— Я так понимаю, Психа мы уже не ищем, а ищем лже-Красилова? — догадался Суббота.
— Правильно понимаешь. Так вот, сообразительный ты наш: Псих и есть лже-Красилов. Ясно?
При этих словах я уронила на пол карандаш и, чтобы никто не успел проявить галантность, быстро за ним нагнулась. На самом деле эти несколько секунд были мне необходимы, чтобы привести в порядок лицевые мышцы. Нет, я готова была поверить, что с Сашей случилась беда, что он оказался в сложной ситуации, что он потерял память. Но как так вышло, что Саша жил под именем умершего человека? Что фотография на паспорте, по свидетельству экспертов, была переклеена на очень высоком уровне? Что он зачем-то следил за мной, а когда его арестовали, сумел облапошить ментов, как детей малых, и теперь находился в розыске?
Не обращая на меня внимания, Владимир Степанович продолжал объяснять:
— С самого начала, как только я увидел паспорт, мне показалось, что лицо Красилова кого-то мне напоминает. Но только вчера, когда ты, Андрей, спросил, уж не Красилов ли стрелял в Ищенко, я понял, что и на паспорте, и на фотороботе одно и то же лицо. Должен был сразу это понять. Если бы вы фоторобот сделали качественный.
Шумно двигая стульями, оперативники стали подниматься.
«Сейчас или никогда», — подумала я и произнесла:
— Андрей, задержись. — В который раз я цеплялась за Субботу как за палочку-выручалочку, надеясь, что его присутствие поможет мне вынести гнев Владимира Степановича.
Суббота посмотрел на меня, затем на своих товарищей.
— Валите к фотографу. Потом на ксерокс и клепайте копии, чтобы на всех хватало. Я к вам позже подключусь.
Мы остались втроем. Набрав в легкие побольше воздуха, я выдохнула, выкладывая на стол свою и Сашину фотографию, которую унесла из его квартиры.
— У меня есть кое-что получше, чем увеличенный снимок с документа. Человек рядом со мной и есть пресловутый Псих.
В кабинете воцарилась тишина, которую первым нарушил Андрей.
— А что, похож, — сказал он. — Мы как, Владимир Степанович, эту фотку на ТВ вместе с Алесей Владимировной дадим? Или все-таки обрезание сделаем? По мне так лучше обоих. Жалко картинку портить. Она так сексуально за него держится. Или знаете что?..
Шевченко с такой свирепостью посмотрел на оперуполномоченного, что тот сразу прикусил язык и сник.
— Его зовут Саша. Александр Ярославович Подольский, — начала объяснять я. — Мы познакомились в сентябре прошлого года. Встречались несколько месяцев. В марте расстались. С тех пор я его не видела. Фотография сделана в декабре, за неделю до Нового года.
Было бы забавно смотреть, как белеют губы Владимира Степановича, как наливаются кровью его глаза. Забавно, если бы не так страшно.
— Закрой уши, — еле слышно прошептал Пиночет.
— Как закрыть?
— Руками. Я сейчас скажу несколько слов, слышать которые тебе совсем не обязательно.
— Материтесь, чего уж там. Я потерплю, — разрешила я и, ожидая расправы, втянула голову в плечи.
Спасение пришло со стороны разразившегося трезвоном телефонного аппарата. Пиночет взял трубку.
— Да!.. Что?! Не понял!.. — несколько раз рявкнул он, но закончил вполне примирительно: — Ну хорошо, мы скоро будем.
Сделав отбой, он встал, схватил висевший на спинке стула пиджак, поправил узел галстука.
— Поехали, Ищенко! Ты, Андрей, тоже!
— Куда? — поинтересовалась я.
— Куда ты любишь ходить больше всего на свете.
— В морг?!
— Да. Патологоанатом хочет нам что-то показать.
Пиночет зря злорадствовал: никогда раньше я не ехала в морг с такой охотой. Дорогой молчали, правда, в конце я все-таки не удержалась, чтобы уточнить:
— Хочу, чтобы вы знали: я ничего не собиралась от вас утаивать. Просто сначала хотела убедиться, что Псих и Подольский — это один и тот же человек. Вы же сами меня учили не торопиться с выводами, пока не появятся конкретные факты.
Мы как раз приехали, и Владимир Степанович не ответил. Может, не хотел. В сопровождении Игоря, статного молодого патологоанатома, который куда лучше смотрелся бы на сцене стриптиз-клуба, нежели в анатомическом театре, я еще раз подумала о том, что чувствую себя в этом месте отнюдь не так дискомфортно, как раньше. Неужели началась профессиональная деформация? Оставалось надеяться, что причиной тому был перенесенный мною стресс.
— Узнаете? Ваш? — спросил Игорь, кивнув на один из столов.
— Да. Этот тот, которого я убила, — подтвердила я.
Медик бросил на меня испытующий взгляд.
— Вы в этом хорошо уверены? В том, что убили его?
— Да, я стреляла. Я это хорошо помню. Вот у него на лбу рана.
— Это так. И вы в него действительно стреляли, — сказал Игорь и покачал головой. — Но если бы вы промахнулись, то и тогда бы он умер. Без вашей помощи. Как показали результаты вскрытия, вы стреляли в уже умирающего человека, возможно, даже в труп.
— Это что, розыгрыш?! — не поверила я.
— Как такое может быть?! — воскликнул Пиночет.
