Он не говорит ни слова. Просто берет галстук, завязывает мне на шее и туго затягивает узел.
— Вот. Ты привыкнешь.
Так отец говорит обо всем, и он неправ, потому что нет, не привыкну. К плохому никогда не привыкаешь. Просто больше не жалуешься.
Папа стоит со мной на автобусной остановке, хотя на самом деле я этого не хочу. Мы молчим, пока автобус не подъезжает, а потом отец поворачивается ко мне, сжимает мое плечо и говорит:
— Все будет хорошо, Финн. Постарайся не волноваться.
Я знаю: как только приду в школу, ничего хорошего не будет.
Это другая школа в другом здании в другом городе с другими детьми, но во всем остальном она остается прежней. Это школа, где я не выгляжу и не чувствую себя хорошо, и другие дети смотрят на меня в тот момент, когда я прохожу через ворота. Что бы ни случилось со мной, они это почувствуют.
С тем же успехом у меня на голове может висеть огромная мигающая вывеска: «Задень меня».
В первый день в школе учатся только семиклассники и шестиклассники. Администрация пытается облегчить нам жизнь. Неважно, я все равно тут не приживусь. В сотый раз сверяюсь со своим письмом с номером группы и именем наставника, иду и присоединяюсь к правой шеренге мистера Макина.
Никто не пинает меня и не обзывается, но все оборачиваются и морщатся, как будто от меня плохо пахнет.
Думаю, всему виной волосы. Никто не любит рыжих. Если только ты не Рон Уизли.
У мистера Макина короткие каштановые волосы, он носит спортивные брюки и рубашку для регби. Дурной знак. Действительно дурной.
Еще у него на шее свисток. Я помню, как смотрел «Звуки музыки» с мамой, и там капитан фон Трапп свистел детям команды. Тот герой никому из нас не понравился. Не думаю, что мне понравится мистер Макин. Он поднимает руку и ждет тишины.
— Доброе утро, седьмой класс, и добро пожаловать в Икфилд. Кто-нибудь может сказать мне, как переводится латинский девиз на школьном гербе, который у вас на форме?
Мальчик передо мной поднимает руку.
— Как вас зовут?
— Эдвард Палмер, сэр.
— Отвечайте, мистер Палмер.
— Быстрее, выше, сильнее.
— Превосходно. Я бы сказал, неплохой девиз по жизни.
Я бы не сказал. Чушь какая-то. Мой был бы «Медленнее, ниже, слабее». По крайней мере, применительно к спорту.
Если судить по девизу, мне тут будет паршиво.
Мистер Макин прохаживается вдоль шеренги и останавливается рядом со мной.
— А вы кто?
— Финн Рук-Картер, сэр, — пищу я, и ребята смеются.
— Добро пожаловать, мистер Рук-Картер. Вы прочтете в школьных правилах, что волосы мальчиков не должны касаться их воротника, поэтому думаю, что при первой же возможности стоит сходить к парикмахеру, если только вы не собираетесь играть вместе с девочками в нетбол.
Теперь надо мной смеется вся шеренга. Я чувствую, как что-то горит внутри меня и будто грозит взорваться. Я никогда в жизни не был в парикмахерской. Мама всегда стригла мне волосы, ее больше нет, но я не могу сказать ему об этом, не выдав всей истории.
— Да, сэр, — бормочу я.
Он осматривает всех, устраивает выговор двум девочкам, которые рискнули накраситься и не собрали волосы в хвост, а затем мы следуем за мистером Макином в здание. В вестибюле темно, и каменный пол кажется холодным даже сквозь туфли.
На стенах много фотографий групп детей, почти все в спортивной форме, держат в руках призы. Есть даже шкаф с трофеями, набитый ими под завязку. Я не из тех ребят, которые выигрывают кубки. Я действительно пришел не в ту школу.
Когда мы подходим к нашему классу, то видим ряды старомодных парт на двоих. Мистер Макин просит нас занять свои места. Кажется, многие дети знают друг друга. Все садятся, а я остаюсь стоять, не зная, куда примоститься. Рядом с девочками мест нет. Только с парой мальчиков. Выбираю того, что в очках.
Он не особо мне рад. Вижу, как парочка других мальчиков смотрит на меня и шепчется. Ну вот, начинается. Я пробыл здесь всего пять минут, а меня уже считают странным.
Сегодня у нас математика и естественные науки. В последних я хорош.
Однажды мама сказала, что у меня пытливый ум. Но урок, похоже, не из тех, где нужно много думать, только читать и записывать. У них тут есть настоящие научные лаборатории и все такое, но на деле мы ничем не пользуемся. Я поднял руку, чтобы ответить на пару вопросов о строении листьев и фотосинтезе.
Учительница, которую зовут мисс Кэхилл, кажется, впечатлена. Парень в очках, с которым я сел и которого, как я теперь знаю, зовут Харрисон, нет.
— Что с тобой не так? — спрашивает он, подходя ко мне на перемене, а за ним идут двое других мальчиков.
— Ничего, — говорю я, хотя знаю, его это не остановит.
— У тебя девчачьи волосы, а теперь кажется, что и мозги девчачьи.
— Я знаю о растениях, вот и все.
Два мальчика, стоящие рядом с ним, смеются.
— Почему?
— Потому что я люблю садоводство.
— Тогда с тобой что-то не так. Какой у тебя любимый вид спорта?
