Я пожал плечами.
— У меня бы возникло кое-какое отвратительное подозрение. — Как обычно, когда размышляю, я говорил медленнее. Втайне я уже довольно долго обдумывал свои возможности: получится ли у меня справиться с Фишем и самостоятельно выбраться отсюда. При этом я не знал ни где в этом огромном здании выход, ни где находится Космо. Но главная проблема в том, что я не хотел сбегать от единственного человека, который мог с высокой вероятностью привести меня к Йоле, даже если в настоящий момент он давал ответы исключительно на вопросы, которые сам себе же и ставил и которые меня не интересовали.
— Вы бы подумали, что этот мужчина педофил, верно? И подозрение значительно усилилось бы, если бы вы взломали его профиль в Immoscout[29] и выяснили, что в последнее время этот тип просматривал объявления о захолустных объектах и даже купил уединенную хижину в лесу с большим подвалом. А если бы вы к тому же обнаружили на выписке с его кредитной карты такие покупки, как кабельные стяжки, клейкую ленту, звукоизолирующую вату и пластиковые панели, а также много воды и продуктов длительного срока хранения, да если еще и анализ установок навигатора выявил, что в последние несколько недель этот мужчина в одно и то же время проезжал мимо определенного детского сада, тогда вам остается лишь сделать вывод, или нет?
Фиш посмотрел на меня, и я задался вопросом, не о моем ли брате он говорит. Он пытается убедить меня, что в похищении Йолы замешан Космо?
— Это же простая арифметика, — сказал он, потом встал и огорошил меня следующим заявлением: — Иешуа сложил один плюс один.
— Простите, как?
— Да. Это работа программы.
— Программы?
Я всегда исходил из того, что, когда говорили о Иешуа, речь шла об обыкновенном человеке, возможно, уже не живом, но из плоти и крови.
— Иешуа составляет профили преступников. Для этого он анализирует миллиарды данных, которые люди изо дня в день оставляют за собой в качестве виртуальных информационных следов, от прокатанной кредитной карты до никогда не выключаемого сотового телефона, от используемых точек доступа WLAN до взгляда в камеру видеонаблюдения на станции метро.
Фиш раскинул руки и стоял передо мной, как перед воображаемым партнером по танцам, с которым вот-вот собирался завертеться под музыку.
— Большинство данных в открытом доступе. А остальные необходимые системы компьютер взламывает. И это не АНБ[30] или какая-то другая государственная служба, которых так боятся сторонники защиты информации. Нет, Иешуа принадлежит частной компании. Это программа, которая была создана для того, чтобы предотвратить преступления будущего уже в настоящем.
Вам нельзя нарушать закон.
В этот момент я понял, что то, о чем Фиш все это время распространялся, действительно было связано с кошмарами, которые за последние часы произошли с Йолой и мной и всеми, кто оказался поблизости. Но я все равно был не в состоянии постигнуть умом события, которые превратили мою жизнь в психологический триллер.
— Какое отношение это имеет ко мне? — попросил я Фиша наконец-то рассказать мне всю правду.
— Как я уже сказал: название Иешуа происходит от имени пророка, который умел предвидеть. Программа — целитель, помощник, спаситель.
— И она спасает…
— Жертв будущих преступников.
— Еще раз, какое я имею к этому отношение?! — закричал я, сорвавшись.
Когда Фиш встал, я рассчитывал, что он снова ударит меня в лицо. Вместо этого он лишь с негодованием посмотрел на меня, и в голосе послышались презрительные интонации:
— Вы соответствуете профилю, Макс. Программа выдала ваше имя. Иешуа распознал, что вы что-то сделаете вашей дочери.
— Я? Йоле?
У меня не получилось рассмеяться так громко, как мне того хотелось. Фиш яростно заскрипел зубами. Казалось, он вот-вот плюнет мне в лицо.
— Да. Именно вы. Как и программа «Таргета» в случае с беременностью Венди, Иешуа заранее знал, что вы нарушите закон. Возможно, даже раньше, чем вы сами.
— Да, но это же… — Я шмыгнул носом и сглотнул кровавую слизь, которая собралась у меня во рту. Ко всему прочему меня еще и начало подташнивать. — Это неудачная шутка. Я ничего не делал плохого своей дочери. Никогда в жизни.
— Но программа это предсказала, — настаивал Фиш. — И теперь Йола исчезла, верно?
Иешуа выбрал вас, а Иешуа не ошибается. Я снова вспомнил слова незнакомца, жертвы пожара.
— Плевать я хотел на программу! — закричал я.
Иешуа знает вас лучше, чем вы сами.
Я встал, качаясь, как после хука в челюсть. Фиш, который нокаутировал меня не столько ударом, сколько словами, наблюдал за мной, как рефери, который в любой момент рассчитывает на то, что один из соперников упадет на пол. Неожиданно до меня дошло, что здесь происходит.
— Постойте. Это были вы! — крикнул я ему в лицо. — Вы создали эту одиозную программу, которая якобы видит будущее. — Чтобы уличить преступника, прежде чем он успеет что-нибудь совершить.
