— Точно. Надо разыскать побольше хороших чудиков вроде меня, чтобы никого из нас больше не считали странным.
— Ага.
— А ты встречала таких, как я?
— Нет.
— Получается, я всегда буду странным, и неважно, что при этом я хороший.
— Похоже, так. Но, по крайней мере, ты знаешь, что хорош.
Наш класс входит в зал, а я до сих пор ломаю голову над ее словами. Играет Simply the Best. Стараюсь не думать, как скривилась бы мама и насколько грубо было со стороны миссис Рэтклифф оставить то ее письмо без ответа. Нас не посадили в глубине зала, как обычно, а вытащили скамейки вперед, лицом ко всем остальным. Мы с Лотти примостились сзади, но все равно было ощущение, будто все пялятся на меня. Мама подруги уже плачет, а пара других родительниц передают ей салфетки. Однако Рэйчел смотрит не на дочь. А на меня.
Каз сидит за всеми мамами. Думаю, мы в принципе такие люди, что всегда позади. Она слегка улыбается мне, но не машет и вообще ничем меня не смущает. Очень стараюсь не думать о человеке, которого здесь не хватает. Вот только ее улыбка так и стоит перед глазами. До сих пор чувствую мягкость ее зеленого кардигана, слышу, как она громче всех мне хлопает. Лотти чуть пожимает мне руку, но так, чтобы никто не видел.
Встает миссис Рэтклифф и начинает распинаться, бренча своими браслетами. Изображает неземной восторг — ума не приложу почему, если только рада от меня наконец избавиться. Говорит, какой мы чудесный класс — вранье, половина ребят откровенно скучала на уроках и по большей части хулиганила. Потом она берет небольшой пульт и запускает те самые нелепые фото. Все смеются. На снимках я везде немного грустный, наверное потому, что мучился весь учебный процесс.
Затем нас начинают выкликать. Каждый встает, и миссис Рэтклифф говорит о его достоинствах и достижениях. В некоторых случаях ей явно пришлось поднапрячь фантазию. Джейден стал «популярным мальчиком и ценным игроком школьной футбольной команды». Миссис Рэтклифф не рассказывает, как однажды он бросил бургер мне в лицо или тянул меня за волосы, пока я не расплакался.
Поднимается Тайлер. Он, оказывается, «обожает веселиться и всегда первым управляется с ланчем». Не представляю, какое в этом достижение, ведь Тайлер, по сути, просто заглатывает еду, не жуя, но его мама плачет, значит, видимо, какая-то ценность в этом есть.
Настает мой черед. Я поднимаюсь и смотрю прямо на Каз. Миссис Рэтклифф говорит, что я продемонстрировал недюжинное мужество, а еще я талантливый музыкант. Почему-то все мамы ударяются в слезы, а все дети — даже те, кто меня ненавидит, — хлопают. Я стою и не знаю, что делать. Мне хочется крикнуть им: прекратите, это все я виноват, знали бы вы, не хлопали бы! Но не могу, поэтому просто стою и мысленно считаю секунды, пока миссис Рэтклифф не кончит речь.
После официальной части школа устраивает небольшое чаепитие. Все мамы, бабушки и единственный пришедший папа остаются в зале. Подают чай с бисквитами, и каждому разрешают взять по штучке.
Каз подходит ко мне и от души обнимает.
— Сомневаюсь, что тебе это все понравилось, милый.
Качаю головой.
— Что с твоей директрисой? Она что, спутала выпускной с прослушиванием детей на шоу талантов?
Впервые за утро я выдавливаю улыбку и объясняю:
— Она раньше работала полицейским. Все время бренчит, считает меня странным. А еще мама много с ней ругалась.
— Неудивительно. А как она внезапно попала в учителя?
— У нас много хулиганов, может, ее поэтому взяли.
Каз оглядывает прочих ребят:
— Которые тебя достают?
— Да все, но Джейден, Райан и Тайлер особенно, — шепчу я, указывая на виновников.
— Хочешь, я им ноги отдавлю по пути обратно?
У меня вырывается смешок.
— Что ж, в твоей новой модной школе есть минимум один плюс — с ними тебе там больше не придется видеться.
— Думаю, да.
— А это твоя подруга Лотти? — спрашивает Каз, кивая в сторону. Там стоят Лотти и Рэйчел, обе до сих пор утирают слезы.
— Да. Как вы догадались?
— Она сидела рядом с тобой и непохожа на остальных девчат. С характером, как я погляжу.
В эту секунду я понимаю — больше нам с Лотти вместе в школу не ходить, и я ужасно буду скучать по подруге. Стараюсь не расплакаться, и тут подходит миссис Рэтклифф.
— Здравствуйте, — обращается она к Каз, — вы родственница Финна?
— Нет, подруга, — отвечает та. — Его отец не смог прийти из-за работы.
— Что ж, мы все очень впечатлены, как он сумел… со всем справиться, — замечает директор, не глядя на меня. Бренчит, пытается улыбнуться, но выходит плохо.
— Какой стыд, что понадобилось такое событие, чтобы ребята прекратили над ним измываться, — говорит Каз.
У миссис Рэтклифф вытягивается лицо. Она переминается с ноги на ногу и поворачивается ко мне:
— А ты, наверное, ждешь не дождешься, когда же пойдешь в новую школу, Финн?
Не знаю, что сказать. «Нет» — не очень вежливо. Смотрю на Каз — может, она выручит.
— Уж точно ждет не дождется, когда сможет убраться из этой, — отрезает Каз.
