На миг Дениз опускает глаза, и мне кажется, ее проняло. Может и да, но признать это она не имеет права, это вне рамок ее обязанностей. И Дениз в итоге отвечает, как все они, — тараторит правила и нормы.
— Комиссия признала его годным к работе, следовательно, мы должны расценивать вашего брата именно так, пока он не добьется пересмотра дела.
Я только головой качаю. Единственный плюс — вряд ли найдется ненормальный, который предложит Терри место в его нынешнем состоянии.
— Ладно, он поищет работу. Когда мы получим деньги?
— До момента, когда вашу заявку утвердят и придет первый платеж, пять недель.
Я смотрю на Дениз.
— Да вы смеетесь, что ли? А жить-то ему все это время на что?
— Можно подать заявление на получение аванса, если вам сложно покрыть основные потребности, но потом его вычтут из ваших пособий, поэтому заранее просчитайте, сможете ли жить на урезанные выплаты.
— И какая разница? Обдерут тебя сейчас или потом?
Дениз вздыхает.
— Я распечатаю вам форму предоплаты. Подавать заявку или нет — решать вам. Какой еще у вас семейный доход?
— Никакого. В пятницу я потеряла работу. Мне тоже нужно встать на учет, пока я здесь.
— Боюсь, это возможно, только если вы записались на прием.
— Я думала, что смогу проскочить одновременно с нашим Терри.
Дениз качает головой.
— Нет. Следующее окно в пятницу днем в четыре тридцать. Я могу записать вас, если хотите.
Я пожимаю плечами. Похоже, у меня нет выбора.
— Отлично. Мы что так, что так в дерьме.
Дениз пропускает мои слова мимо ушей и снова смотрит в бланк.
— Вижу, последний раз вы работали уборщиком, мистер Аллен.
— Ага, в ресторане, — говорит Терри. — Мне там не понравилось, у них были крысы. Я слышал, как они бегают по полу на кухне.
Терри начинает петь «Крысы на моей кухне»[8] от UB40 себе под нос. Ну хоть сменил пластинку с Pet Shop Boys. Дениз смотрит на меня.
— Я пойду принесу бланки, — говорит она.
По пути домой Терри тихо сидит в автобусе, однако явно прокручивает события дня в голове, по лицу вижу. В такие моменты брат закрывается. Словно уходит туда, где мне до него не достучаться. Вот что меня больше всего изводит — беспомощность. Как старшая сестра я обязана защищать Терри. После того, что стряслось в детстве, я поклялась: никто и никогда больше не причинит ему боль. Я держала слово, только вот от самого себя мне его не спасти.
Первый раз, когда брат угодил в клинику, я плакала, потому что подвела его. И второй, и третий. И каждый раз слышала ее огрубевший от алкоголя голос: «Что ты за старшая сестра такая?» Да, потом мамаша долго извинялась, когда протрезвела. Но вот это не отложилось в памяти. Только насмешки. «Чем он провинился, что ему досталась такая сестра?»
На следующее утро, когда Терри еще в кровати, звонит Дениз и удивляется, попав на меня.
— Могу я поговорить с мистером Алленом?
— Это Каз, его сестра, мы встречались вчера. Он еще спит, придется вам общаться со мной.
— Но мне нужен мистер Аллен. Не могли бы вы его разбудить?
— Нет. Накануне он почти не спал. Всю ночь разгуливал по квартире с фонариком, искал крыс. Точно знаю, потому что он шумел и включал свет. Говорите мне, я ему передам.
Дениз колеблется.
— У меня хорошие новости. Мы нашли ему место.
— Что?
— Работу. Уборщиком туалета в торговом центре.
— Это шутка такая, что ли?
— Нет. Я не ожидала подобрать вариант так быстро, но он проходит в рамках программы для тех, кто долгое время не работал. Иногда подобные вакансии очень удачно подворачиваются.
— Но брат не безработный.
— Он нигде не трудился на протяжении пяти лет.
— Потому что не мог, а не потому что лентяй.
— Без недавнего опыта ему будет очень сложно куда-либо устроиться, так что этот вариант — идеальный.
— Ага, идеальная работа для человека, которому везде мерещатся крысы, — общественный туалет.
— Сколько я туда ходила, там всегда было чисто.
— Боже, да дело не в реальности, брат психически болен. Суть в том, что происходит у него в голове. Он слышит крыс. Голоса говорят ему, что где-то есть крысы. И неважно, бегают ли они там взаправду. Терри не сможет там работать.
— Боюсь, за отказ его накажут. Минимум четыре недели без выплат.
— Вы не можете так с ним поступить. Ему нужны деньги. И так придется пять недель ждать. Как он продержится девять?
— Прошу, поймите, это не мое решение. Правительство устанавливает правила, а мы лишь их исполняем.
— Так что, ему надо на собеседование? — вздыхаю я.
— Нет, мы уже устроили вашего брата на это место. Все согласовано.
— Только не с ним самим. Вы же сами вчера его видели, ну какая ему работа?
— Как я объяснила, вы можете запросить обязательный пересмотр, ну а пока мистер Аллен заключил с нами договор, чтобы получать льготы. Если он разорвет контракт, то потеряет права на выплаты. Все просто.
