В среду утром, в день, когда мы собираемся отправиться в Касл-Ховард, у нашего дома появляется Лотти. Не то чтобы я не хотел ее видеть. Просто неожиданно.
Папа открывает дверь, и я выбегаю, думая, что пришла Каз, но нет, это Рэйчел и Лотти.
— Привет, Финн, привет, Мартин, — говорит Рэйчел. — У нас ЧП. Двое кузин Лотти сегодня утром слегли с ветрянкой, а значит, я не могу сдать ее сестре, потому что Лотти никогда не болела. У нас уже двое на работе на больничном, а у меня в девять тридцать важное собрание, поэтому, хотя обычно я бы не стала так вас напрягать, надеюсь, вы не против…
— Нет, все нормально, — перебивает папа.
— Великолепно, — говорит Рэйчел, целует Лотти, подталкивая ее к нам, а сама уже направляется к машине.
— Каз присматривает за мной, и мы едем в Касл-Ховард. Лотти можно с нами? — спрашиваю я.
— Да, — кричит Рэйчел, шарит в сумочке, возвращается и сует мне в руку двадцатифунтовую купюру. — Этого достаточно?
— Да, — говорю я.
— Великолепно. У нее в сумке булочки с инжиром. Тебе нравятся инжирные булочки, правда, Финн?
— Вроде да.
— Потрясающе, хорошо вам повеселиться, — говорит она, бросаясь к машине. — Мартин, пожалуйста, передай спасибо Каз. Я так вам обоим обязана. Извини, что вот так бросила на тебя дочь.
Рэйчел запрыгивает в машину, быстро машет рукой и уезжает.
— Привет, Лотти, — говорю я, ухмыляясь подруге.
Та качает головой.
— Не могу поверить, что меня только что подкинули тебе на порог.
— Я не против.
— Лотти, никаких проблем, — вступает папа. — Я пойду сделаю еще бутербродов.
Лотти стонет, когда он уходит.
— Мамы иногда так смущают. — И тут же понимает, что ляпнула. — Извини, я не подумала. Может, начнем заново и притворимся, что заранее обо всем договорились?
— Давай, если хочешь.
Лотти провожает меня до дома. Я закрываю дверь, и подруга выжидает секунду, прежде чем позвонить.
— Привет, Финн, — говорит она, когда я открываю. — С нетерпением жду нашей поездки в… — Лотти хмурится, пытаясь вспомнить название.
— Касл-Ховард, — шепчу я.
— Да, Касл-Ховард. Напомни еще раз, почему мы туда едем?
— Потому что это один из любимых садов Алана Титчмарша.
— Ты действительно странный, правда? — спрашивает Лотти, качая головой.
— Ага. Но по-хорошему странный.
— Совершенно верно, — улыбается она.
Я как раз собираюсь наконец впустить Лотти, когда приезжает Каз.
— Привет, Каз, — говорю я. — Лотти тоже поедет с нами, потому что у нее кузины заболели ветрянкой. Ее мама говорит, что очень тебе обязана.
— Ерунда, — отмахивается Каз. — Это не проблема. Просто теперь за тобой будут присматривать две девушки.
Она корчит мне гримасу. Лотти смеется.
— У меня с собой инжирные булочки, — сообщает она Каз.
— Тем лучше. Ну что, поехали?
— Только захватите это, — говорит папа, подходя к двери и передавая Каз упакованные ланчи. — Там должно хватить на всех. Вы точно не против, Каз?
— Ага, будет весело. Идите на работу.
— Тогда удачной поездки, — говорит он. — Только не крадите их розы.
Я улыбаюсь ему. Это было почти смешно. Я забыл, что папа может быть забавным.
Папа дал мне проездной для семьи и друзей. Это странно, потому что раньше я ездил по такому только с мамой. Мне кажется неправильным использовать его без нее. Убеждаю себя, что поскольку Каз и Лотти — друзья, а не семья, я просто пробую другой вариант.
Я прихватил большой блокнот и карандаши в надежде, что Каз нарисует мне несколько картинок, а также расписание поездов и автобусов, которое распечатал мне папа, потому что оказалось, что у Каз нет интернета. У нее нет компьютера и даже смартфона. Я думал, я единственный человек в стране без смартфона, поэтому рад, что нашел кого-то еще. Интересно, поэтому мы с Каз так хорошо ладим, потому что она немного странная, как я?
— Ты не расстраиваешься, что у тебя нет компьютера? — спрашиваю я Каз, пока мы все сидим в зале ожидания на станции Галифакс.
— Нельзя грустить по тому, чего никогда не имел, — отвечает она.
— А ты? — обращаюсь я к подруге.
— Нет, — отвечает Лотти. — Я никогда не скучала по отцу, потому что не знаю, каково это — иметь папу.
— Именно, — подтверждает Каз.
— Но как люди отправляют тебе электронные письма?
— Никак, но теперь у меня есть адрес электронной почты. Женщина в библиотеке мне его завела. Там хорошие люди. Терпеливо разъясняют все таким, как я, кто не знает, что делать.
— Дашь мне свой адрес электронной почты? — спрашиваю я. — Чтобы я мог отправить тебе фотографию из отпуска.
— Было бы хорошо, — замечает Каз. — Дай посмотрю, где он там завалялся.
Она роется в сумочке и вытаскивает скомканный листок бумаги.
— Вот, — говорит Каз, протягивая мне его. Я достаю свой блокнот, аккуратно переписываю адрес и возвращаю ей листок.
