Гав-гав!
Неважно, сколько миль пролетело под колесами тесного автобуса, в котором воняло сэндвичем с фрикадельками – его ел парень в нескольких рядах от нее. Она все равно слышала эхо насмешек, преследовавших ее, когда она шла по длинному школьному коридору, по обеим сторонам которого тянулись шкафчики.
Слышал, ты предпочитаешь по-собачьи! – крикнул один из футболистов, а парень, который ее предал – подонок, который был веселым и популярным и казался вполне нормальным, – ухмыльнулся и дал пять этому идиоту-футболисту.
Но тогда это не закончилось. Ни в тот день, ни даже на следующей неделе. Насмешки и сплетни распространились по школе, как вирус.
Кто-то – она даже не знала кто – за обедом бросил ей в голову собачье печенье. Она должна была играть роль Риццо в школьной постановке «Бриолина», но резко отказалась от участия. Она знала, что как только выйдет на сцену, начнется лай – так было, когда ее вызывали в классе.
Она никому не могла рассказать правду: что все было совсем иначе, что их друг – лжец и ублюдок, что она по-прежнему девственница.
Кто ей поверит?
Никто. Даже собственная мать, которой она попыталась рассказать.
Она не могла больше оставаться в школе.
Итак, Калифорния. Другой конец страны. Там ее никто не знал. Это был шанс на новую жизнь, шанс показать всем, кем она может стать. Она работала няней, личным тренером, барменом и подавала еду на съемках, пока пыталась получить членскую карточку Гильдии киноактеров. Она жила в маленьких квартирках с двумя или тремя другими девушками, чтобы разделить арендную плату – за исключением того года, когда ей исполнилось двадцать один и она ненадолго вышла замуж.
В целом, ее брак складывался неплохо: теперь Валери не приходилось платить за аренду и она жила в спальне Тони, а он спал на диване. Тони был родом из маленького городка в предместье Мадрида, и он заплатил Валери пять тысяч долларов – в основном десятками и двадцатками, скопленными с чаевых, – и получил грин-карту. Она сохранила несколько приятных воспоминаний и его фамилию, Риччи, что помогло ей убежать от прошлого еще дальше.
Валери мастерски изображала различные акценты и феноменально хорошо запоминала реплики, что помогло ей обзавестись агентом. Но после тридцати ей стало предоставляться все меньше возможностей. Ее последней работой стала роль молодой мамы, испытывающей проблемы со стиркой, в местной рекламе, и гонорар за нее не покрыл даже месячную аренду.
Вот уже несколько недель агент даже не приглашал ее на кастинги.
Валери забрала на кухне сэндвич и взяла в свободную руку кувшин с холодным чаем. Ресторан брал деньги за долив – глупое правило, – но она снова наполнила бокал седого мужчины и сказала: «За счет заведения».
– Спасибо, милая.
Позднее, когда она протирала его столик, она обнаружила двадцать долларов чаевых и записку на чеке: «Держись, все будет».
Возможно, он почувствовал, что она собирается сдаться.
Проблема заключалась в том, что у Валери не было запасного плана. У нее на счету лежало меньше тысячи долларов. Она никогда не училась в колледже. Жила в маленькой квартирке с двумя другими девушками, которые тоже пытались чего-то добиться на том же поприще, – прямо как когда только переехала в Лос-Анджелес. Но разница заключалась в том, что теперь соседки были примерно на десять лет моложе ее.
Тем же вечером, сидя на краю ванны и опустив уставшие ноги в горячую воду, Валери установила себе крайний срок: через три месяца был ее тридцать четвертый день рождения. Если к тому времени ничего не появится, она найдет нормальную работу. Может, останется в том же бизнесе в качестве личного ассистента того, кому удалось добиться в Голливуде реальных успехов. Она вытерла ноги, залезла в шкафчик, чтобы стащить у соседки Эшли немного дорогого крема для лица, и повалилась на кровать, совершенно без сил после двойной смены.
Через шесть недель Валери позвонил агент. Ее пригласили на пробы на второстепенную роль женщины с психологической травмой в независимом фильме одного перспективного режиссера.
Валери прочитала 116-страничный сценарий в один присест, потом сразу вернулась на первую страницу и начала выделять маркером свои реплики.
Их будет немного. Большую часть эмоций придется изображать молча.
Она репетировала при каждом удобном случае: сочиняла для персонажа подробную предысторию, пока ездила на автобусе на работу в ресторан и обратно, и в мельчайших подробностях представляла свои сцены, лежа в кровати перед сном. Она продумала, что наденет на пробы, остановившись на черных джинсах и черной футболке без принта; простой наряд, который не будет отвлекать от ее игры. Она повсюду носила с собой сценарий, как талисман.
За три минуты, отведенные на представление персонажа директору по кастингу и продюсеру, она выразила все. Словно эмоции, которые она сдерживала столько лет – гнев, и боль, и горечь, поглотившие ее в те несколько недель перед уходом из школы, – вырвались наконец на свободу в маленьком зале для прослушиваний.