Миссис Рэтклифф смотрит на Каз, открывает рот, закрывает и, не произнеся ни слова и не брякнув ни единым браслетом, удаляется прочь.
— Мне не следовало так говорить? — спрашивает Каз.
— Не знаю. Но я рад, что вы это сделали, — улыбаюсь я.
После школы иду пешком домой к Лотти вместе с подругой. Ее мама приглядывает за мной, пока папа не вернется с работы. Весь класс расписался на память на наших поло. Я попросил Лотти проверить — не намалевал ли кто-нибудь на моем «фрик» или «чудик». Говорит, нет.
— Странно, да? — спрашиваю я.
Лотти кивает.
— Ну ты хотя бы больше их не увидишь. А вот мне еще пять лет с ними мучиться.
— Вот бы ты пошла в мою школу, — замечаю я.
— Ты там заведешь новых друзей.
— Думаешь?
— Вполне могут найтись нормальные ребята, — пожимает плечами Лотти.
— В смысле, по-хорошему странные?
— Ага, — улыбается она.
Когда за мной приезжает папа, я знаю: в последний раз он забирает меня из дома Лотти после школы.
Рэйчел уже пообещала, что мы все равно будем часто видеться на каникулах. Вероятно, да, но это не то же самое, что вместе ходить в школу.
— Привет, выпускник, — здоровается папа, ероша мне волосы. Похоже, он думает, я счастлив, но прямо сейчас меня ничего не радует. — Как все прошло? — улыбается отец.
— Хорошо, — отзываюсь я, а сам вижу, как Рэйчел свирепо смотрит на папу. Похоже, расплачивается с ним за маму.
— Ладно, тогда поехали домой, — говорит он. — Я купил пиццу по случаю, лежит в машине.
Выдавливаю улыбку. Надеюсь, с видом пиццы папа угадал. Вот мама точно знала, что я люблю, насчет отца — не уверен. Подходит Рэйчел и крепко меня обнимает.
— Ты сегодня отлично держался. Я так тобой горжусь. Потом созвонюсь с твоим папой насчет встречи на каникулах.
Просто киваю, потому что слов до сих пор нет. Лотти стоит рядом. Похоже, и ей нечего сказать. На миг кажется, мы вот так молча и расстанемся, но тут подруга обнимает меня и говорит:
— Скоро увидимся, хороший странный мальчик.
С пиццей папа не угадал, но я все равно ее ем, ведь у нас вроде как праздник, грубо отказываться. Говорит в основном он, я не особо слушаю. Настораживаюсь, лишь когда папа упоминает некий клуб.
— Я записал тебя на три дня на следующей неделе, — сообщает отец, передавая мне листовку. На ней значится: «Галифакский клуб выходного дня. Развлечения для школьников», — а дальше перечисляются эти самые развлечения — футбол, игры и прочие вещи, которые я терпеть не могу. Смотрю на папу.
— Но я туда не хочу.
— Тебе понравится, когда сходишь и увидишь.
— Нет. Мне не нравится то, что другие дети считают весельем.
— Брось, Финн. Там даже готовить можно.
— Ага, соберут одну малышню, причем будут только девочки.
— Ты же ладишь с девочками.
— С незнакомыми — нет. И не нравится мне готовить.
— Ты же обожал делать те кексы.
— Только потому, что вместе с мамой.
Папа вздыхает, смотрит в окно и минуту ничего не говорит. Затем поворачивается ко мне:
— Прости, Финн. Но я могу работать из дома лишь два дня в неделю. А на остальные три нужно найти тебе какое-то занятие. Места остались только в этом клубе. Может, все окажется лучше, чем ты думаешь. Например, попадутся знакомые ребята.
— Это меня и пугает.
— Ты хотя бы попробуй. Откуда знаешь, вдруг понравится.
Смотрю на папу. Он и правда не понимает. Наверное, в школе был приличным нормальным мальчиком. А еще он любит спорт.
Быть мальчиком проще, если ты хорош в спорте.
— Не понравится, — отрезаю я. — Но если ты договоришься, чтобы я просто сидел там в уголке и читал, то да, пойду.
Папа на миг прикрывает глаза.
— Прости, Финн, — повторяет он, — я очень стараюсь, но мне тоже трудно, как и тебе.
Молча доедаю остаток пиццы.
Утром, когда прихожу вниз, папа уже на кухне, готовит завтрак.
— Привет, ты как раз вовремя.
— Что будем есть? — спрашиваю я.
— Твои любимые веганские сосиски, — отвечает он и ставит передо мной тарелку. На ней еще бобы и тосты, но их я не вижу. Только сосиски. Такие же, каких нам было не суждено поесть в том путешествии.
— Нет!
— Что такое? — непонимающе хмурится папа.
— Не стану их есть.
— Почему? Я думал, ты их любишь.
Хотелось бы ему объяснить, но слова не идут. Они застревают в горле, там же, где скопилась вся прочая боль.
— Больше не люблю, — говорю я, встаю и убегаю к себе в комнату.
После. 6. Каз
— Да что ты все на часы глядишь? — не выдерживает Мардж, когда я снова смотрю на них в момент затишья в кафе. — Можно подумать, любимого на свидание ждешь.
— Может, и так, — улыбаюсь я и прохожусь по стойке тряпкой.
— Ого. Он что, молодой?
— Так получилось, что да. Куда моложе меня.
— Ого, а наша старушка-то еще ничего, — ахает