— Новый фильм ужасов: «Алеся Ищенко, истребитель зомби», — коряво пошутил Суббота.
— Сейчас увидите. А ну, кто там! Помогите! — позвал Игорь.
На выручку патологоанатому подоспел другой медик, и они вместе развернули тело спиной к нам. Игорь ткнул пальцем в неширокий разрез в левом боку, ближе к спине.
— Колото-резаная рана, — пояснил он, — оставленная длинным острым предметом. Смерть наступила от внутреннего кровоизлияния в области сердца.
— Ничего не понимаю! — искренне воскликнул Суббота. — Смертельно раненный киллер пришел убивать младшего следователя прокуратуры Ищенко. Надо же, какая у этого человека любовь к профессии! Наверное, про таких говорят: «Сгорел на работе».
— Замолчи, Андрей, — попросила я, стараясь припомнить детали минувшего вечера. Оказывается, время, отпущенное мне для противостояния нападавшему, не растягивалось. Киллер просто умирал. Стоя. У него не было сил выстрелить.
— Но я никого рядом не заметила. Кто-то же должен был воткнуть этот нож! Ведь он не мог прийти уже с ножом в боку!
— Думаю, нож метнули, — сказал Игорь. — Об этом свидетельствуют характер и расположение раны. Если ваше внимание было сосредоточено на нападавшем, то, естественно, кроме него, вы никого не видели.
— Вспомнила! Как только он прицелился, я услышала какой-то хруст. Или треск. Я еще подумала об отложении солей… Значит, это был звук от удара ножом. Поэтому он не смог меня убить и… я выстрелила первой.
Из морга мы направились ко мне домой, чтобы разобраться на месте. Я показывала, где я находилась, а где стоял пришедший по мою душу киллер. Киллера играл Суббота. Очень скоро все стало на свои места.
— Он находился за калиткой, — констатировал Шевченко. — Думаю, следил за тобой. Убийца же пришел заранее, успел отравить собаку и ждал в засаде. Следивший, увидев, что твоя жизнь в опасности, пришел на помощь.
— А когда я потеряла сознание, забрал нож?
— На ноже были отпечатки его пальцев. Сама понимаешь: надевать перчатки времени у него не было.
— Мне бы такого ангела-хранителя! — восхищенно присвистнул Суббота. — Крут! Определенно крут!
— Я, кажется, догадываюсь, кто это может быть, — сказала я.
— Я тоже, — подхватил Пиночет, уже не злым, а своим обычным ворчащим тоном. — Хочу спросить тебя, Ищенко, знаешь ли ты, что наша жизнь короткая? Иногда даже очень короткая?..
— Еще бы! Вчера у меня была прекрасная возможность в этом убедиться.
— Тогда помни: если ты хочешь что-то в жизни успеть, надо начинать с главного. Что касается второстепенного, то там как получится. А главное сейчас заключается в том, что ты, младший следователь Ищенко, лично знакома с основным фигурантом уголовного дела, над которым мы сейчас работаем. Тебе известно его имя, наверняка ты знаешь его адрес и много чего другого о нем. И вместо того чтобы начать именно с этого, ты несколько дней морочишь нам голову какой-то Хахалиной, этой обкурившейся маразматичкой, и ее дедом, которому мы разве что соли на хвост насыпать можем! Когда ты об этом узнала?
— О том, что Псих — Саша? Заподозрила, увидев фоторобот. Потом про шрамы от пулевых ранений узнала. Потом…
— Адрес знаешь? — подключился Андрей. — Может, он там?
— Я была у него дома. Его там, похоже, уже давно нет. Я уверена, что с ним действительно случилось несчастье.
— Ищенко! — рыкнул шеф. — И ты одна, никого не предупредив, поехала домой к человеку, который, возможно, замешан в убийстве?!
— Я поехала к человеку, которому нужна помощь. Я спрашивала соседей. Они сказали, что последний раз видели его в первой декаде мая, то есть примерно перед тем как на него напали. И обстановка в квартире свидетельствует о том, что там больше месяца никого не было. Мусор старый на кухне. Пыль. Как видите, все сходится.
— Какая обстановка в квартире? Какая еще пыль, Ищенко?
— На мебели, Владимир Степанович. Толстый слой.
— Палку я сейчас возьму толстую, чтобы научить тебя, как себя вести. Да как ты могла! Без санкции! Без понятых!
— У меня была санкция! Санкция хозяина в виде запасных ключей, лично им мне врученных. К тому же я постаралась не оставлять следов своего присутствия.
— Следов она не оставляла! Здорово! Не прокуратура, а шайка домушников. Нет, я тебя уволю, Ищенко!
Сама того не ожидая, я вдруг разозлилась и перешла в нападение:
— Ну и увольняйте. Сами ковыряйтесь в этом дерьме! Без меня!
— Ого! — удивился Суббота. — Она уже стала выражаться. Осталось еще научить ее курить и пить водку, и тогда наша Алеся станет настоящим следаком. Может, все же не стоит спешить с увольнением, а? Такое дарование загубим.
— Ты, Суббота, помолчи. А то вслед за Ищенко пойдешь. В адвокаты. У тебя, как я вижу, талант, — накинулся на него Пиночет.
— Владимир Степанович, давайте в дом зайдем, — предложила я, сменив тактику. — А то ругаемся тут на виду у всех. Скоро люди собираться начнут.
Дома, несмотря на энергичные протесты