– Где я могу забрать мое оружие? – спросил Бекстрём.
Сначала она только покачала головой, и лицо у нее было белым, как у предыдущего ее коллеги, и, когда наконец заговорила, голос звучал точно как у него.
– Если на шведского полицейского напали и его жизни и здоровью угрожает серьезная опасность, я говорю о так называемой критической ситуации, он должен стрелять по ногам нападающего. Ниже колен, поскольку даже ранение в бедро может привести к смертельному исходу, – объяснила она.
– Поправь меня, если я не прав, – сказал Бекстрём. – Если у какого-то идиота с ножом возникнет желание зарезать тебя, то ты пытаешься стрелять ему в колено.
– Под колено, – поправила его инструктор. – Все правильно, поскольку так гласят правила.
– Сам я спросил бы, не хочет ли он, чтобы я обнял и поцеловал его, – ухмыльнулся Бекстрём.
Потом он просто покачал головой и удалился. А сев в такси, сразу же позвонил кузену, который трудился в полицейском профсоюзе.
– Работодатель по-прежнему отказывает тебе в праве на малыша «зигге», – констатировал кузен, чей голос сейчас звучал крайне кровожадно и полностью соответствовал настроению Бекстрёма.
– Точно, – сказал Бекстрём. – И что, черт побери, ты собираешься предпринять по этому поводу?
Кузен заверил, что сделает все необходимое и, помимо всего прочего, обратится к одному старому надежному товарищу, который раньше был омбудсменом профсоюза, а теперь работает инструктором по стрельбе в Высшей школе полиции и имеет полное право написать любую необходимую справку.
– Я поговорю с ним, а потом он позвонит тебе, и вы сможете договориться о встрече, – добавил кузен.
– Мне надо подумать о чем-то еще? – спросил Бекстрём.
– Возьми с собой бутылочку, – ответил его кузен.
В целях экономии времени, оказавшись в тире полицейской школы, Бекстрём в качестве первой меры сразу же вручил бутылку своего лучшего солодового виски.
– О, огромное спасибо, – сказал надежный товарищ и облизнулся. – Тогда, наверное, самое время взять в руку малыша «зигге». – И он передал Бекстрёму свой собственный «зиг-зауэр». – Чувствуешь? – продолжил он и кивнул взвешивающему пистолет на руке комиссару.
– Чувствую что? – спросил Бекстрём.
– Человек получает настоящий кайф, только когда сжимает в руке малыша «зигге», – сказал инструктор и выглядел столь же счастливым, как в тот момент, когда Бекстрём передал ему свой подарок.
«Пожалуй, в чем-то он прав», – подумал Бекстрём и убедился, что инструктор не подкрался к нему сзади с запасным пистолетом на изготовку.
Потом он тщательно прицелился, на всякий случай закрыл левый глаз и прищурил правый, выпустил свою обычную снайперскую серию и попал точно как всегда.
– Черт побери, Бекстрём, – сказал его инструктор, не сумев скрыть свое удивление. – Злодей получил по полной программе.
Прежде чем Бекстрём ушел от него со справкой в кармане, его новый друг сказал ему пару напутственных слов.
– Подумай об одном деле, Бекстрём…
– Да…
– Пусть ты и целишь низко, все равно попадаешь немного высоковато, скажем так.
– Да, – повторил Бекстрём.
– Тебе, пожалуй, надо пробовать стрелять в землю перед злодеем, – предложил инструктор. – При мысли обо всех бабах, которые работают в дисциплинарной комиссии, я имею в виду.
«Забудь об этом, импотент, – подумал Бекстрём. – Сейчас я полноценный гражданин и полицейский. И если кто-то попробует поднять на меня руку, я просто отстрелю ему башку».
65
Бекстрём покинул свой любимый кабак еще до полуночи. Его белокурая дама из Ювяскюля не смогла составить ему компанию, поскольку ее штатный парень неожиданно появился, чтобы забрать ее с работы. Вдобавок он зло посмотрел на Бекстрёма. Поэтому Бекстрём поковылял домой один. Открыл дверь в свою уютную берлогу, зевнул широко и шагнул через порог.
«Придется довольствоваться объятиями с „зигге“», – подумал он и в это самое мгновение обнаружил у себя нежданных гостей.
– Добро пожаловать домой, комиссар, – сказал Фархад Ибрагим и дружелюбно улыбнулся хозяину дома.
Его великан-кузен не произнес ни слова. Только сверлил Бекстрёма своими карими, глубоко посаженными глазами. Его лицо казалось высеченным из камня, если бы не медленно двигающаяся нижняя челюсть.
– Чем я могу помочь вам, господа? – спросил Бекстрём. «И что, черт возьми, мне делать сейчас?» – Я, пожалуй, могу предложить вам выпить, – сказал он и кивнул в направлении кухни.
– Мы не употребляем алкоголь, – отрезал Фархад Ибрагим и покачал головой.
Он удобно развалился в любимом кресле Бекстрёма, в то время как его кузен стоял посередине комнаты, не спуская с полицейского злого взгляда.
– Не беспокойтесь, комиссар, – продолжил Фархад. – Мы пришли сюда с дружескими намерениями, и у нас есть маленькое деловое предложение.
