— Одного оружия достаточно, — сказал я так тихо, чтобы Фиш точно меня не услышал. Это лучше, чем ничего.
Не договариваясь с другими, я схватил фонарик, который отыскала Фрида, и полез наверх. На палубу.
В темную пустоту.
На секунду остановился, но не потому, что Космо и Фрида кричали мне вслед. А потому, что смотрел, нет ли поблизости огней.
Однако тьма мне не давала знака — пришла мне в голову строчка из любимого стихотворения Эдгара Аллана По. За исключением далеких огней на берегу Шпандау, озеро и все вокруг было погружено в темноту.
Мрак, и больше ничего!
Яхту уже отнесло на полметра от причала, поэтому мне пришлось прыгать.
Я услышал голоса — наверное, они доносились с яхты, но я не был уверен и побежал.
Из тридцати четырех именованных островов Берлина минимум десять были заброшены или давно необитаемы. Морвал — самый крупный из них. Еще вчера я бы категорически утверждал, что выяснил это, собирая информацию для моей первой книги «Школа крови». На самом же деле я знал этот остров по личному опыту. Много лет я вытеснял из памяти самый мрачный эпизод моего детства. Сейчас страх снова вернулся ко мне, вот почему я точно знал, куда бежать: вверх по пришедшему в упадок, годами не знавшему ремонта причалу, по частично разошедшимся доскам, к острову. Затем вверх на маленький песчаный холм до развилки за деревьями, от которой начиналась узкая, кое-где полностью заросшая дорожка, которая вела вокруг острова. Но эта развилка не должна сбивать с толку. Чтобы добраться до хижины, нужно бежать прямо, даже если на первый взгляд не похоже, что между хвойными деревьями идет тропа. Но стоило раздвинуть плотные еловые лапы, как ты оказывался на тропинке. По ней я и побежал. Свет карманного фонарика скользил по мху, корням и камням. Препятствиям на моем пути, которые я пытался обогнуть — правда, не очень ловко, потому что вскоре оступился в какой-то впадине, и дальше пришлось бежать с подвернутой ногой.
— Йо-о-ола!
Меня подмывало крикнуть ее имя, но я сдерживался. В темноте у ее похитителей тысячи возможностей спрятаться. Они-то наверняка знают, где я. Следят за мной через приборы ночного видения или наблюдают как движущуюся точку на своих экранах. Нельзя помогать им, подавая еще и акустические сигналы.
Через десять метров в нос мне ударил запах остывшей золы. Пахло выгоревшим костром.
И запах становился тем интенсивнее, чем дальше я карабкался на холм.
Она находится в низине, — снова вспомнил я расположение хижины. И как мы запыхались, потому что пришлось тащить снаряжение на все выходные на возвышенность, и как радовались, когда добрались до вершины «горы» — так мы называли холм — и смотрели вниз в «долину», на коричневую, уютного вида постройку из досок. Которая сейчас исчезла!
Господи…
Там, где должна была стоять хижина (по крайней мере, там она стояла двадцать пять лет назад), простиралось какое-то поле битвы: деревянные стропила, металлические части, кастрюли, горшки, камни и мебель — все вперемежку. За исключением одной-единственной стены, которая торчала из земли как рука мертвеца и перед которой, к моему ужасу, стоял высокий учительский стол, какие я видел в школе Йолы.
Постепенно я различил много школьной мебели и среди других предметов. Свет моего фонарика упал на опрокинутую доску и стулья с привинченными рабочими поверхностями.
— Йо-о-ола!
Я все же выкрикнул ее имя.
Начал торопливо спускаться в низину и запнулся за тяжелую деревянную балку, которая напомнила мне проклятую штуку, к которой отец тогда приковал Космо.
Я застонал и услышал эхо, что наполнило меня надеждой, потому что здесь внизу, в окруженной кустами и деревьями низине, вообще-то не могло быть эха, а я слышал громко и отчетливо человеческий стон. Жалобное поскуливание, как бывает во сне.
Я повернулся налево и устремился туда, откуда доносился звук. Запах изменился. К остывшей золе примешивалось то, что в романах любят называть «медным» запахом, на самом деле сильно пахло железом, потому что в крови вообще-то нет никакой меди.
Я покрутил головку фонарика, увеличив радиус освещения. И на краю широкого тусклого круга обнаружил смерть.
Он лежал на куче листвы, навзничь, ботинками ко мне. Пока я медленно приближался к нему, мне чудилось жужжание мух над головой, но это было лишь воображение. Мужчина у моих ног был мертв всего несколько часов, начавшееся разложение еще незаметно: ни запаха, ни насекомых.
— Слава богу! — вырвалось у меня. Учитывая ситуацию, это прозвучало жутко, потому что у трупа, о который я запнулся, не было лица. Крупные части черепа отсутствовали, голова выглядела так, словно взорвалась.
Но голова принадлежала не моей дочери, а сейчас только это было важно.
— Йола! — снова позвал я. И снова услышал в ответ всхлипывание, на этот раз с небольшой задержкой во времени.
Несколько жутких секунд я боялся, что страдальческие звуки доносятся из тела мертвеца передо мной, но для этого они были слишком далекими.
