А вот политотделу дивизии не повезло. Как писал лучший историк Московской горной академии и "вузов-наследников" Олег Иванов: "Трагично сложилась судьба политотдела, в состав которого входили сотрудники института стали И.Ф. Гликин, доцент кафедры металловедения и термической обработки В.А. Нарамовский, доцент-прокатчик С.И. Сафонов. Выходя из окружения, они попали в деревню, занятую фашистами, весь личный состав политотдела был расстрелян на месте".
4 февраля 1945 года, когда война еще шла, газета "Сталь" писала: "Десятки и сотни лучших людей коллектива ушли в народное ополчение или добровольцами в Красную Армию. За светлое будущее нашей великой Родины, за дело партии Ленина — Сталина отдали свою жизнь на фронте члены нашей партийной организации товарищи Сафонов и Нарамовский".
Отсутвие фамилии Гликина не случайно. Действительно, много лет считалось, что Сафонов, Нарамовский и Гликин погибли вместе, но в прошлом году стало известно, что это не так.
Просто в списках искали Игоря Гликина, но, как выяснилось, по документам он был Исааком Юдафайвелевичем Гликиным.
Политрук Исаак Гликин действительно был членом политотдела ополченческой дивизии, отвечавшим за работу с комсомольцами — но не Первой дивизии Ленинского района, а Пятой — Фрунзенского района столицы.
Она держала оборону юго-западнее все того же Спас-Деменска, по рекам Шуица и Снопоть. Фрунзенцы приняли боевое крещение тогда же — 2 октября, и их дивизия прорывалась из окружения с боями вдоль Варшавского шоссе на северо-восток. К своим тогда вышли только 2 680 человек из одиннадцати с половиной тысяч. Не вышел и командир дивизии — генерал-майор Иван Андреевич Пресняков сначала был ранен в бою, а 16 октября 1941 года в бессознательном состоянии попал в плен.
Фашисты расстреляют его за агитацию в 43-м году, в Нюрнбергской тюрьме — там же, где два года спустя будут сидеть обвиняемые Нюрнбергского процесса.
А вот ополченцу Игорю Гликину в 41-м повезло уцелеть, он вышел к своим, и позже держал фронт на Наро-Фоминском рубеже. Дожил до 1942 года, в новогодние праздники отличился в боях за Боровск. Боровск их дивизия взяла после пятидневных упорных боев 4 января 1942 года.
За все эти бои помощник начальника политотдела дивизии по работе с комсомольцами политрук Исаак Гликин был представлен к ордену Красной Звезды.
Представление утвердили, но орден наш герой так и не получил. Дело в том, что в конце января 1942 года началось наступление войск Западного фронта на Вязьму.
Поначалу оно было успешным, и армия вплотную подошла к Вязьме, но был допущен роковой просчет — как я уже говорил, советским войскам тогда отчаянно не хватало опыта. Красная армия прорвала оборону немцев, но место прорыва не только не расширялось, но даже должным образом не оборонялось. В итоге немцы нанесли контрудар, закрыли брешь — и прорвавшаяся 33-я армия оказалась в окружении, где была уничтожена практически полностью. Попытки прорвать кольцо с внешней стороны силами 43-й армии успеха не имели.
Остатки ополченческой дивизии Фрунзенского района — порядка 500 человек — пыталась вырваться из окружения, перейдя реку Угра в районе Песково. В этом бою погиб новый командир дивизии, полковник Константин Иванович Миронов.
А 22-летний студент 4 курса Московского института стали Исаак Юдафайвелевич Гликин, так и не ставший инженером-доменщиком, из своего второго окружения уже не вышел.
Нить его короткой жизни порвалась где-то там, в заснеженных стылых лесах близ Вязьмы, на каком-нибудь берегу замерзшей безымянной речушки, и его останки давно растворились в родной земле.
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, —
Ни приметы, ни следа.
Глава 8. Про стрельбу и про судьбу
Я продолжаю свой рассказ про студентов и преподавателей Института стали, увековеченных в шуточной поэме «Наша новогодняя елка» Игорем Ильчевичем и Аидой Безденежных.
Про человека, возглавляющего колонну — рассказали, про замыкающего — тоже, давайте посмотрим куда-нибудь в середину.
Вот на этого, например, красавчика в расклешеных брюках, который представлен так:
Вот Тёрушкин — он всюду дома:
Стрелок, отличник, пред. профкома…
И, как рисунок отмечает,
Здесь тоже он преуспевает.
На рисунке преуспевание налицо — Терушкин (справа) почти заполучил на танец четверокурсницу Галю Черняк, признанную первую красавицу института. Вот она на другом дружеском шарже Аиды.
Что мы знаем об этом студенте? Григорий Владимирович Терушкин практически ровесник революции — он родился в Москве 16 апреля 1917 года. С 14 лет работал электриком на заводе, одновременно заканчивая среднюю школу. В 1939 году поступил в Московский институт стали имени Сталина. То есть в наступившем 1941 году студент Терушкин был всего лишь второкурсником. Но в институте он был весьма известен и даже популярен.
Причины этой популярности мы только что прочли — «стрелок, отличник, пред. профкома».
