Все это служит напоминанием – будто оно мне нужно, – что мое время здесь сочтено. Сегодня я провела два часа на сайтах по поиску квартир. И, наконец, нашла многообещающее место, но когда я позвонила агенту, она сказала, что они подписали контракт с новым жильцом уже через час после размещения объявления.
Снимая обувь, я слышу голос Джоди. Они с Шоном в спальне, за закрытой дверью, но стены тонкие.
– Это называется правилом одной минуты. – Голос Джоди звучит чуть выше и пронзительнее обычного. – Если дело занимает меньше шестидесяти секунд, его следует сделать сразу. Именно поэтому у тебя посуда в раковине и одежда на стуле.
Я представляю, как Шон проводит пальцами по своим рыжим волосам. Его нельзя назвать неаккуратным, но иногда он накапливает мусор или оставляет на столешнице пакеты с продуктами на несколько часов.
Его голос глубже и мягче, но мне кажется, что я слышу нотки раздражения:
– Работал… Хочу отдохнуть…
«Если это занимает всего минуту, почему ты просто не сделаешь это, Джоди?» – думаю я.
– Ну а я не могу отдыхать в таком бардаке! – Она явно вышла из себя.
Я чувствую, как во мне просыпается радость. Я впервые слышу, как они ссорятся. Если они расстанутся, мне не придется переезжать.
Снова звучит голос Шона. Джоди смеется. И все уже позади.
Он умеет так здорово острить.
Одна из моих любимых черт Шона.
Снимаю брюки с блузкой, в которых ходила на работу, и надеваю кроссовки для бега, легинсы и старую футболку. Я люблю бегать вдоль Ист-Ривер на пороге осени.
Беру наушники и повязываю вокруг талии легкую куртку. Но прежде чем уйти, делаю еще кое-что. Звоню детективу Уильямс.
Она не отреагировала на мою записку. Я звонила ей вчера несколько раз, но ее снова не было в участке, и я постеснялась снова оставлять свое имя. Наверное, она разбирается с убийствами и ограблениями, и ответ на мое сообщение – в самом низу ее списка дел.
Но на этот раз она на месте.
Я заранее продумала свою речь. Выходит торопливее, чем я планировала, потому что я начинаю нервничать от одного только звука ее голоса.
– Здравствуйте, это Шэй Миллер. Я звоню, потому что кулон, который я вам отдала, на самом деле принадлежал не Аманде. Ей одолжила его подруга. Могу я зайти и забрать его?
Она не отвечает, и остается только представлять, что обо мне думает детектив Уильямс. Она сказала, что мне следует отпустить произошедшее, и предложила обратиться за профессиональной помощью.
Тишина такая тяжелая, что я начинаю мямлить.
– Я… Я знаю, звучит странно, но я столкнулась с парой ее подруг, и мы разговорились, и они сказали, что кулон принадлежал не Аманде… И мне нужно им его вернуть… Я обещала…
– Погодите. – Ее голос такой властный, что я вздрагиваю. – Вы общаетесь с подругами Аманды?
– Я просто столкнулась с ними на улице… Мы познакомились на поминках.
Кажется, детектив Уильямс раздражена.
– Послушайте, Шэй, прекратите общаться с друзьями Аманды. Я уже отправила кулон ее матери. Вам нужно оставить эту ситуацию в прошлом.
Ее тон не терпит возражений.
Я зашла в тупик. Вспоминаю радостное выражение лица Джейн, когда я пообещала ей, что верну кулон. Вспоминаю, как Кассандра сказала: «Должно быть, нас свела судьба».
– Простите, – говорю я детективу Уильямс, и она кладет трубку.
Но я извиняюсь не за то, что причинила ей беспокойство.
Я извиняюсь за то, что не собираюсь оставлять это в прошлом.
– Здравствуйте, я Мелисса Даунинг, – говорю я женщине за стойкой экстренной помощи в Городском Госпитале. – Я бы хотела поговорить с Амандой, той милой медсестрой.
Женщина делает большие глаза.
– Ой. – Она сомневается, и я почти вижу, как мечутся ее мысли. – Могу я узнать, зачем именно?
Я растягиваю губы в улыбке. Ложь должна быть правдоподобной.
– Меня привезли сюда несколько недель назад. Была ее смена. Она просто чудесно позаботилась обо мне. Я решила вернуться и поблагодарить ее.
У меня в руке букет цветов. Снова желтые циннии.
Я стараюсь не прикрывать рот, грудь или живот – все это очевидные признаки, что кто-то лжет.
– Ясно. Подождете минутку?
– Конечно.
Я делаю шаг назад и сажусь на пластмассовое сиденье, стараясь двигаться непринужденно.
Ждать приходится дольше чем минутку. Я провожу на стуле минут пятнадцать, пока сотрудница сперва бормочет что-то в телефон, а потом возвращается к работе за компьютером, избегая смотреть мне в глаза.
По телевизору в углу показывают новости с бегущей строкой. В приемной ждут еще несколько человек, но непохоже, что они чувствуют себя очень плохо. Но я все равно слышу откуда-то рядом слабые стоны, а потом крик какого-то мужчины.
Нужно быть очень сострадательным человеком, чтобы работать в подобной обстановке – и, разумеется, высококомпетентным. Прежде чем прийти сюда, я просмотрела статистику по медсестрам и обнаружила исследование, показавшее, что 98 процентов больничных медсестер называют свою работу морально и физически выматывающей.