Я повернул фонарик в том направлении, откуда они доносились. На стену!
Сильный ветер зашумел в кронах деревьев на краю низины, и снова начался дождь. Множество шелковых нитей сверкали в свете моего фонарика.
Капли с треском сыпались, как рисовые зерна, на развалины стены, к которым я направлялся. Я обогнул их и осторожно заглянул за угол. За развалины.
И она была там: Йола.
Она мертва! — подумал я, совсем не так, как родители в моих книгах, которые отказываются принимать реальность и изо всех сил пытаются приказать своему мозгу игнорировать очевидное: склоненную вперед голову, неподвижное тело без признаков дыхания. Неестественно согнутую левую ногу с выпирающей из брючины костью, словно это сломанная палочка от игры «Микадо».
Сердце у меня упало, на глаза навернулись слезы, поэтому в первый момент я не заметил, что она связана.
Лишь услышав сзади шорох — чей-то сапог раздавил ветку, — я увидел тонкую веревку, которой Йола была привязана к стулу, руки зафиксированы за спиной, что бессмысленно, если она мертва!
— Наконец-то! — прозвучал за моей спиной голос. Глубокий, с незнакомым мне акцентом. Канадским, южноафриканским, австралийским?
Я не обернулся. Вместо этого опустился на колени перед Йолой, моей дочерью, откинул назад ее волосы, приподнял подбородок, погладил ее по щеке (по теплой щеке!), оттянул вверх веко (белок обычного цвета!), нащупал пальцами место, где находится сонная артерия, но от возбуждения, конечно, не смог найти пульс, зато услышал спасительный звук: стон. Из ее рта. Из самой глубины.
— Она ждала вас! — сказал незнакомец у меня за спиной.
Медленно, не поднимаясь, я повернулся к нему. Свет фонариков ослеплял нас обоих.
— Ждала? — переспросил я. Моя правая рука медленно заскользила за спину.
— Чтобы вы могли умереть вместе, — ответил мужчина.
Мы одновременно вытащили свои пистолеты.
Глава 61
ФРИДА
— Он не работает!!!
Заключенный перестал бить руками и ногами в крышку люка. Все свои силы Фиш вложил в голос.
При этом он давно уже охрип, отчего его предупреждения, просьбы и угрозы с каждым предложением звучали все более панически.
— Что не работает? — спросила Фрида.
Космо давно уже не разговаривал с киллером. Распорядившись ни при каких обстоятельствах не выпускать «убийцу», он пошел на палубу, чтобы попытаться или завести мотор, или реанимировать сотовый телефон. А может, он последовал за братом. Снизу Фрида не могла точно сказать.
— Пистолет.
— Что с ним?
— ОН НЕ РАБОТАЕТ!!!
Голос Фиша сорвался.
Теперь и Фрида начала кричать.
— Что значит, он не работает? Я стояла рядом, когда вы продырявили им голову своему компаньону!
— Все равно. Макс не сможет из него выстрелить.
Она услышала, как Фиш от напряжения закашлялся. Успокоившись, он сказал чуть тише, но так же возбужденно:
— На штуке сканер отпечатка пальца. Вы что, думали, я вручу вам орудие убийства?
Сканер отпечатка пальца?
— То есть им могут пользоваться только определенные люди?
— Умная девочка. Именно так. Доступ к нему имеют только два человека. Один из них убит, другого вы заперли в чулане со спасательными жилетами.
Глава 62
МАКС
Ничего.
Не было даже щелчка. Мой палец нажимал на спусковой крючок, но ничего не происходило. Ни выстрела, ни отдачи, ни попадания в грудь противника, куда я целился.
Оружие превратилось в бесполезный балласт в моих руках. Мужчина, который стоял напротив, не мог этого знать. В темноте он наверняка не увидел, как я пытался жать на спуск. Но все равно, казалось, его ничуть не впечатлило то обстоятельство, что я тоже был вооружен.
— Джеймс? — спросил я его, чтобы выиграть время. — Джеймс Эдвардс?
— Верно!
Он опустил свой карманный фонарик, и я увидел высокого, худого мужчину с примечательными чертами лица. В темно-сером деловом костюме он выглядел, как бизнес-консультант, который собирается презентовать совету директоров последние результаты исследования рынка. А не как фанатичный киллер.
Почти невозмутимым голосом он приказал мне бросить пистолет. В руке у него было мощное средство принуждения.
Свет от его фонарика падал на стул рядом со мной. Йола была бледная, как призрак. Ее волосы совсем намокли под дождем.
— Оружие на землю. Иначе я выстрелю Йоле в рот!
Эдвардс осознанно не сказал «в голову», потому что знал: я писатель и могу представить себе все ярче, чем другие. Я тут же услышал выстрел, увидел, как пуля дробит зубы и входит через ротовую полость в мозг, врезается в него и гасит неуемную жизнь, которая когда-то бушевала в Йоле.
Поэтому я сделал то единственное, что мне оставалось.
Я опустил руку так, что пистолет скользнул стволом вперед прямо мне в ладонь. И, снова ослепив парня карманным фонариком, со всей силы швырнул оружие, как топорик, киллеру в голову.