— Но Финн хочет стать садовником.
— Сейчас — да, но позже он поймет, что ему понадобится настоящая профессия, чтобы заработать на приличный дом или обеспечить семью. Вот почему ему нужно хорошее образование.
— Алан Титчмарш обошелся без него.
— Куча детей мечтает стать новым Дэвидом Бекхэмом, но это не значит, что все они добьются успеха, — фыркает Мартин.
Я беру кружку и иду в другую сторону кухни.
— Вы счастливы, Мартин? — спрашиваю я.
— Что это за вопрос?
— Самый важный. Вот у вас есть образование, хорошая работа и большой дом. Вы счастливы?
Глаза Мартина темнеют, лицо ожесточается.
— Учитывая обстоятельства, стоит ли спрашивать?
— Стоит, потому что жизнь не сводится к работе и дому. Поверьте, я бы не отказалась ни от того, ни от другого, но мне хватает мозгов понять — их для счастья маловато. И я пытаюсь сообразить, как то, что не принесло радости вам, осчастливит Финна.
— У него просто тяжелая неделя, вот и все. Привыкнет. Заведет друзей.
— Как в прошлой школе?
Мартин резко оборачивается.
— Так нечестно.
— Зато правда. Он выжил там только благодаря Лотти, сам мне говорил. Другие ребята ужасно с ним обращались. А теперь вы шлете сына в школу, где дети уже его задирают, а учитель унижает на глазах у класса и отправляет к парикмахеру.
— В ваших устах ситуация прямо ужасная.
— Для него — да. И на сей раз за Финна сражаться некому, мамы больше нет.
— Это сейчас было неуместно, — говорит Мартин, повышая голос и тыкая в меня пальцем. — Вы с ним пять минут знакомы, а говорите мне, что лучше меня знаете, как воспитать моего сына.
Чувствую, как внутри закипает гнев. Все, что я так долго сдерживала. Мне трудно говорить тихо.
— Помните, я была с ним в самый тяжелый час его жизни? Я держала его, когда вас не было рядом, потому что ваша жена сочла за лучшее увезти сына подальше. В отличие от вас я слушаю Финна и слышу его боль, а вы отмахиваетесь, потому что иначе придется признать свою неправоту. Во всем.
Я поворачиваюсь и выхожу из кухни, прежде чем Мартин закричит и Финну придется закрывать уши. Я иду прямо к нему в комнату. Финн лежит и читает книгу по садоводству. Смотрит на меня.
— Он ведь не послушал?
Я вздыхаю и сажусь на его кровать.
— Нет, сейчас нет. Однако я устроила ему небольшую выволочку, надеюсь, до него дойдет.
— Значит, он на тебя злится?
— Наверное, немного.
— Он все равно сделает тебе к чаю макароны с сыром?
— Не знаю, — с улыбкой говорю я. — Но надеюсь, потому что я чертовски голодна.
— Может, он просто насыплет туда побольше брокколи. Папа не любит брокколи.
Мы спускаемся, когда Мартин говорит, что чай готов.
Макарон с сыром на моей тарелке почти не видно из-за огромной кучи брокколи.
На следующее утро в семь срабатывает будильник. Я хочу перед работой потратить несколько часов на уборку, чтобы привести Терри в чистый дом.
Если честно, жилье пока не похоже на дом. Я отдраила его сверху донизу. Поставила несколько горшков с растениями, которые мне подарили на работе, и даже пару фотографий: одну с Терри и одну с Финном в его саду на торжественном открытии. Но дом все равно не ощущается домом, потому что Терри здесь нет.
Брат ждет возвращения. А я жду его.
Едва позавтракав, занимаюсь кухней. Лучшее в чайнике и тостере — это то, что они напоминают мне о Финне. Хотя они также напоминают, как Мартин был со мной добр, и мне немного не по себе из-за того, что я на него накинулась.
Все равно надо было ему высказать; тут у меня сомнений нет. Но я также знаю, что правда может причинять боль, и Мартин, вероятно, все еще страдает от моих слов. Весь вечер он помалкивал, а ведь через неделю ему представлять Терри в суде. Надо было подумать об этом, прежде чем открыть рот. И вот так всегда.
Закончив на кухне, я поднимаюсь в комнату Терри. Я принесла ему новое одеяло и подушку. На ночь брата не оставят, но пусть помещение выглядит готовым. Пусть брат увидит, что ему есть куда вернуться, когда он будет готов. Доктор Халил говорит, ждать недолго. Они все еще сокращают дозу лекарств, но брат в порядке и сможет полностью отказаться от них, как только вернется домой.
Я сказала это доктору Халилу. Что Терри сейчас больше всего нужно вернуться домой.
— Тебя наш Барри на свидание позвал, что ли? — позже спрашивает Мардж, когда видит, как я снова смотрю на часы.
— Нет, и я сказала тебе не выдумывать чушь. Наш Терри возвращается домой. Ненадолго. Но если все пойдет хорошо, в следующее воскресенье его отпустят с ночевкой.
— Так что же ты, черт возьми, все еще здесь делаешь? — спрашивает Мардж. — Иди и забери его. И так долго ждала.
— Спасибо, Мардж, — благодарю я. — Я завтра отработаю.
— Нет. А теперь вали отсюда.
Я улыбаюсь ей и снимаю фартук. Через пять минут я иду в больницу, вспоминая все разы, когда забирала Терри из школы. Всегда волновалась, вдруг с ним что-то случится и у него будут проблемы.
