Это было смелое заявление, и я ожидал бурного протеста, особенно среди сторонников Эдварда Сноудена и противников АНБ, которых среди присутствующих наверняка было немало. Но пожилого мужчину в костюме во втором ряду справа интересовало совсем другое:
— Я не понимаю саму бизнес-модель. Как вообще можно зарабатывать деньги предсказанием преступлений?
— Очень просто. Вам всего лишь нужно думать на шаг вперед. — Я глотнул воды из приготовленного стакана и продолжил: — Если у вас программа, как Иешуа, то существует две возможности. Вы можете дорого продать данные соответствующим органам. Особенно большая прибыль там, где перевыборы шефа полиции зависят от уровня раскрываемости преступлений, как, например, в США. Но и наш министр внутренних дел может заработать очки, если сдержит предвыборное обещание и вдвое снизит количество преступлений.
Я сделал искусственную паузу, чтобы придать следующим словам больший вес.
— Или же вы запрограммировали Иешуа совсем с другой целью. И вовсе не хотите предотвращать преступления.
По залу прокатился гул. На меня обратились удивленные взгляды. Если вначале некоторые из нервно ерзающих на сиденьях гостей еще сомневались, стоило ли принимать приглашение уполномоченного по защите личных данных от Свободного университета и проводить свободную от лекций субботу, слушая доклад «критика Интернета» (как меня уже стали называть), то сейчас я завладел полным, всецелым вниманием каждого отдельного человека в зале.
— Просто представьте себе, что все крупные государства на Земле когда-то будут работать, тайно или официально, с такой программой, как Иешуа. Количество предотвращенных преступлений растет, программа становится все популярнее, люди доверяют алгоритму больше, чем собственной интуиции. И теперь у вас, программиста, в руках власть. Вы можете воспользоваться лазейкой в разработке и скрыть определенные прибыльные преступления, в которых сами хотите принять участие.
— Вы сейчас говорите о сообщничестве?
Молодой человек, выкрикнувший вопрос, был любезен и встал, чтобы я лучше его видел. Как и большинство в зале, он был в теплой зимней одежде, даже пуховик не снял. Со вчерашнего дня держались минусовые температуры, но кто-то, к сожалению, забыл на выходные включить в зале отопление. Пар изо рта пока не шел, но только пока.
— Абсолютно верно, — ответил я. — Приведу простой пример: Иешуа прогнозирует ограбление банка. Должно быть украдено много миллионов. Вы делаете так, чтобы это предсказание не появилось, и становитесь сообщником.
— И это не бросится в глаза? — спросил тот же молодой парень, правда уже садясь.
Я помотал головой.
— Никто не ожидает от Иешуа, что он распознает все преступления. Бросится в глаза, если предсказания Иешуа окажутся неверными. Но он, как правило, не ошибается.
Я услышал пищащий сигнал под кафедрой. Кто-то установил таймер, чтобы я знал, когда пора заканчивать. Я сложил свои записи и улыбнулся на прощание:
— Тогда я хочу поблагодарить вас за уделенное мне время. Если у вас остались вопросы, пожалуйста, присылайте их мне простой почтой, а не по имейлу. — Я уже собрался сказать «до свидания», как увидел женщину во втором ряду — она активно жестикулировала и махала мне, чтобы привлечь мое внимание.
— Да? — отреагировал я, совершив тем самым ошибку.
Женщина была слишком взрослой для студентки и слишком накрашена для неофициального повода. Ее уложенные волосы, расстегнутые верхние пуговицы блузки, улыбка как из рекламы зубной пасты — все в ней выдавало журналистку.
— Господин Роде, как дела у вашей дочери? — спросила она с невинным выражением.
В первом ряду, прямо перед моей трибуной, вскочил Тоффи, словно этот вопрос был постгипнотическим приказом, который вырвал его из глубокого сна. До этого он, и правда не шевелясь, смотрел на свои шлепанцы. И тут жизнь вернулась в его 90-килограммовое тело.
— Никаких личных вопросов! — закричал он, как будто был не только моим другом и адвокатом, но с недавних пор еще представителем по связям с общественностью.
Я успокоил его жестом. До тех пор, пока фотография Йолы не появилась в СМИ, возможно, даже неплохо, если мы сделаем публичное заявление, чтобы папарацци не пришло в голову подкарауливать ее по дороге в школу.
— Спасибо, у нее все хорошо, — ответил я женщине.
Тоффи схватился за голову и посмотрел на меня, словно я только что пожертвовал все свое состояние на благотворительность.
— Как только снимут гипс, она снова пойдет в школу.
На самом деле Йола носила не гипс, а эластичную повязку, но костыли ей надоели уже на прошлой неделе.
— Это в буквальном смысле было спасение в последнюю секунду, — добавил я, снова обращаясь ко всем. — При этом на острове ей помог холод. Температура в болоте часто не выше восьми градусов по Цельсию, даже когда снаружи тепло. Моя дочь как бы подверглась шоковой заморозке, можно так сказать. Благодаря этому жизненно важные функции ее организма замедлились, что, возможно, спасло ей жизнь.