Интересно, относилась ли к ним Аманда. Видеть практически постоянно страдания и смерть должно быть ужасно тяжело. В другой статье говорилось, что медсестры на 23 процента чаще совершают самоубийства, чем женщины в целом, – возможно, потому, что у них есть свободный доступ к летальным дозам лекарств.
У Аманды тоже должен был быть доступ: фентанил, оксиконтин, валиум, перкоцет, викодин. Но она предпочла прыгнуть под поезд.
Я записала все это в свою Книгу Данных. Даже если ее самоубийство теперь вызывает у меня меньше вопросов, его метод – нет.
– Мелисса?
Я не отзываюсь, пока мое имя не называют во второй раз. Поднимаю взгляд и вижу медсестру в розовой униформе. Волосы собраны в хвост, на лице ни грамма макияжа, и вид ее совершенно изможденный. Теперь я еще сильнее уважаю их профессию – сестрам недоплачивают, как и учителям.
– Ой! Простите, задумалась, – говорю я и встаю со стула. И недоуменно смотрю на нее, надеясь произвести впечатление, будто я ожидала увидеть Аманду.
– Я Джина. Я была старшей над Амандой. Давайте поговорим там. – Она отводит меня в относительно тихий угол. – Вы были пациенткой Аманды?
– Да, – обманываю я. – Аппендицит.
Я подготовила эту историю, потому что знала, что персонал больницы вряд ли поделится со мной личной информацией об Аманде, если я расскажу, что на самом деле нас с ней связывает.
Она кивает, и я радуюсь, что никто не стал вводить мое имя в систему, чтобы проверить правдивость моих слов.
– Мне жаль, что приходится вам это говорить, но Аманда умерла несколько недель назад.
На мгновение меня берет оторопь от ее прямолинейного заявления. Но потом я вспоминаю: возможно, ей приходится сообщать подобные новости ежедневно.
– Господи! Что случилось?
– Все произошло внезапно и неожиданно.
Джина убирает за ухо прядь волос. Бросает взгляд на проходящего через дверь мужчину с загипсованной ногой, который опирается на руку своей более молодой спутницы, и снова поворачивается ко мне.
– Но я уверена, ее бы очень обрадовал ваш визит. Она очень заботилась о своих пациентах.
Я качаю головой, будто не могу поверить в ее слова. Потом опускаю взгляд на цветы в руке.
– Я хотела подарить их ей. Она спасла мне жизнь.
Раздается унылый вой сирены, и к широким стеклянным дверям подъезжает машина «Скорой помощи». Я понимаю, что времени у меня осталось немного: Джина уже простояла со мной дольше, чем может себе позволить.
Поднимаю голову и моргаю.
– Я хотела бы написать ее матери, миссис Эвингер. Мне кажется, следует отправить ей открытку с соболезнованиями и рассказать, какой прекрасной Аманда была медсестрой.
Джина начинает отвечать, но ее перебивает объявление из громкоговорителей.
– Почему бы вам не оставить открытку на стойке регистрации? Мы перешлем ее, – говорит она и делает шаг в сторону.
Я предположила, что у Аманды и ее матери одна фамилия, потому что сестры Мур рассказали, что ее мать так и не вышла замуж после смерти отца Аманды. Джина не исправила меня, когда я назвала ее миссис Эвингер, значит, все правильно. Но мне нужно больше данных.
– Не подскажете, как зовут ее маму? Чтобы записка была более личной.
Объявление звучит вновь, и мне едва удается расслышать рассеянный ответ Джины:
– Хм, Эллен… Подождите, нет, Элеанор. Просто оставьте записку на стойке, и я перешлю ее.
Элеанор Эвингер.
Я уже знаю, что она из Делавэра. Там не может быть слишком много женщин с таким именем. Остается только отыскать нужную.
Глава 23Валери
Вместо того чтобы убираться перед приходом гостьи, Валери начинает создавать хаос.
В спальне своей квартиры в Ист-Виллидж она приводит в беспорядок содержимое ящиков комода и перемешивает в шкафу летнюю и зимнюю одежду. Потом снимает с вешалки в глубине зеленое платье в горошек, убирает его в пакет из «Блумингдейл» и прячет под кровать. Бросает на пол несколько пар обуви и накидывает на спинку стула пару легких курток.
Договориться о встрече с профессиональным организатором пространства было несложно. Во время телефонного разговора Валери сказала, что свободна в любой день ближе к вечеру. И это правда – Кассандра и Джейн заявили, что это гораздо важнее любой работы в их пиар-фирме.
Джоди предложила встретиться в четыре часа на следующий же день.
– Продуктивнее всего проходят трехчасовые встречи с клиентами. Дальше это уже становится утомительным.
– Отлично, – ответила Валери, улыбнувшись Джейн и Кассандре, которые внимательно слушали разговор. – Уверена, вы мне поможете.
От Шэй не было никаких вестей, несмотря на ее обещание вернуть кулон. А полиция все ближе подбиралась к Дафне. Сестры были вынуждены перейти в наступление. Возможно, девушка Шона, Джоди, сможет что-нибудь рассказать про его загадочную соседку.
Теперь, меньше двадцати четырех часов спустя, Валери в последний раз обходит квартиру, убирая фотографии и корреспонденцию с личной информацией. Также она планирует платить наличными.