– Я слушаю, – сказал Бекстрём, одновременно пытаясь как можно незаметнее потормошить свои желтые льняные брюки, хотя неожиданно почувствовал, что все его тело покрылось холодным потом, а ноги каким-то таинственным образом задрожали сами собой.
– Нас интересует, чем занимаются твои коллеги, – сказал Фархад. – И как я вижу, здесь есть две возможности, – продолжил он таким тоном, словно размышлял вслух.
Потом мафиози сунул руку в карман, достал пачку тысячных купюр, один в один напоминавшую все другие, которые Бекстрём лично нашел в обычном горшочке с золотом, и положил ее на придиванный столик Бекстрёма. А после этого по какой-то причине извлек стилет из своего внутреннего кармана, раскрыл его обоюдоострое лезвие и принялся ковырять свои ногти.
– Насколько я вижу, есть две возможности, – продолжил Фархад Ибрагим все тем же дружелюбным тоном, пусть челюсть его кузена по-прежнему ходила ходуном и пусть он сам вроде бы был полностью поглощен своими ногтями.
«Надо уравнять шансы», – решил Бекстрём. А поскольку выбора у него не было, а промедление не принесло бы ему дивидендов, он резко приступил к делу.
– Пощадите меня, пощадите меня! – закричал Бекстрём. С испуганной гримасой на лице он воздел сложенные в молитвенном жесте руки и опустился на правое колено перед огромным Талибом, словно делая ему предложение.
Челюсть великана прекратила свое вечное движение, он отступил на полметра и бросил презрительный взгляд на Бекстрёма. А потом пожал плечами, повернул голову и посмотрел на своего шефа.
– Веди себя как мужчина, Бекстрём, а не как женщина, – сказал Фархад неодобрительно, покачал головой и показал ножом на полицейского.
И в это мгновение Бекстрём нанес удар.
66
Примерно когда Бекстрём располагался в своем любимом кабаке на Кунгсхольмене в Стокгольме, в полицию Копенгагена поступил сигнал. Неназвавшийся господин, судя по голосу, датчанин средних лет, позвонил в центр управления и оставил сообщение.
В дальнем конце большой парковочной площадки на Фасанвейен в паре сотен метров от старого отеля САС и всего в пяти минутах ходьбы от Центрума стоял мусорный контейнер. В нем сейчас находился труп. Упакованный в обычный холщовый мешок, в котором раньше содержался корм для свиней. Мужчина в мешке явно не залез в него сам, и, чтобы датская полиция смогла найти его, те, кто положил его туда, позволили голым ногам покойника торчать наружу.
– Вот в принципе и все, – констатировал звонивший, прежде чем закончил разговор со своего мобильника с предоплатной картой, который невозможно отследить и который наилучшим образом подходит для звонков определенного типа.
Три минуты спустя на место прибыла первая патрульная машина, а еще через полчаса к двум парням из службы правопорядка присоединились несколько коллег из криминального и технического отделов полиции Копенгагена.
Примерно когда Бекстрём заказал себе рюмочку к своему двойному эспрессо, они продвинулись столь далеко, что смогли открыть мешок и в деталях рассмотреть лежавшее в нем тело. У него на шее на шнуре висел ярлык с адресом, написанным на датском языке: «Насир Ибрагим, для дальнейшей передачи криминальной полиции Стокгольма», в рот трупа кто-то засунул квитанцию за неправильную парковку, а раны на теле свидетельствовали о долгой и мучительной смерти.
Поскольку полиция Копенгагена уже была предупреждена о возможности появления у них мусульманского грабителя, небрежно обошедшегося с автомобилем, использованным для бегства с места преступления, и речь явно шла о нем, оттуда связались со шведским коллегой комиссаром Нормой Хонкамяки из отдела пикетов Стокгольма. И звонок «соседей» застал его в тот момент, когда он стоял перед домом, где жил Бекстрём, наблюдая результат деяний последнего.
На глазах Хонкамяки старшего брата Насира, Фархада, погрузили в «скорую». Два санитара принесли его на носилках, в то время как медсестра шла рядом, держа капельницу. Он бормотал что-то на непонятном для Хонкамяки языке, его брюки были спущены до щиколоток и залиты кровью.
Его кузена уже увезли в другой «скорой». В бессознательном состоянии, со специальным ортопедическим воротником на шее, и в его случае носилки несли трое, в то время как врач и медсестра изо всех сил старались продлить его пребывание среди живых.
Наилучшим образом все, похоже, закончилось для другого брата Насира, Афсана. Если не считать сломанного носа, забрызганной кровью одежды и скованных за спиной наручниками рук, он выглядел как обычно.
– Я буду трахать вас в задницу, чертовы свиньи! – орал Афсан, когда двое коллег Хонкамяки поднимали его в автобус пикета.
«Что, черт возьми, происходит?» – подумал Хонкамяки и покачал головой.
– Что, черт возьми, происходит? – спросил комиссар Тойвонен минуту спустя, как только вылез из своего служебного автомобиля и увидел Хонкамяки.
67
Как только явно сбитый с толку Талиб отвел взгляд в сторону (мужчину столь легко ошарашить, как и любую женщину), Бекстрём нанес удар. Мгновенно схватил великана за лодыжки и изо всех сил дернул к себе.