— На следующей неделе сходи в библиотеку и проверь свою электронную почту, — говорю я. — Я буду присылать тебе фото каждый день, тогда ты словно будешь вместе с нами в отпуске.
— Спасибо, — отвечает она. — Будет здорово.
— А мне ты тоже собираешься присылать фотографии? — спрашивает Лотти.
— Если хочешь. Какие лучше?
— Все что угодно, только не сады, — говорит она.
Автобус номер 181 от железнодорожного вокзала Мальтона до Касл-Ховарда — одноэтажный. Каз заходит первой и платит за всех нас. Она передает мне билет на автобус, чтобы я сохранил его и получил нашу скидку. Лотти ведет нас прямо к длинному сиденью сзади, как будто мы в школьной поездке.
— Я никогда раньше не выбиралась в Северный Йоркшир, — признается Каз, садясь рядом с нами.
— Даже на один день? — спрашиваю я.
— Не-а. Никогда не была за пределами Западного Йоркшира. Странно, как они у меня паспорт не попросили.
Она улыбается, так что это, должно быть, шутка.
— Дети в школе считали меня странным, потому что я никогда не летал на самолетах, — признаюсь я. — Но я ездил за границу. Мы четыре раза были во Франции, но всегда ехали на машине, потому что папе так легче взять с собой велосипед.
— Я много пропустила из-за того, что не была во Франции? — спрашивает Каз.
— Не особо. Дожди реже, но в магазине на территории кемпинга еда не очень. Если только ты не любишь вонючий сыр.
— Так понимаю, йоркширского чая у них тоже не сыщешь?
— Нет. Мама брала наши чайные пакетики.
— Ну вот, — говорит Каз. — Дома всегда лучше. А ты была за границей, Лотти?
— Всего два раза во Франции с мамой. Мы ездили по Евротоннелю.
— Там хорошо? — спрашивает Каз.
— Да, но бутерброды — отстой.
— Видите, — заключает Каз. — Дома точно лучше.
Чуть позже мы стоим и смотрим на громадину Касл-Ховард, который мне кажется дворцом.
— Ого. Я бы умерла мыть там окна, — замечает Каз.
— А еще нужно косить газон, — вторю я, глядя на траву. — Мы не можем позволить себе машину-газонокосилку, но, держу пари, тут она наверняка есть.
— Я не стану красть для тебя газонокосилку, — отрезает Лотти.
Каз смеется.
— Пошли, — говорит она. — Прежде чем вы двое втянете меня в неприятности. Куда пойдем в первую очередь?
— Думаю, нам следует пойти и найти дельфиниумы, Алан в своей книге говорит, что в июле они лучше всего.
Алан прав; дельфиниумы очень красивые. Их огромное множество, любого цвета, какой только можно придумать.
Еще мы находим розарий. Только он не один; их четыре, и в них больше сортов роз, чем я когда-либо видел в своей жизни. Я начинаю записывать в блокнот названия тех, которые мне больше всего нравятся. И тут вижу его.
— Смотри, — говорю я Каз, кивая на большой куст розовых роз.
— Что это?
— Это роза Алана Титчмарша. Я никогда раньше ее не видел. Красивая, правда?
— Да, — соглашается она. — Прекрасный цвет. Если бы какой-то сорт назвали в честь меня, цветы там были бы совсем бледными и обвисшими.
— Нет, — смеюсь я.
— И как бы они тогда выглядели?
— Цветы были бы желтыми, с длинными лепестками, которые можно заплести в косы.
Каз смеется. Мы оба смеемся. Кажется, прошло очень много времени с тех пор, как я в последний раз смеялся. Лотти подходит к нам из дальнего конца розария.
— А теперь можно пообедать? — спрашивает она. — Я умираю с голоду.
Мы садимся в розарии рядом с розой Алана Титчмарша, едим бутерброды, и я невольно думаю: это лучшее, что может быть, помимо встречи с настоящим Аланом. Правда, окажись он здесь, у нас не хватило бы инжирных булочек на каждого, так что, может, и хорошо, что его нет.
После еды я достаю блокнот и карандаш и передаю их Каз.
— Можешь нарисовать мне розарий? — спрашиваю я. — Хочу точно помнить, как он выглядит.
— Но в путеводителе есть фотография.
— Знаю, но хочу повесить картинку на стену.
Мы с Лотти стоим позади Каз и смотрим, как она рисует.
Лотти поворачивается ко мне и шепчет:
— Она великолепна.
— Знаю. Я сказал ей, что она должна была стать художницей, а Каз ответила, что не может, потому что художники много не получают.
— Получают, если ты Бэнкси, — отвечает Лотти.
— Кто такой Бэнкси?
— Он втайне занимается уличным искусством. Люди просыпаются утром и обнаруживают, что он нарисовал огромную картину на их гараже.
— А его за это не арестовывают? — удивляюсь я.
— Нет, потому что он знаменит.
— Так как же он зарабатывает деньги, рисуя на стенах?
— Не знаю, — говорит она. — Но у него получается.
Каз поворачивается и протягивает мне готовую картину.
— Сойдет?
— Спасибо, даже лучше, чем фотография. Думаю, вставлю ее в рамку.
— Это всего лишь набросок, — отмахивается Каз.
— Знаю, но его сделала ты.
Она наклоняется и целует меня в макушку.
— Это самая приятная вещь, которую мне когда-либо говорили.
Я улыбаюсь ей и невольно думаю — а ведь жизнь ее не баловала.