Ни он, ни полиция и уж тем более ни Ким, которая втайне, возможно, даже желает, чтобы ее муж тронулся умом и сделал что-нибудь с Йолой. Не потому, что она так сильно ненавидит Макса или Йолу. Просто она столько лет малодушничала и не решалась положить конец ненавистному браку, а судьба избавила бы ее сейчас от необходимости принимать такое решение. Ким стала бы свободной — эмоционально и финансово.
Погруженный в эти мрачные мысли, он вводил в навигатор — уже во время движения — адрес дома престарелых, который эсэмэской прислала его секретарша. Вместе с сообщением: «Магдалена Роде лежит в отделении 11, комната 14. Но директор дома престарелых говорит, что это бессмысленно. Мать Макса уже на протяжении нескольких месяцев не произносит ни одного слова».
Глава 50
ЙОЛА
Он истекал кровью.
В довершение всего, черт возьми.
Мало того что у веприцы было молодое потомство (Йола не решалась пошевелиться, чтобы посмотреть, правда ли за деревом лежат пестрые кабанчики, или ее сон сыграл с ней злую шутку), дикий кабан был еще и ранен. И довольно сильно.
Его щетина блестела как масло, крупные капли падали на мох под брюхом. Из тела торчало что-то металлическое, и Йола сначала подумала о ноже, но потом поняла, что это может быть что угодно. Нечто острое, что находилось в хижине и вылетело наружу. Очевидно, киллер и Йола были не единственные, кто пострадал от взрыва.
— Эй, — прохрипела Йола. Голос был сиплым и каким-то чужим. — Я ничего тебе не сделаю, видишь. — Она указала на берцовую кость, проткнувшую штанину. — У меня дела не лучше, чем у тебя!
Зверь отреагировал на слова увещевания чем-то вроде хрюканья и сопения: как будто кто-то настраивал струны огромной гитары и при этом фыркал, как лошадь. В то же время самка кабана мотала головой и угрожающе показывала Йоле свои изогнутые вверх мощные клыки. Запах протухшей смеси пряностей становился интенсивнее.
«Он потеет», — подумала Йола, не зная, что лучше: смотреть зверю в глаза или отвести взгляд.
Черт возьми, как же быть, когда стоишь напротив дикого кабана?
Неправильно — когда, сам истекая кровью, лежишь перед раненым зверем?
Перед кабаном, который, очевидно, мучился от сильной боли. Звуки, которые он издавал, были не только угрожающими, но в первую очередь страдальческими.
Йола судорожно пыталась собрать в самых дальних уголках памяти немногие обрывочные знания, которые отложила там во время уроков биологии. Дикие кабаны обычно не опасны и избегают людей. Проблемы возникают, только если мать вынуждена защищать свое потомство. И если кабан ранен, например, когда охотник неудачно попал в него.
«Ну, поздравляю!» — подумала она. В худшем случае она столкнулась сразу с обеими проблемами. Джекпот! — как сказал бы Штеффен. Он всегда так говорил, если случалось то, что ему не нравилось, например, когда он забывал спортивную форму или у велосипеда спускало шину.
«Блин, папа, где ты? Или мама?»
Она искала в глазах животного что-нибудь человеческое, какое-то тепло и понимание, но в его зрачках отражался лишь ее собственный страх, в сочетании с тем, что было ей свойственно и что ее тренер по карате называл инстинктом киллера: «Абсолютная воля подчинить себе противника».
— Пожалуйста, не делай мне ничего! — прошептала она, когда кабан наклонил голову, как бык, который берет разбег, чтобы проткнуть тореро.
«Это красная тряпка» — так однажды сказал ее папа, Макс, который не был ее родным отцом, но которого она любила больше всего на свете, сколько бы ее из-за этого ни дразнили в классе ублюдком. Она бы все отдала за то, чтобы оказаться сейчас у него на коленях и слушать сумасшедшие истории, которые он постоянно выдумывал. Например, о девочке и злом кабане; о магическом защитном круге, который эта девочка могла начертить вокруг себя и в который дикому животному не войти.
Да, самое то сейчас.
Но папы нет, и он не расскажет никакой истории, и уж тем более не существует никакого магического круга. А что касается границ, скорее это она перешла черту и попала в запретную зону, из которой животное ее сейчас прогонит во что бы то ни стало.
Йола не могла объяснить почему, но она чувствовала, что лежит в запретной зоне. Зверь чуял кровь, чужую кровь, и, наверное, думал, что раненый непрошеный гость виноват и в его собственных мучениях. А может, все это ерунда; может, животные вообще не думают. Возможно, эта металлическая штука в брюхе просто свела его с ума.
Одно Йола знала наверняка: ей нужно убраться отсюда. И как можно быстрее, прежде чем дикий кабан бросится на нее и воткнет клыки ей в лицо.
Осторожно, чтобы не спугнуть готового к атаке зверя резким необдуманным движением, она подтянула к себе здоровую ногу и задумалась, как бы изловчиться и встать, не опираясь на сломанную голень.
Не получится.
Резкие пронзительные крики огласили весь лес и спугнули двух бакланов у Йолы над головой примерно в тот момент, когда кабан раскрыл пасть.
