Я будут делать так вновь и вновь, до самого рассвета.
Метро в Нью-Йорке работает круглосуточно.
Прежде чем спуститься в метро, я сделала один звонок. Позвонила по номеру с визитки детектива Уильямс. Она не взяла трубку – возможно, потому что я позвонила с нового незнакомого номера, или потому что она была занята.
Тогда я оставила поспешное, сбивчивое сообщение: «Я знаю, что подруги Аманды хотят повесить на меня убийство Джеймса Андерса, но я этого не делала! Они подкинули все те вещи в мою квартиру – пожалуйста, вы должны мне поверить. Я невиновна!»
Наверное, мое сообщение показалось ей совершенно безумным; возможно, я только ухудшила собственное положение.
Теперь я смотрю в окно поезда и вижу, что граффити на стенах городских тоннелей сменились пригородным пейзажем: мы выехали на поверхность, и мимо проносятся деревья и небольшие дома с фонарями на крыльце. Детский велосипед, прислоненный к перилам. Собачья будка.
Я сижу в середине поезда, как можно ближе к помощнику машиниста, который не обращает на меня никакого внимания. Я точно знаю, где в этом вагоне находятся тревожные кнопки. В холщовой сумке лежат сменная одежда, бумажник, телефон, протеиновый батончик и Книга Данных с ручкой. Я обнимаю сумку, не сводя глаз с пассажиров, которые заходят и выходят из вагона. Всматриваюсь в каждое лицо.
Эти люди, что появляются и исчезают, представляют собой будто микрокосм города: поздние труженики с Уолл-стрит в дорогих костюмах и не менее уставшие уборщики в синих фартуках; женщина с гитарным чехлом сидит напротив парня в спортивной куртке, и на весь вагон звучат голоса шумной компании – девушки в блестящих юбках смеются и делают селфи, а парни поднимают пьяного приятеля, упавшего, когда тронулся поезд.
Но постепенно людей становится все меньше.
Я остаюсь в вагоне одна. Снова смотрю на помощника машиниста и еще крепче сжимаю сумку.
Должно быть, уже два или три часа ночи, но я выключила телефон, когда осталось двадцать шесть процентов заряда. Связь в метро такая плохая, что телефон быстро сел, пока я искала информацию про Джеймса Андерса, а зарядка осталась в отеле вместе с айфоном.
На следующей станции в мой вагон заходит молодой парень в грязной, потрепанной одежде. Я напрягаюсь и широко раскрываю глаза, когда он начинает двигаться в мою сторону. Он улыбается, демонстрируя отсутствие нескольких зубов, и на мгновение поднимает руки, как бы говоря, что у него в мыслях нет ничего плохого. Потом разворачивается и садится в противоположном углу.
Мне стыдно за свою инстинктивную реакцию; надеюсь, я его не обидела. Он высокий и мускулистый, и в его присутствии мне даже как-то спокойнее. Мы едем дальше, и гипнотический шум движения поезда снова наполняет мой слух.
Я знаю, что моя ситуация выглядит не лучшим образом. У меня нет алиби на вечер пятнадцатого августа. Я была на долгой пробежке – это записано в телефонном календаре, который я показала детективу Уильямс. Но я не помню точного маршрута, или что я слушала в наушниках, или даже во сколько вернулась домой.
Я не убивала Джеймса Андерса. Так кто же его убил?
Кто-то, кто его знал. По статистике, которую я сегодня нашла, от 73 до 79 процентов убийств совершаются знакомыми жертвы.
В одной из статей упоминалось, что у Джеймса Андерса были украдены часы и бумажник, но он расплатился за напитки в «Твисте» прямо перед уходом из бара.
Значит, вещи забрал убийца, кем бы он ни был.
У меня перед глазами все еще стоят коричневый кожаный бумажник и золотые часы, лежащие на полу возле бежевого сарафана с пятнами высохшей крови на подоле.
В тот вечер у меня в квартире побывали сестры Мур, плюс у них – или у Валери – есть ключи. Уверена, это они подбросили вещи. И все, что мне удалось узнать, говорит об одном: Джеймса убили тоже они.
Но почему?
Я должна узнать, как они с ним связаны.
Снова включаю телефон и использую остатки заряда, чтобы опять ввести в строку поиска все их имена – Кассандра и Джейн Мур, Валери Риччи и Джеймс Андерс, – но ничего не нахожу.
Кажется логичным, что они могли познакомиться в Нью-Йорке. Джеймс жил здесь по будням весь прошлый год и возвращался домой в Моссли только по выходным.
Они могли встретиться где угодно – в баре, в спортзале, в ресторане, на улице. Мог ли он быть любовником одной из них? В таком случае их бы непременно проверила полиция.
Я прокручивала это в голове уже тысячу раз. Но все равно не представляю, как можно их связать. С усилием подчеркиваю адрес Джеймса в Нью-Йорке и название его компании, вдавливая ручку в бумагу. Может, фамилия Мур покажется знакомой кому-то из его сотрудников.
Поезд подъезжает к очередной станции, и двери открываются. Но никто не заходит. Парень в другом конце вагона тихонько похрапывает. Двери закрываются, и мы едем дальше.