По крайней мере, так мне сказали люди, которые прилетели на вертолете спасательной службы.
— И у вашего брата было так же?
Я перевел взгляд вправо. Там поднялась другая женщина. Тоже корреспондентка. Она держала в руке микрофон. Рядом с ней камера с логотипом одного беспардонного бульварного интернет-журнала. Я живо представил, как камера поймала каплю пота, которая внезапно потекла у меня по виску.
— Я же сказал, больше никаких вопросов! — выкрикнул Тоффи и жестом показал мне тайм-аут.
— Он поэтому выжил после огнестрельного ранения? — не сдавалась журналистка. — Вы вообще поддерживаете с ним контакт?
Я открыл рот, чтобы ответить, но Тоффи оказался быстрее. В один прыжок он оказался рядом со мной, схватился за микрофонную стойку, притянул к себе и рявкнул на весь зал:
— На сегодня все закончено. Оп-оп, обед на столе, все домой к маме. И если кому-то интересно, у дикого кабана тоже все хорошо.
Это была ложь.
На самом деле ветеринары и лесники его так и не нашли. Мой спаситель бесследно исчез.
Как и Космо.
Глава 71
— Куда мы едем?
— Если я тебе скажу, ты тут же захочешь выйти.
«Мерседес» Тоффи мчался, как по рельсам, по заснеженной дороге, которая здесь, в Целендорфе, была практически в нашем полном распоряжении. Хотя у большинства жителей этого аристократического района перед гаражами стояли джипы-внедорожники, уже при первом снегопаде они не осмеливались выезжать на них на дорогу.
— Он или она? — спросил я и помассировал затылок. В последнее время мигрени усилились, это объяснялось в том числе тем, что я пил слишком мало воды. Раньше я пил не больше, но тогда меня никто и не заказывал и не пытался сжечь.
— Это он. Ты его знаешь.
Хорошо. По крайней мере, это не одно из тех «свиданий вслепую», на которые Тоффи пытался меня уговорить в последнее время. Он постоянно твердил:
— Ты одинок и известен. Парень, настало твое время. Используй тузы, которые подкинула тебе жизнь!
На самом деле я был скорее бедолагой, который чудом спасся, но личная жизнь которого оказалась в руинах. Ким съехала уже шесть недель назад, правда, не к своему студенту. Видимо, их непостоянные отношения были временно заморожены. Я все еще ежедневно рисковал наткнуться на Денниса в подъезде или у мусорных баков, но лишь до тех пор, пока не найду для нас с Йолой доступную квартиру недалеко от ее школы — правда, с моими доходами у меня было столько же шансов, как отыскать в Берлине тротуар без собачьих какашек. Единственная утешительная новость — помимо того, что мы все выжили, — органы опеки отозвали свое заявление о возвращении Йолы биологическим родителям, после того как мы смогли доказать, что Гаральда Ошацки, выдавшего заключение, подкупили. Мелани Пфайфер привлекли на свою сторону, проплатив из кассы проекта Иешуа ее мнимый лотерейный выигрыш, а по уши увязшему в долгах психиатру предложили деньги на лечение рака прямо дома.
К тому же выяснились все обстоятельства с нокаутирующими каплями, и никто больше не думал лишать меня права опеки только потому, что от меня ушла жена. Правда, для удочерения были все-таки желательны более упорядоченные семейные отношения.
— Ладно, последний раз. Как зовут типа, к которому ты меня везешь?
Мы свернули в переулок рядом с Ботаническим садом и поехали по улице Унтер-ден-Айхен в направлении автострады.
— Этмс, — пробормотал Тоффи. Он любил такие игры, даже в зале суда, разговаривая с прокурором, нередко маскировал ругательство типа «тварь» громким «апчхи».
— Брось этот детский сад! — потребовал я. — Говори четко!
— Этмарс.
— ЭДВАРДС?! — вскрикнул я. Резко повернул к нему голову.
— Да, я же говорю. А теперь возьми себя в руки.
Тоффи похлопал меня по колену.
— Ты тащишь меня к человеку, который хотел убить Йолу? — растерянно спросил я.
— А также тебя, и курьершу, и Космо, абсолютно верно.
За нами резко затормозил «смарт», потому что Тоффи сменил полосу, не включив поворотник. Позади засигналили, на что мой адвокат показал средний палец.
— Они собираются отпустить его.
— Эдвардса? — Я не мог поверить его словам.
— Не просто так, конечно. — Тоффи открыл консоль между сиденьями и вытащил жвачку из пластиковой банки. Мне не предложил.
— Он австралиец. Шли долгие закулисные переговоры. Его вышлют из страны. Самолет сегодня вечером. Но я не представляю себе, что машина когда-либо приземлится в Сиднее.
— Ты думаешь…
— Я думаю, что мы живем в мире, где авиалайнеры исчезают в океане — навсегда. Все возможно, разве нет?
Тоффи говорил, чавкая, и в другой раз я заставил бы его выбросить жвачку из окна, но сейчас у меня были другие проблемы.
— Он все еще сидит в Моабите?
— Нет. Его перевели в более надежное место. Под охрану пяти вооруженных парней, по сравнению с ними GSG 9[35]