— Не люблю спорт.
— Неверный ответ, — говорит он. — Как-то не подходишь ты для Икфилда.
— Я люблю музыку. Я пришел учиться музыке.
— Удачи, красавица, — смеется Харрисон.
Он уходит, два других мальчика смеются вместе с ним. Мне так жаль, что мама не выиграла школьный спор.
Когда я возвращаюсь домой, то пишу Лотти со своего нового телефона.
«Мне не понравилось. Даже больше, чем я думал».
«Что, они все богатеи?» — отвечает она.
«Вроде того. Мальчик по имени Харрисон — жуткий грубиян, а один учитель велел мне подстричься».
«Грязный сексист. Не слушай его. Была б я там, организовала бы петицию».
Невольно улыбаюсь.
«А как у тебя дела в школе?»
«Нормально. Хотя тебя не хватает».
У меня дрожит губа и льются слезы. Откладываю телефон. Не представляю, как все это выдержу.
После. 12. Каз
С порога вижу — у Финна выдалась тяжелая неделя. Захожу в дом, он бросается ко мне и плачет.
— Привет, милый. Я так по тебе скучала. Все было настолько плохо? — спрашиваю я, поглаживая его по волосам. Во всяком случае, по тому, что от них осталось. Судя по всему, Финн ходил к парикмахеру. И я не могу поверить, что это была его идея. У него не сразу получается ответить.
— Ненавижу школу, — признается он. — Я для нее не подхожу.
— Кто так говорит?
— Харрисон. Мальчик из моего класса. Он прав. Я не такой, как другие мальчики. Я не играю в регби, футбол и крикет, как они. И я не балуюсь и не дразню девочек, поэтому они не хотят со мной дружить.
— Так с кем ты сидел в обед и тому подобное?
— Ни с кем. На второй день я попытался сесть за столик, где сидели старшеклассники, но они велели мне уйти, только выразились грубее.
— А учителю ты сказал?
— Нет. Потому что тогда меня назовут стукачом. Вот как это работает. Как бы то ни было, наш классный руководитель ужасен. Его зовут мистер Макин, и он сказал, что у меня волосы как у девочки, слишком длинные для мальчика, поэтому мне нужно их подстричь. Я не хотел, но папа сказал, что лучше не начинать со скандалов, поэтому сегодня утром отвел меня к своему парикмахеру, и теперь я даже на себя не похож.
Он поднимает глаза и вытирает сопливый нос рукавом. Мартин входит в холл.
— Финн, отпусти Каз, милый. Ей, вероятно, нужно присесть после того, как она целый день простояла на ногах.
— Все хорошо, — заверяю я. — Я в порядке. Но от чая не отказалась бы.
Мартин кивает и возвращается на кухню.
— Ты рассказывал отцу, как сильно ненавидишь школу? — спрашиваю я.
— Да, но он просто говорит, что я должен дать им шанс. Что станет лучше. Неправда. Так уже было раньше. Станет только хуже.
Я смотрю на него и вытираю слезы с его щек. Ненавижу видеть его в таком состоянии. Он так хорошо держался все лето, а теперь на него смотреть больно.
— Ты с кем-нибудь подружился?
— Есть мальчик по имени Мустафа, и я сейчас сижу рядом с ним, потому что у него тоже нет друзей. Он хороший, но мало говорит. Прожил в этой стране всего несколько лет. Он никогда не слышал об Алане Титчмарше.
Я притягиваю Финна к себе и снова обнимаю.
— Как же нам тогда быть?
— Не знаю. Я хочу уйти, но папа мне не позволяет: говорит, мы еще вернемся к этой теме в середине семестра, и, наверное, к тому времени все наладится.
Я качаю головой. Стараюсь не показывать, насколько зла на Мартина, но это сложно скрыть.
— Хочешь, поговорю с ним за тебя?
Финн кивает.
— Но, пожалуйста, не кричите. Мне это не нравится.
— Не будем, — обещаю я. — Иди наверх в свою комнату. Я потом поднимусь.
Финн медленно бредет по лестнице, склонив голову. Я делаю глубокий вдох и иду на кухню, где Мартин как раз налил чай.
— Спасибо, — говорю я, когда он протягивает мне кружку. — Бедняжка. Похоже, у него выдалась тяжелая неделя в школе.
— Я знал, что ему будет сложно, но думаю, Финн возненавидел школу еще до того, как туда пошел.
— Он сказал, что никогда туда и не хотел. Что школа ему не подходит.
Мартин вздыхает.
— Честно говоря, ему сложно в любой школе. Поэтому мы приняли решение отправить его туда. Думали, там будет лучше, чем в местной школе, где его сожрут заживо.
— Мы? — переспрашиваю я.
Мартин смотрит себе под ноги.
— Ладно, Ханна не хотела, чтобы он туда пошел. Но она изначально его никуда отдавать не желала. У нее была безумная идея дать ему домашнее образование.
— Вроде бы Финн так и хотел.
— Ага, только мы не всегда получаем то, что хотим. Прежде всего Ханна не могла бросить работу, чтобы дать ему домашнее образование. В любом случае возня за кухонным столом не помогла бы потом поступить в колледж или университет. Это сложный мир. Везде нужны люди с хорошей квалификацией и надлежащим образованием.
Я смотрю на Мартина. Кажется, он действительно ничего не понимает.