И действительно — студент Терушкин был заядлым стрелком и хорошим снайпером, входил в сборную института по стрельбе. Как сообщала газета «Сталь» в заметке «Победа команды стрелков» от 23 февраля 1940 года:
"В период зимних каникул мы провели товарищеские заочные стрелковые соревнования с Ленинградским электротехническим институтом имени Ленина. По первому упражнению (упражнение стрелка первого класса — стоя, с колена, лежа) … лучший результат у тт. Ивашкина и Терушкина — по 180 очков…".
А 5 декабря 1940 года в статье «Энтузиасты оборонной работы» отмечалось, что: «кандидат ВКП(б) Г. Терушкин известен у нас в институте как энтузиаст оборонной работы. На прошедшем военизированном походе снайпер Терушкин проделал очень большую работу по организации стрельбы».
И здесь, наверное, не лишним будет напомнить, что стрельба — как и беговые лыжи — была очень популярной темой в довоенном СССР. Но если лыжный спорт стал по-настоящему массовым только после Финской войны, то повсеместное обучение стрельбе началось гораздо раньше, как минимум с 29 октября 1932 года, когда было утверждено положение о учреждении звания «Ворошиловский стрелок».
Как писал главный поэт революции: «Когда война-метелица придет опять — должны уметь мы целится, уметь стрелять». Вот они и учились. Достаточно сказать, что только в 1935 году в СССР знаком «Ворошиловский стрелок» 1 степени были награждены более 900 тыс. человек, а значком «Ворошиловский стрелок» 2 степени, где требовалась уже практически профессиональная подготовка — 4706 человек.
Вот шикарная фотография восьмерых из этого практически миллиона — нарком обороны СССР Клим Ворошилов встречается 1 ноября 1935 года с комсомолками, награжденными почетным знаком «Ворошиловский стрелок».
Впрочем, интересы студента Терушкина не ограничивались снайперской стрельбой.
Через месяц после новогоднего номера, 4 февраля 1941 года в институтской газете появилась маленькая заметка «Прием в ряды ВКП (б)»
27 декабря 1940 г. состоялось открытое собрание партийной организации института, которое единогласно постановило принять в члены партии следующих кандидатов ВКП(б): т. Дороненкова И. С. (сотрудник ин-та), т. Гинзбург Э. С. (студентка техфака), т. Игумнову Е. В. (студентка ф-та «Г»), т. Терушкина Г.В. (студент фак-та «Г»), т. Зельманова И.Н. (студент техфака).
Все эти товарищи— отличники и ударники учебы и производства, активно участвующие в общественной жизни института. Тов. Гинзбург — секретарь ВЛКСМ техфака, Игумнова — партприкрепленная группы, т. Терушкин — председатель профкома института, т. Зельманов партприкрепленный группы.
Пусть у меня и не всегда получается, но в этой книге я стараюсь поменьше говорить и побольше цитировать. Просто даже в сухих отчетных строчках институтской малотиражки — слепок времени, его застывшее отражение.
Кстати, далеко не все заметки в "Стали" были казенно-официальными. Если вы думаете, что студенты 1941 года только и делали, что стреляли по мишеням из трех позиций, вели общественную работу и ставили вопрос ребром — вы ошибаетесь.
Они были обычными молодыми людьми, часто — очень похожими на сегодняшних. В качестве примера приведу зарисовку, которую написали в феврале студенты Горный и Терушкин, вернувшиеся с организованного выезда студентов МИС в подмосковный Можайский дом отдыха на зимних каникулах:
В Можайском доме отдыха
Съезжались не сразу. 22-го с первым поездом приехали немногие. Второй поезд привез еще несколько человек, но все-таки наших студентов было еще очень мало.
Однако, ребята не унывали. Леша Пашуков прямо «с корабля на бал» организовал «джаз-гол», который тотчас же начал разучивать «Красавицу», приобретшую потом характер эпидемии. Потом народ начал съезжаться, и становилось все более и более интересно.
Основным развлечением были лыжи. Бывало, встанешь утром, возьмешь лыжи и до завтрака — в лес. А вы знаете, какая красота в лесу зимой? Каждый звук на сотни шагов разносится, воздух чистый-чистый, и всюду снег, мягкий, свежий, нетронутый. Елочки — как в сказке. По снегу следы. (Один раз даже лису видели). Вдруг, в самом неожиданном место из-за дерева выезжает человек. Ну, конечно, это наш студент, уже покатавшийся, довольный, румяный.
Катались на лыжах много. И далеко уходили, и по парку бегали, и с гор катались. На горе вообще царило веселье. Предстаньте себе гору, не очень высокую, но довольно крутую. С горы съезжают санки, рассчитанные максимум на двоих. Так вот, на этих санках висит человек пять-шесть. До трамплина все идет благополучно, но после трамплина санки, описав в воздухе какую-то неопределенную кривую, падают на горку, а лихие наездники разлетаются в разные стороны. После некоторого времени, когда санки пойманы, все начинается снова.
После обеда наступает время, которое, очевидно, в насмешку над судьбой и администрацией называется «мертвым часом». В насмешку потому, что вряд ли в какое-нибудь другое время было рассказано столько анекдотов, столько историй, смешных и страшных, спето столько песен, сколько во время этого самого мертвого часа.