И все разы, что валялась в кровати без сна, пока он был маленьким.
Боялась, вдруг брат услышит, как мама и папа дерутся, а затем, несколько лет спустя, что мама напьется и разбудит его, поднимаясь по лестнице. До сих пор помню, как лежала без сна в ночь после смерти мамы. Мучилась угрызениями совести за облегчение. И сильно испугалась, что брата заберут под опеку или что-то в этом роде. Однако они этого не сделали. Сказали, что я способна позаботиться о нем в свои восемнадцать лет. Не знали, что я уже много лет за ним ухаживаю. И так до сих пор. Все еще волнуюсь. Но на этот раз в моем сердце поселилась хрупкая надежда.
Когда я подхожу к палате Терри, он уже сидит в своем кресле и ждет.
— Привет, милый. Готов? — спрашиваю я.
Он кивает.
— Немного нервничаю. Меня не выпускали… ну, с тех пор.
— Все будет хорошо, — заверяю я. — Ты был болен, а сейчас тебе намного лучше. Так сказал доктор Халил. Он бы не выпустил тебя, если бы решил, что ты недостаточно здоров.
— Так странно, мы ведь поедем в новое место. Не похоже на возвращение домой.
— Я знаю. Но тебе понравится. Как только ты увидишь свои вещи.
— Что-нибудь осталось с прежнего места?
— Только твой телевизор, видео и все твои кассеты.
— Кто там сейчас живет? Я имею в виду, в нашем старом доме.
— Не знаю, милый. Я туда больше не ходила. Теперь у нас новый дом. Новое начало и все такое.
Терри встает и берет свою сумку.
— Ну что, идем?
— Ага, — кивает он, следуя за мной из комнаты.
Терри стоит на кухне и оглядывает дом, которого никогда раньше не видел.
— У тебя новые чайник и тостер, — замечает он.
— Да, их дал мне Мартин, когда я переехала. Тот парень, что будет представлять тебя на апелляции, помнишь, я говорила?
— Папа Финна, — подхватывает брат.
— Верно, — говорю я, радуясь, что он действительно слушал мою болтовню во время визитов.
— Похоже, этот Финн славный.
— Так и есть. Он тебе очень понравится. Уверена, вы с ним скоро познакомитесь.
— Что это? — спрашивает Терри, указывая на листовку на холодильнике.
— О, это кружок рисования, начнется на следующей неделе. Взяла листовку в библиотеке, подумала, чего бы не сходить, хотя не знаю, куда его втиснуть в график.
— Давно пора, — говорит Терри. — Ты всегда хорошо разбиралась в искусстве. И со мной все будет хорошо. Не беспокойся обо мне.
Я улыбаюсь ему. Конечно, это неправда. Но так приятно снова слышать, как брат думает о других людях.
— Спасибо, — благодарю я. — Может, что и выйдет.
Терри следует за мной наверх в свою спальню и оглядывается.
— Она большая, — замечает он. — Больше, чем моя прошлая комната.
— Ага. А еще тут красиво и светло.
Когда мы возвращаемся в гостиную, Терри идет прямиком к телевизору. Заглядывает в картонную коробку и проверяет, там ли все его кассеты. Затем поворачивается и улыбается мне:
— Тогда поставь чайник, сестренка. У нас есть время на пару серий.
Плетусь на кухню. Когда я возвращаюсь с чаем, брат смотрит дрянную пародию на Фредди Меркьюри, и такое впечатление, что он никогда и не уезжал.
До. 13. Финн
В воскресенье вечером я лежу в палатке рядом с мамой. Не уверен, спит она или просто притворяется, как я. Мои ноги гудят от долгой прогулки, а живот все еще полон овощных колбас и печеных бобов, которые мы приготовили к чаю.
Но все, о чем я могу сейчас думать, — это папа. Он будет переживать, что мы не приехали домой, и, вероятно, понял: утром на встречу с миссис Рэтклифф придется идти одному. Если он еще пойдет. Скорее, все отменит, потому что нет смысла идти, если меня там не будет.
И как бы папа ни злился сейчас, к четвергу, когда мы вернемся, рассвирепеет еще больше.
Не могу не думать, что это моя вина. Если бы я не заболел, мама, возможно, не догадалась бы взять меня с собой в поход. Интересно, что завтра скажут другие дети, когда я не приду. Они, наверное, подумают, что я прикинулся больным, лишь бы не сдавать экзамены. Но Лотти догадается. Я почти уверен, она поймет, что мы устроили действительно громкий протест.
Будь у меня мобильный телефон, я мог бы написать ей и сообщить, что происходит. Думаю, она бы очень разволновалась. Но тогда, возможно, Лотти попала бы в беду из-за того, что не доложила обо мне, так что, наверное, и хорошо, что я без телефона. Теперь я понимаю, почему мама не взяла свой мобильный. Папа позвонил бы сто раз, и мы бы вернулись.
Я пытаюсь мысленно соединить звезды в созвездия. Они до сих пор сияют перед глазами, потому что я так долго на них смотрел. Ночь ясная. Интересно, смотрел ли сегодня папа на звезды? Или слишком злился?
Наутро у меня болит живот. Сначала я думаю, это потому, что у меня сегодня экзамен, но потом открываю глаза и вспоминаю, что лежу в палатке и у меня болит живот, потому что я сегодня ничего не сдаю.
— Доброе утро, милый, — говорит мама. Она не спит и сидит в своем спальном мешке рядом со мной.