O господи! Я попал в руки сумасшедших фанатов-компьютерщиков, которые вообразили, что с помощью своих ноутбуков вышли на след еще одного «чудовища из Белица».[31] Но программа не работала, и эти психи совершили ошибку!
— Вы запрограммировали Иешуа, а я оказался крайним! — возмутился я. Сумасшедшие действительно считали меня детским насильником, а если это так, то я попал к настоящим преступникам, а к Йоле не приблизился даже на шаг.
Если только они похитили Йолу, чтобы защитить ее от меня. Возможно, что они так странно размышляли? Сбитый с толку и выбившийся из сил от боли, я снова опустился на стул и уже хотел закрыть глаза, как Фиш шокировал меня, сказав:
— Нет, все наоборот. Вы тот самый, Макс. Вы преступник. И не мы создали Иешуа. Мы хотим уничтожить программу.
Глава 45
ЙОЛА
Она не могла спать, но и по-настоящему бодрствовать не получалось. Боль напоминала о себе даже в полудреме — словно кто-то подогревал ее на слабом огне — и не давала Йоле окончательно забыться.
Напрасно она старалась держать глаза открытыми и не пропустить, когда тот мужчина со странным акцентом придет ей на помощь. Шотландец, ирландец, канадец? Она боялась пропустить его. Не услышать, когда он будет пробираться по лесу и звать ее.
Правда, он пообещал ей, что придет с папой и мамой, а те вряд ли уйдут из леса ни с чем.
«Мои родители меня не бросят».
С такой успокоительной мыслью Йола грезила наяву и в дневной дремоте видела много из того, что ее окружало: дерево, к которому она прислонилась, дождевая влага на лице, холод, который медленно полз вверх по спине, — все это казалось реальным и одновременно фантазией, потому что во сне она была уже не Йолой, а бесплотным существом, которое с небольшого расстояния наблюдало за девочкой со сломанной ногой, как та, замерзая, жалась к дубу и ждала помощи.
«Обалдеть, — думала Йола. — Я наблюдаю за самой собой».
При этом возможно было изменить перспективу любым доступным способом, как в видеоигре, только без джойстика; одной лишь силой воли она могла приблизить девочку, обойти вокруг дерева или посмотреть на себя с высоты птичьего полета.
В настоящий момент она сидела на корточках или парила (во сне всегда трудно сказать) между ветвями, прямо рядом с коршуном, который вместе с ней смотрел вниз на девочку.
— Ей нужно быть начеку! — сказала птица, и Йола, которая очень хорошо знала, что коршуны не умеют разговаривать, ничуть не удивилась этому в своем сне и начала беседовать с хищником:
— Почему? Джеймс уже тут?
Коршун повернулся к ней. Его зрачки были цвета красных тлеющих угольков. Когда он открыл клюв, откуда-то неожиданно появился паук, заполз ему в клюв и с хрустом исчез там.
— Нет, — ответил он и всколыхнулся всем телом, словно хотел стряхнуть воду с оперения. — Видишь там внизу? — Он указал правым крылом на разрытую землю посреди листвы прямо за стволом, к которому прислонилась спящая девочка. — Это странно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила бесплотная Йола, которая не очень хорошо видела в сумерках; лишь то, что в куче листвы что-то шевелилось.
— Время течки обычно заканчивается в марте. Тебе не повезло. — Коршун говорил теперь голосом фрау Яспер на уроке биологии. — Должно быть, веприцу настигла смерть.
— Что такое веприца?
— Самка дикого кабана, глупышка. Она определяет время спаривания, потому что самцы плодовиты весь год.
— А! — Теперь Йола это тоже увидела. Четыре хорошеньких поросенка, которых она с удовольствием бы погладила по молочно-кофейной, с белыми полосками и кое-где с небольшими пятнышками шерстке: отсюда сверху казалось, что она блестит даже сильнее, чем у Мистера Типпса.
— Как мило, — сказала Йола коршуну, но тот помотал головой.
— Как смертельно, — проскрежетал он и повернул клюв чуть правее.
Йоле пришлось нагнуться вперед, чтобы посмотреть, что птица хотела показать ей на этот раз.
— Ты это слышишь? — спросил коршун.
Она наклонила голову набок, уставилась в темноту, куда смотрела хищная птица, и пыталась полностью сконцентрироваться на шорохе. На шуршании ломающихся кустарников, веток, которые сгибались и снова бились друг о друга.
— Почему ты сказал, что мне не повезло? — спросила она коршуна, но тот неожиданно исчез. Вместо него рядом с ней вдруг оказался киллер. Он улыбался окровавленными губами, на голову был натянут капюшон. Один глаз, как маятник, болтался на зрительном нерве и подмигивал ей.
— Потому что ты ждешь помощи, а придет смерть, — сказал покойник, который тоже мог говорить, и стащил капюшон с головы: там не хватало черепной крышки.
Йола закричала, но ее дикий крик был без труда заглушен Безликим (у которого теперь действительно не было лица!