Глава 51
МАКС
Как и обещал Фиш, наш путь пролегал по бесконечному лабиринту узких проходов, неосвещенных туннелей и шахт, где нам частично приходилось ползти, по недействующей вентиляционной системе до решетки стока ливневой канализации — мы прыгнули в воду, которая доходила нам до бедер.
Фиш с Виолой шли впереди, за ними следовали Космо и Фрида, а я был замыкающим. Не будь карманного фонарика, который Фиш сорвал со стены бункера, нам пришлось бы пробираться в кромешной темноте через шахты, воняющие болотом и выгребной ямой.
— У меня агорафобия, — услышал я слова Фриды, когда затопленный водой туннель перешел в еще более узкий проход с изогнутыми стенами из клинкерного кирпича.
— Вы имеете в виду клаустрофобию, — серьезно поправил ее Фиш. — Агорафобия — это боязнь открытых пространств.
— А открытая рана — это то, что ты сейчас схлопочешь, — сказал ему Космо.
У меня тоже чесались пальцы, так мне хотелось треснуть этого говнюка, хотя бы стволом пистолета, который я старался держать как можно выше над водой. Но как и Космо, я знал, что не лучшая идея избивать до потери сознания единственного проводника, который ориентировался здесь внизу. Поэтому мы побороли наше отвращение, наши страхи и нашу злость и в конце концов оказались перед маленькой деревянной дверью с тяжелой железной оковкой черного цвета, которая напоминала вход в какой-то винный погреб.
Наша одиссея завершилась так же странно, как и началась, в самом неожиданном месте — более сильного контраста тому, что мы только что преодолели, сложно придумать — на пляже.
Точнее говоря, на причале для яхт. Дверь, через порог которой мы друг за другом вышли на свободу, открылась прямо под причальным мостиком, в нескольких шагах от воды.
— Оп, оп, оп, — поторапливал нас Фиш, как ворчливый учитель физкультуры, и неуклюже зашлепал по темной, отдающей водорослями воде к маленькой лестнице с алюминиевыми перекладинами, как в бассейне.
Один внутренний голос советовал мне воспользоваться ситуацией и обратиться в бегство вместе с Космо и Фридой. Но интуиция подсказывала, что я не прощу себе, если упущу этого человека, который может привести меня к Йоле.
Кроме того, я слышал лай собак за деревянной дверью, которую Фиш снова запер за нами; поэтому я сунул оружие за пояс и полез — полубеглец, полупреследователь — за убийцей.
Наверху оказалось немного светлее, маленькие фонари тускло освещали причал. Здесь было пришвартовано много судов: весельная шлюпка, два накрытых брезентовыми чехлами парусника и — в дальнем конце пирса, спускающемся к воде, — моторная яхта. Фиш уже отвязал ее причальные тросы и ловким прыжком перемахнул на палубу.
— Быстрее сюда! — крикнул он и исчез из поля нашего зрения.
Лай позади нас стал громче. Собаки были уже в воде. Рычали и лаяли. Фрида, Космо и я переглянулись, потом бросились бежать и запрыгнули на яхту, которая отчалила в ту же секунду.
Под рев моторов мы помчались по глади озера прочь; я, как и все, крепко держался за поперечную перекладину над крышей верхней палубы и только сейчас заметил, что мне в лицо бьет частый дождь.
Фиш стоял у штурвала и направлял лодку, похожую по форме на аэродинамическую трубу, в открытые воды. Я понятия не имел, где мы. С моего неустойчивого места я не мог разглядеть ни одного ориентира. Лишь понимал, что это какой-то большой внутренний водоем. Озера Мюггель, Шармютцель или Ванзе, а может, Тегелер.
Какое-то время мы плыли прямо, потом Фиш сбросил скорость и повернул направо, в маленький естественный канал, для которого яхта длиной как минимум с грузовик была едва ли не велика. Наконец он остановил судно в укромном, заросшем камышом местечке, которое не было видно ни с одного берега озера.
Фиш обратился к Виоле:
— Возьми надувную лодку и проинформируй наших людей о нападении на центральный офис! Проверь, можно ли еще что-то спасти, и устрой все так, чтобы полиция там ничего не нашла! Будь осторожна, поняла?
Он погладил ее по голове с отеческой симпатией.
Виола направилась на корму, где была прикреплена шлюпка, а мы последовали за Фишем вниз в каюту.
Глава 52
Внутри яхта выглядела так, как я всегда представлял себе внутреннюю обстановку роскошного частного самолета: вмонтированные в потолок диодные споты бросали приглушенный свет на нежных тонов ковер, мебель из древесины тропических пород, практичные встроенные шкафы, ящики и двери, которые, видимо, вели в ванную и к спальным местам в носовой части яхты. Пахло новым автомобилем — это белоснежные кожаные чехлы на угловом диванчике, куда мимо стола как раз протискивался Фиш.
— Проклятый психопат! — заорал я на него и выхватил пистолет из-за пояса. Направил ему в голову.
Он задумчиво посмотрел на меня, как на интересный объект изучения.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Чушь! О Спуке, разумеется. Почему вы его убили?