«Эта роль не была создана для нее», – думала Валери. Это Валери словно была создана для этой роли.
Уже уходя, Валери заметила, как продюсер посмотрел на директора по кастингу и слегка кивнул, и поняла, что ей перезвонят. Она вышла на улицу, под яркое солнце Калифорнии, и по ее лицу текли слезы.
Ее соседка Эшли занималась йогой в гостиной, когда агент сообщил Валери, что она прошла на следующий этап, и Эшли слышала ее восторженный крик. Длинноногой блондинке Эшли было двадцать шесть – на роль требовалась женщина за тридцать, – к тому же Эшли напоминала скорее серфингистку, чем мать-одиночку, терзаемую психологическими проблемами. Они с Валери почти никогда не соперничали за роли. Но Валери все равно не стала раскрывать детали, опасаясь скорее сглаза, нежели конкуренции.
На втором этапе, который был назначен на следующий вторник на девять утра, должен был присутствовать режиссер. Валери предстояло отыграть целую сцену с одним из уже утвержденных актеров. В те несколько дней, что предшествовали вторым пробам, она превратилась в своего персонажа – одевалась как она, ходила как она и думала как она. Ей даже приснился кошмар, в котором нашла отражение травма ее персонажа.
Но в тот вторник Валери так и не доехала до студии. Не успев воспользоваться представившимся шансом, она узнала, что ее роль похитила другая актриса: Эшли.
Неделю спустя Валери разорвала договор аренды и улетела на другой конец страны, повторив, но в обратную сторону, путь, проделанный в семнадцать лет. И она не просто хотела оказаться как можно дальше от Лос-Анджелеса. Она снова спешила к чему-то.
Инстинкты подсказывали ей, что нужно найти Кассандру и Джейн. Хотя она и видела их всего несколько раз с тех пор, как сбежала из их родного города, они были центральными фигурами ее детства. Воспоминания о них казались единственными светлыми кусочками прошлого: как они лежали втроем у Валери на кровати, листая журнал для подростков «Тайгер Бит». Как замешивали тесто для печенья с шоколадной крошкой – но съедали большую его часть сырым, прямо из миски. Как заменяли расческами микрофоны и, склонившись друг к другу, пели песню Мадонны «Холидей».
К тому же ей больше некуда было идти.
Она постучалась в дверь квартиры Кассандры и увидела шок в ее глазах. Валери знала, что выглядит ужасно, словно пережитая ментальная травма разрушила ее тело, стерев цвет и живость с лица, заострив черты и состарив. Она двигалась медленно и устало. «Жертва автокатастрофы, – мог подумать директор по кастингу, глядя на нее. – Или кто-то, кто едва спасся после ужасного природного катаклизма».
Она села на диван между Кассандрой и Джейн, и водка с содовой, стоявшая перед ней, так и осталась нетронутой, когда слова хлынули из нее рекой: она рассказала про клиентов, которые кричали на нее, когда на кухне ошибались с заказом; про ассистента режиссера, запустившего руку ей под юбку; про директоров по кастингу, которые оглядывали Валери с головы до ног и произносили единственное слово – «Нет». А некоторые вообще не утруждали себя ни единой репликой.
Потом Валери сделала глубокий вдох и принялась рассказывать о своей великолепной, бойкой соседке Эшли, которая пожелала Валери удачи, когда ту позвали на повторные пробы, а потом похитила ее роль.
– В день проб я проснулась такой уставшей и разбитой, что почти не могла пошевелиться, – сказала Валери. – Я увидела, что сквозь шторы ярко светит солнце. Слишком ярко для раннего утра. Я потянулась к тумбочке, где всегда лежал мой телефон. Но его там не было.
Валери рассказала оставшуюся часть истории. Она проигрывала ее у себя в голове столько раз, что уже почти видела себя, вбегающую на кухню, чтобы проверить время на микроволновке. Было 9:07, ее пробы должны были начаться семь минут назад, сказала она Кассандре и Джейн.
На пропавшем телефоне было все необходимое: будильник должен был разбудить ее, а в календаре были записаны адрес студии и указания, как добраться в зал для прослушивания. Она не могла вызвать «Убер», как планировала, или хотя бы позвонить и предупредить, что опоздает.
– В голове было так тяжело и мутно, – сказала Валери Кассандре и Джейн. – Словно вечером перед этим я сильно напилась. Но я выпила только бокал вина.
К тому моменту, как Валери одолжила у соседки телефон и дозвонилась агенту, она едва дышала. «Успокойся, я попробую договориться на попозже», – сказал он.
– Но я упустила шанс, – всхлипывая, поведала Валери сестрам.
Ближе к вечеру, продолжила Валери, домой вернулась ее соседка Эшли. А через несколько часов Валери наконец нашла свой телефон – зажатый между матрасом и пружиной, с отключенным звуком.
– Я была такой наивной, – хриплым голосом сокрушалась Валери. – Я думала, Эшли хороший человек. Но она обманула меня. В конце концов, она же актриса.
– Она украла твой телефон? – спросила Джейн. – Она могла добавить что-то в вино, например снотворное?