Я не знаю, что сказать. Этого не должно было случиться.
Терри влез в эту программу только затем, чтобы получить немного денег, пока мы обжалуем оценку комиссии.
— Ну я вам сразу могу сказать, ничего не выйдет. И это выяснится в первый же день, так что будьте готовы к телефонному звонку. Когда брат должен выходить?
— В пятницу.
— Да вы и правда шутите, — фыркаю я.
Дениз непрошибаема.
— По почте вам придет письмо с подробной информацией. Если возникнут вопросы, пусть ваш брат звонит мне. Буду признательна, если вы ему это передадите. До свидания.
Она вешает трубку. Наверняка побежит жаловаться коллегам, что в наши дни никто не хочет работать. Она понятия не имеет, как мы живем. Вот вообще.
Я жду следующего утра, прежде чем что-нибудь сказать Терри. Отчасти потому, что мне самой нужно увидеть это письмо, прежде чем я поверю в происходящее, а отчасти потому, что новость погрузит Терри в адское состояние, а я хочу оттянуть этот момент.
Вскрываю конверт и вчитываюсь в надежде, что случилось чудо и брата перепутали с кем-то другим.
Ничего подобного. Терри Аллен, мой младший брат, обязан выйти на работу завтра. На самом деле.
Терри в гостиной смотрит «Булсай», свое второе любимое ТВ-шоу. Когда ведущий, Джим Боуэн, умер, брат плакал навзрыд, словно отца родного потерял. Честно говоря, Джима Терри видел куда чаще, чем своего настоящего папашу. Брат поворачивается ко мне:
— Не смог прожить и дня без «Булли».
Обычно эти слова вызывают у меня улыбку, но не сегодня. Чувствую себя последней гадиной, что приходится вторгаться в крохотный безопасный мирок брата и выкидывать беднягу в реальный мир.
— Дениз из центра занятости прислала, — говорю я, протягивая письмо.
— Они признали, что облажались? — хмурится Терри.
— Нет, милый. Она нашла тебе работу. Какая-то программа, чтобы ты имел право получать выплаты. Выходить надо уже завтра.
Джим Боуэн объявляет главный приз — фургон на колесах. Сегодня таким никого не впечатлишь. Нынешние зрители меньше чем на «порше» не согласились бы, но тогда аудитория ахала от восторга.
Терри смотрит на меня.
— Где?
— В городе, в торговом центре. Уборщиком туалета.
Собираюсь с духом. Не стану упрекать брата, если тот ударится в слезы. Однако ничего не происходит. И так еще страшнее. Без единого слова Терри просто продолжает смотреть «Булсай». И ковырять пуговицы на кардигане.
После. 5. Финн
Едва проснувшись, смотрю календарь садовода, что висит напротив кровати. Оказывается, сегодня не только отличное время для обрезки сухих головок цветов, но и день, которого я так долго ждал.
Последний день летней четверти, а значит, последний день в младшей школе.
Только вот теперь мне не хочется, чтобы он наступал, ведь напоследок придется пройти через выпускной шестого класса. Нас всех посадят в самом начале зала, станут показывать старые фото, где мы только пришли и стоим в дурацких костюмчиках, говорить, какие мы молодцы, и придется хлопать — даже тем, кто изводил меня все это время (кроме последней половины четверти, но было почти так же паршиво, ведь я понимал причину такой перемены).
Еще все мамы непременно расплачутся и станут твердить: да вот же буквально пять минут назад привели нас в первый класс. Легко им говорить, их тут не было, всего-то забот — привести ребенка, забрать да прийти на пару собраний. А вот я будто лет пятьдесят тут отбыл.
Папа хотел прийти. Честно постарался выкроить время, но случилась важная встреча, отец очень извинялся, а я уже привык. Когда я рассказал об этом Каз, она предложила прийти вместо папы. Мне стало так приятно: бабушки редко заявлялись на подобные мероприятия, а Каз похожа на бабушку, если не считать ее кос. Бабушек с косами я не встречал.
— Она правда твоя бабуля? — спрашивает Лотти, когда я хвастаюсь тем, что у меня еще кое-кто придет.
— Нет. Настоящая живет в Девоне, оттуда слишком далеко добираться. А другая умерла, когда мне было семь.
— Моя мама придет, — сообщает Лотти.
— Серьезно? — Ее мама всего раза два была на собраниях, причем оба раза сбегала с них на работу, еще и махала Лотти напоследок, чем изрядно ту смущала. Так что подруга не возражала, если ее мама не приходила вовсе.
— Ага, сказала, это важный переходный момент, нельзя такое пропускать.
— А куда мы переходим?
— Не знаю. Она не уточнила.
— Как думаешь, что миссис Рэтклифф скажет обо мне?
— Наверное, похвалит твою игру на укулеле.
Думаю, Лотти права. Ну хоть играть на этот раз не придется. И без того плохо, что все до сих пор помнят мое прошлое выступление.
— Ага. Вежливый способ сказать, что я странный.
— Ты по-хорошему странный, — улыбается Лотти.
— Правда?
— Да. Ты странный только в сравнении с кучей идиотов. И на самом деле неправильные они, но, поскольку их больше, они могут выставить странным тебя и умыть руки.