Снова опускаю взгляд на экран телефона и читаю очередной некролог о Джеймсе Андерсе, на этот раз – несколько коротких параграфов на сайте похоронного бюро, где проходила церемония прощания. Я уже записала имена его родственников: дочь Эбби, мать Сисси Андерс и бывшая жена Тесса. Его отец уже умер. Помимо четырех лет, проведенных в университете, Джеймс прожил в Моссли всю жизнь.
Ссылки ведут на несколько страниц: на одной можно было купить цветы для украшения церкви во время похорон. На второй сообщалось, как внести пожертвования в образовательный фонд для Эбби. Последняя – «стена памяти», где люди могли оставить свои соболезнования.
Принимаюсь читать записи. Кто-то привел цитату из Библии про ангелов, кто-то возмутился, что убийцу Джеймса до сих пор не нашли, а кто-то написал строчку из песни Билли Джоэла: «Только лучшие умирают молодыми…»
К сожалению, некоторые записи сделаны анонимно. Записываю имена тех, кто подписался.
Поезд ныряет под землю, и связь исчезает. У меня перехватывает дыхание, когда начинают мерцать лампы, но они быстро загораются вновь.
Когда мы снова выезжаем на поверхность, я принимаюсь как можно скорее переписывать имена с сайта. Интернет постоянно отключается, но к тому моменту, как садится батарея, я успеваю зафиксировать несколько многообещающих зацепок.
Мужчина, подписавшийся как «директор» Харрис – скорее всего, речь о старшей школе Джеймса, – и несколько приятелей вспомнили игры в покер, пикники и эпические вечеринки у реки. Один подписался полным именем, Чендлер Фергюсон, и оно достаточно необычное – есть шансы его найти. Он может связать меня с другими друзьями Джеймса или даже показать выпускной альбом, где найдутся новые зацепки. Некая Белинда написала: «Ты всегда был мне как сын. Покойся с миром». Она может быть соседкой или даже родственницей.
Если я найду способ получить от близких Джеймса ответы на свои вопросы, может, удастся выяснить, что связывало его и сестер Мур.
Когда батарея садится окончательно и экран телефона темнеет, моя рука уже болит от того, что я столько писала, а в глазах рябит от напряжения.
Когда убили Джеймса, я не была знакома с сестрами Мур. Я встретилась с ними уже после другой жестокой смерти – их подруги Аманды. Так что они не могли изначально запланировать повесить на меня убийство.
Так почему я?
То, что наши с Амандой пути пересеклись в такой ужасный момент, было чистой воды совпадением. Этого они подстроить не могли; если бы я не остановилась тем жарким августовским утром, чтобы собрать волосы, и не потеряла двадцать две секунды, я бы успела на предыдущий поезд.
Откидываюсь на сиденье, пытаясь понять, что имела ввиду полиция под фразой «убили с особой жестокостью». Не могу представить, чтобы Кассандра и Джейн кого-то убили – тем более с особой жестокостью.
Мы приближаемся к конечной станции; я узнаю изогнутый ствол дерева на углу – я уже видела его сегодня. Встаю и слышу, как при этом хрустят суставы.
Парень в слегка потрепанной одежде еще спит. Достаю из сумки последний протеиновый батончик, тихонько подхожу и кладу его на соседнее с ним сиденье.
Поезд останавливается. Осматриваю платформу, выхожу, перехожу на другую сторону и жду поезда обратно на Манхэттен.
Глава 63Кассандра & Джейн
Поначалу тот вечер среды казался вполне обычным.
Кассандра и Джейн ели на кухне жареного цыпленка с зелеными бобами, пока их мать пила белое вино с содовой и готовила то, что называла «крудите», к приходу их отчима. Они уже сделали домашнее задание, и их рюкзаки ждали нового школьного дня в шкафу в прихожей.
Они жили у отчима уже больше года, и за это время твердо установился негласный порядок: когда он возвращался домой, они исчезали.
По будням это обычно происходило около семи вечера.
Но Кассандра едва успела проглотить последнюю ложку бобов, когда открылась входная дверь и раздались шаги.
Их мать схватила со столешницы сумку и нанесла новый слой розовой помады, используя в качестве зеркала дверцу холодильника.
– Ты сегодня рано! – воскликнула она, когда отчим в костюме-тройке зашел на кухню. В ее голосе прозвучала поддельная радость: Кассандра и Джейн слышали ее уже миллион раз до этого – например, когда Джейн подарила ей сделанные в школе разноцветные бусы из макарон, или когда Кассандра сказала, что ей нужно будет испечь печенье для рождественского вечера, или когда их пожилая соседка затевала разговор о своих помидорах.
– Не терпелось тебя увидеть, – ответил отчим, но его голос тоже звучал необычно. Когда их мать подошла поцеловать его, девочки заметили, что он отвернулся.
– Вы закончили?
Мать забрала у девочек тарелки. Джейн еще не доела – она оставила хрустящую куриную кожицу напоследок, – но протестовать не стала.
В воздухе витало что-то странное.
Кассандра тоже это почувствовала.
– Пойдем наверх, – сказала она, взяв сестру за руку.
Уходя, они услышали громкий голос отчима:
– Ну как прошел день?
– Отлично, отлично, – ответила их мать. – Давай налью тебе выпить.