— Так чего вы от меня хотите?
— Честности, — твердо произнес Скоморохов.
— Я уже честно созналась, что это все, — она кивнула на документы, — чистая работа.
— Честности в другом.
— В чем именно? Что я еще должна сказать?
— Рассказать…
— Что?
— Как и за что ваш муж убил и сжег бомжей в подвале соседнего от вас дома в поселке Плановый. Все с подробностями…
— И тогда — что? Тогда эти бумажки не попадут к Коле? Вы это хотите мне предложить?
— Я уже сказала, — снова вступила в разговор капитан Саня, — что эти документы уже оплачены Николаем Заварзиным и будут переданы ему сотрудниками детективно-правового агентства. Мы не имеем права задерживать их у себя…
Это был как раз тот момент, когда честность мента должна была вызвать встречное желание высказаться со стороны подозреваемой. Конечно, мы понимали, что подозреваемая в данном случае до конца честной не будет. Но нам этого пока и не требовалось. Нам было необходимо, чтобы она дала показания на своего мужа. В ответ он потом дал бы показания на нее. Каждый из них в данном случае должен стараться обезопасить и максимально, если это возможно, обелить себя.
— Я должна подумать над вашим предложением. Хотя бы до завтрашнего утра, — сказала Людмила Сергеевна.
— Этими словами вы уже косвенно подтверждаете, что вам есть что рассказать следствию, — ответил ей Скоморохов. — И вы можете быть привлечены по статье за укрывательство преступника.
— И по этой статье мы имеем право дать вам возможность подумать до утра в камере, — добавил подполковник Котов. Причем говорил он очень жестко. Настолько жестко, что Заварзина не посмела возразить по существу. Только тихо простонала.
— Колю в одну камеру, меня в другую. А кто за детьми присмотрит?
— Они у вас уже, насколько я знаю, немаленькие, — спокойно возразила капитан Саня. — Шестнадцать и четырнадцать лет. В этом возрасте дети смогут о себе позаботиться сами. Хотя бы какое-то время — около двух лет, которые вам грозят. При этом могу вам объяснить ваше положение, оговоренное в примечаниях к статье триста шестнадцать Уголовного кодекса Российской Федерации. Законная жена имеет право не давать показаний против мужа. Но сожительница, которой вы в настоящее время, согласно вашим же словам, являетесь, от уголовной ответственности не освобождается. И вам грозит реальный срок — до двух лет заключения. Так что, будете думать до утра?
Людмила Сергеевна решилась.
— Спрашивайте…
— Нет, это вы — рассказывайте… — жестко возразил подполковник Котов. — Мы кое-что знаем, но не намерены открывать вам это. Желаем, можно сказать, дать вам возможность показать свою чистосердечность и стремление сотрудничать со следствием. Это, кстати, веский аргумент, чтобы не привлечь вас по триста шестнадцатой…
Подполковник сказал очень обтекаемо, он не назвал статью, по которой могут привлечь Людмилу Сергеевну в качестве обвиняемой в другом преступлении…
Глава четырнадцатая
— Тогда — слушайте… — Заварзина легко, но жестко и непоколебимо взяла себя в руки. Это показал ее сосредоточенный и слегка мрачный взгляд. Она умела, видимо, концентрироваться в трудную минуту, и это позволило ей снова стать властной и авторитарной и говорить при этом так, чтобы ни она сама, ни кто другой не сомневались в ее словах. Нельзя было не отдать ей в этом должное. По крайней мере, в понятии самой Людмилы Сергеевны слушатели не должны были сомневаться в ее словах.
— Мы слушаем, слушаем, вы говорите… — спокойно и властно, как человек, имеющий определенную власть, поторопил ее подполковник Котов.
Он был в мундире, который подтверждал его право руководить.
С мыслями Людмила Сергеевна умела собираться быстро.
— У нас давно были с Колей скандалы по поводу его отношения к Ларисе. Это моя двоюродная сестра, та самая, убитая Лариса Ковалева. Нет, там, конечно, ничего такого не было и быть не могло. Лариса и ко мне всегда хорошо относилась, и мужа своего Лешку любила. Но меня тоже поймите, какая женщина потерпит, когда ей постоянно ставят в пример другую. Каждый практически день — и во внешности, и в манере одеваться, и в манере поведения. Я злилась, ругалась, даже, наверное, грозила… Я вообще в словах часто не сдерживаюсь. Если заведусь, могу чего угодно наговорить…
А вот здесь я уловил неправду. Она очень хорошо контролировала то, что говорит, и тщательно подбирала слова, сохраняя логичность повествования. И трудно было поверить, что Людмила Сергеевна может говорить что-то, не думая, не сдерживаясь, просто выплескивая свои эмоции. Точно так же она уронила фразу о внешности. Это походило на ложь. Людмила Сергеевна была весьма самодовольна, нравилась себе и не могла нервничать от сравнения с другой женщиной.
