстрём, он обменялся взглядом с коллегой и решил поменять тему.
– Мы вернемся к этому позднее, – сказал Бекстрём. – Ты и Даниэльссон, по-видимому, выиграли кучу денег, – продолжил он.
Он и Даниэльссон поставили пятьсот крон на победителя, заново вернувшегося на беговую дорожку Мгновенное Правосудие, поделили купон, а через две минуты после старта стали на двадцать тысяч богаче.
– Потом что? – спросил Бекстрём.
– Калле забрал деньги, – сказал Столхаммер, – а затем взял такси и поехал домой готовить ужин. Мы же собирались увидеться у него и перекусить немного, и я посчитал, что это лучше всего. Так удается избежать соблазна. Когда тебе под семьдесят, уже знаешь себя, – объяснил он. – И слава богу, – продолжил Столхаммер, – поскольку уже после следующего заезда у меня не осталось ни гроша. Пришлось занимать сотню у одного старого приятеля, не добираться же к Калле пешком. Время ведь приближалось к восьми, а кому хочется сидеть и жрать среди ночи. Да, если за разговором не засидишься допоздна, конечно.
– У него есть какое-то имя? – поинтересовался Бекстрём.
– У кого? – спросил Столхаммер и удивленно покачал головой. – У Калле?
– У того, кто одолжил тебе сотню.
– Бликстен, – сказал Столхаммер. – Мне казалось, я это уже говорил. Разве мы не болтали о нем до обеда?
– Ты взял такси до дома Даниэльссона? До Хасселстиген, 1? – спросил Бекстрём. В его памяти еще были свежи показания свидетельницы Бритт Марии Андерссон.
– Конечно, – кивнул Столхаммер.
– Ты абсолютно в этом уверен? – поинтересовался Бекстрём.
– Нет, черт, если подумать. Сотни ведь не хватило, а жадный иракец, который сидел за рулем, высадил меня на Росундавеген. Само по себе не велика проблема, всего в каких-то ста метрах от подъезда Калле, так что пришлось топать на своих двоих последний отрезок.
– Ты взял у него квитанцию?
– Стоило бы, – ответил Столхаммер. – Обычно все квитанции отдавались Калле. А он, в свою очередь, продавал их какому-то старому приятелю, который торгует бытовой техникой. Но черный просто смылся.
– Значит, ты шел пешком последний отрезок, – констатировал Бекстрём. «А он не совсем тупой, этот старый пьяница». – И что было потом? – спросил Бекстрём.
Сначала они разделили деньги поровну. Почти, по крайней мере. Столхаммер получил 10 300, десять тысячных купюр и три сотенные, но, поскольку у Даниэльссона не оказалось мелочи, Столхаммер предложил ему забрать последнюю десятку.
– Старый приятель, тоже мне проблема. – Столхаммер пожал широкими плечами.
Потом они ели, пили и болтали. Когда закончили с едой, Даниэльссон смешал грог на водке и тонике, в то время как Столхаммер предпочитал чистые напитки. Они поговорили еще, настроение – лучше не придумаешь, и Калле поставил на проигрыватель диск Эверта Таубе.
– Этот парень знал свое дело, – сказал Столхаммер с чувством. – В нашей стране не написали ни одной приличной мелодии после того, как Таубе умер. Сплошная попса!
– Как долго вы слушали музыку? – спросила Анника Карлссон.
– Прилично, – сказал Столхаммер и удивленно посмотрел на нее. – Это была такая старая долгоиграющая пластинка, и мы прокрутили ее по крайней мере пару раз. – «На старом „Хайленд ровере“, судне из Абердина, стояли мы в порту Сан-Педро и загружали газолин», – напел Столхаммер. – Послушай сама, Карлссон. Текст все еще сидит как «Отче наш» в моей голове, – констатировал он.
– Как долго вы продолжали петь тогда? – спросил Бекстрём.
– Ну, пока чокнутая старуха не позвонила в дверь и не начала орать и ругаться. Я ведь стоял в гостиной и балдел от Эверта Таубе и избежал удовольствия видеть эту дуру, но слышать я ее слышал.
– Сколько времени было тогда? – не унимался Бекстрём.
– Понятия не имею. – Столхаммер пожал широкими плечами. – Хотя мне известно, сколько было, когда я пришел домой и позвонил Марии, ведь тогда я сначала посмотрел на часы. Не хочется ведь никого беспокоить среди ночи.
– И сколько было тогда?
– Полдвенадцатого. Если мне память не изменяет, – сказал Столхаммер. – Я, помнится, еще подумал, что, пожалуй, немного поздно, но потом успел соскучиться тоже. Поэтому собрался с духом и набрал номер. Хотя сначала я дома отпраздновал чуточку. У меня еще оставалась капелька в кладовке, и, как раз прикончив ее, я решил, что надо, пожалуй, прокатиться на юг.
– Когда ты ушел от Даниэльссона тогда? – спросил Бекстрём. «И как нам сейчас проверить последнее?» – подумал он.
– Как только старуха начала шуметь, я понял: самое время отправляться домой и ложиться спать. Потом распрощался с Калле и поковылял к себе. На дорогу ушло самое большее десять минут, включая то или иное отклонение от маршрута по пути. – Столхаммера улыбнулся и покачал головой. – Вечеринка ведь уже зачахла, скажем так, и Калле утомился и позвонил старухе, которая спускалась ругаться. Стоял и собачился с ней, когда я уходил.
– Даниэльссон стоял у телефона и ругался с соседкой, когда ты уходил, – повторил Бекстрём.
– Точно, – подтвердил Столхаммер. – То есть ситуация способствовала, чтобы прогуляться домой и получить немного тишины и покоя. Конечно, это чертовщина какая-то, – продолжил Столхаммер и снова потер костяшкой кулака уголок глаза. – Пока я лежал там, и спал, и мечтал о Марии, какой-то псих вломился к Калле и забил его насмерть.
– Почему ты думаешь, что он вломился?
– Так, по крайней мере, утверждал Бликстен, – сказал Столхаммер и посмотрел удивленно сначала на Бекстрёма, а потом на Аннику Карлссон. – Как он слышал, дверь в квартиру Калле болталась на соплях. Какой-то дьявол вломился внутрь и ограбил его. Забил насмерть, пока он спал.