Она тем временем тяжело перевела дыхание и продолжила:
— Короче говоря, влюблен он был в нее, как мне казалось, по уши. Потом я уже рукой махнула, перестала внимание обращать. А когда их убили, Коля сам расследовать дело захотел. Не поверил, что вы найдете убийц. Походил, поспрашивал, оказалось, у подъезда весь вечер молодежь сидела, пиво пила. Они там каждый день собираются. Но они никого не видели, никто не входил. Тогда Коля в подвал полез и наткнулся на бомжей. Он мне сказал, что стал их расспрашивать, и они на него драться полезли. А он же боксером когда-то был. Уложил и того и другого. Решил посмотреть, что у них в карманах, он просто сообразить не мог, почему они в драку полезли. И нашел бумажник Леши Ковалева с деньгами. Догадался, что это бомжи всю семью убили. Денег-то было всего ничего, но для бомжей и это праздник. Сначала Коля думал в полицию их сдать, потом смотрит, они не шевелятся, и тогда понял, что убил их кулаками, вернулся домой, взял ключи от гаража. У нас гараж неподалеку. Он потом уже мне сказал, что захотел все следы уничтожить, облил бомжей бензином и поджег.
— А пистолет где? — спросила капитан Саня.
Людмила Сергеевна заметно вздрогнула, словно ее током ударило. Но держалась она хорошо:
— Не знаю… Какой пистолет? Откуда у Коли пистолет…
— Алексей Ковалев был убит выстрелом из пистолета. Если убийство совершили бомжи, у них должен был остаться пистолет. Пистолет ваш муж не нашел?
Заварзина облегченно выдохнула. Она думала, ей сейчас предъявят обвинение, оказалось, речь о другом:
— Не знаю… Коля ничего про пистолет не говорил. Да если пистолет был бы у бомжей, они, наверное, застрелили бы его.
В этот момент зазвонил прямой телефон. Дежурный. Трубку сняла Радимова, послушала и передала ее подполковнику Котову. Тот выслушал и положил трубку на место.
— Только что вернулась оперативная группа. Пистолет нашли в соседней комнате подвала. Значит, Николаю просто повезло, что бомжи прятали оружие в стороне, а не под рукой его держали. Это его спасло.
— А вот мне один человек рассказывал, — обратился к Людмиле Сергеевне отставной подполковник Скоморохов, — что видел, как вы вместе с мужем выходили из гаража в разные стороны. Вы — к своему дому, он — к дому, где были сожжены бомжи. И в руке у него была небольшая пластиковая канистра. Может быть, вы просто забыли, что сами отправили Николая Заварзина сжечь трупы? Просто пожалели его, подумали, что без него вам трудно будет работать и детей воспитывать? Так было?
— Ваш человек что-то путает. Наверное, он просто время спутал. Коля меня в тот день, как обычно, с работы привез, тогда мы вместе из гаража и выходили. Тогда же там какой-то бомж вертелся. Я видела его.
— Трудно спутать светлое время суток с вечером, — заметил Виктор Федорович.
— Это тот бомж, что ли, нас видел? Он, что ли, человек? Да, когда мы приехали, там, среди гаражей, бомж какой-то шастал, пустые жестянки из-под пива искал. Мужики же в гаражах без пива не работают… У него этих жестянок уже целый пакет был. Да он сам был вдрызг пьян. Неудивительно, что у него в глазах темнота стояла… Наговорят же на людей…
Капитан Радимова тщательно записывала разговор. И на диктофон, и одновременно на бумагу, в разлинованный бланк протокола. Разговор на этом завершился, и нам пришлось подождать, пока Саня закончит писать, а потом Заварзина прочитает и подпишет свои показания.
После чего капитан Саня вытащила из стола еще один бланк, заполнила его и передала Людмиле Сергеевне.
— Вот, ознакомьтесь и распишитесь.
— Что еще?
— Постановление о задержании вас на семьдесят два часа.
— Но вы же обещали отпустить, если я расскажу!
— Разве я такое обещала? Не помню, честно говоря. Но даже если и обещала… В ходе допроса выяснились факты, которые требуют вашего задержания.
Заварзина в гневе скомкала постановление о задержании.
— Не переживайте, — успокоила ее Радимова. — Я еще одно напишу. Бланки у меня есть. И можете не подписывать. Это не обязательно. Достаточно устного сообщения. Закон это позволяет.
— Что же, я убегу, что ли, от вас? Из города уеду? У меня нет причин для бегства. Меня в чем-то обвиняют? Если бомж спьяну время перепутал, то я уже на подозрении?
— У вас есть причины для бегства. Вы обвиняетесь в организации убийства семьи Ковалевых. А с таким обвинением мы можем прямо сейчас, невзирая на время, обратиться в любой районный суд, и дежурный судья даст санкцию на арест.
Людмила Сергеевна до этого собой владела хорошо. Но после обвинения у нее затряслись толстые щеки, казалось, она вот-вот расплачется.
Капитан Саня нажала под столом кнопку. Дверь открылась, и вошли двое конвойных. Видимо, она вызвала их заранее, назначив время. Я что-то слышал про эту кнопку. Там существует целая система условных звонков, каждый из которых что-то обозначает — от простого вызова до тревожного, когда задержанный начинает бушевать.
— В камеру задержанную, — приказала Радимова…
— Генина вызывать не будем? — спросила Радимова у начальника уголовного розыска.
— Он не скоро допрыгает… — поддержал я ее.