– Это было давно…
Моё волнение она приняла за страх перед грозой.
Адреналин щекотал горло, и мне на мгновение даже понравилось это ощущение.
– Ты прав. Я выпила снотворное, и ты тоже постарайся уснуть, ладно?
– Конечно, – для убедительности я зевнул. – Уже практически сплю.
Мама развернулась и зашагала по коридору, растворяясь в густой темноте. Когда я начал закрывать дверь, мама окликнула меня, и моё сердце превратилось в пульсирующий страх. Начавшаяся гроза показалась бы глупой шуткой по сравнению с маминым гневом, если бы она увидела Кира или Жеку. Если бы она поняла, что я врал.
Может быть, она уже поняла?
Ладони вспотели.
– Да?
– Спокойной ночи, Матвей.
Иголки страха, вонзившиеся в сердце, растворились, и я спокойно выдохнул, стараясь ничем не выдавать облегчение.
– Спокойной ночи, ма.
Я закрыл дверь и прижался лбом к деревянной панели, дожидаясь, когда все звуки в коридоре исчезнут. Как только шаги прекратились, мы с Киром медленно опустились на корточки и беззвучно засмеялись. Страх окончательно отступил, а его место заняла эйфория. Мурашки всё ещё бегали по коже, и я тихо смеялся, вспоминая лицо мамы.
– А в детстве ты сразу мчался ко мне под одеяло… – шёпотом заговорил Кир, изображая мамин голос. – Милый маменькин малыш!
Я шутливо пихнул его в плечо так, что он перекатился на спину и продолжил смеяться. Я видел, как от смеха поднимались плечи. Новая вспышка на секунду выхватила наши лица из темноты.
– Все в детстве боялись грозы, – невозмутимо возразил я, сжимая губы, чтобы не засмеяться.
– Я вот совсем не боялся.
– Ну конечно!
– Разве только совсем чуть-чуть…
– Чуть-чуть? – я скептически выгнул бровь.
– Ладно-ладно, признаюсь, я тоже боялся. Но это секрет! Только попробуй кому-нибудь рассказать, и я…
– Что?
– А вот что!
Боковым зрением я уловил движение, и в эту секунду длинные пальцы прошлись по рёбрам, щекоча. Я выгнулся, уходя из-под немного болезненных прикосновений, и стал беззвучно ругаться, молотя ногами по воздуху. Кир щекотал меня, и я всеми силами пытался не засмеяться и отбивался от рук.
Когда дверная ручка с тихим скрипом вновь начала поворачиваться, мы замерли, и липкий страх подкатил к горлу.
– Пронесло? – в узком проёме появилась голова Алисы. Чуть ниже я увидел голову Жеки и ярко-голубые волосы. Они выглядели забавно, и я улыбнулся.
Я нащупал на полу валявшуюся рубашку и снова накинул её, застёгивая пуговицы.
– Не то слово, – подтвердил кивком, не отрывая взгляд от чёрных пуговиц.
– Там дождь, – шёпотом добавила Жека.
– Да ладно? – наигранно удивился Кир. – Я думал, там апокалипсис начался. А это всего лишь дождь.
– Придурок, – заключила Жека. – Я к тому, что нужно переждать.
– И я знаю где, – заговорщицки произнесла Алиса.
Мы все внимательно посмотрели на неё. Алиса, удостоенная вниманием, гордо откинула прядь светлых волос с лица.
– Чердак! – добавила она.
Кир и Жека пошли за ней, тихо ступая на старые половицы, а я одёрнул Алису за руку.
– Нам нужен свет, – сказал я, пытаясь разглядеть в темноте выражение её лица. – Схожу за свечами, пока вы подниметесь наверх.
– Только тихо, – Алиса приложила палец к моим губам. – Не разбуди маму.
– Сейчас её разбудит разве что… – я задумчиво почесал затылок, растрепав вьющиеся волосы.
– Шелест денег? – тихо засмеялась Алиса.
– Или аромат дорогого мужского одеколона.
– Знаешь, что? – Алиса улыбнулась. – Никому не пожелаю таких детей, как мы!
– Гадкие-гадкие мы, – подтвердил я с ухмылкой. – Ну всё, я за свечами.
Мы молча кивнули друг другу и разошлись. В одной из пустующих комнат я отыскал старый сервант с сервизом. Сервант был громоздким, неуютным, с облупившейся краской: он стоял здесь, покрытый древней пылью, забытый и никому ненужный. Он достался нам от погибшей маминой сестры, мама сложила туда привезённый сервиз, но через несколько дней стеклянные полки рухнули, обрушив на дом звон осколков. Практически вся посуда разбилась, а битые хрустальные осколки до сих пор можно было отыскать под ковром или за таким же старым креслом. Ничто живое не задерживалось здесь, и мне самому не хотелось оставаться в этой комнате, хотя я не считал себя трусом.
В темноте я быстро юркнул к серванту, словно меня могли зацепить невидимые руки, тянущиеся из мрака, и наощупь достал с нижних полок несколько восковых свечей с подсвечниками. Когда-то эти свечи жгли, и под пальцами я чувствовал бугорки застывшего воска.
В коридоре я вновь оглянулся на дверь, ведущую в мамину спальню, будто та могла отвориться в любую секунду, и осторожно зашагал к чердаку. Когда я ступил на первую ступеньку, раскат грома заставил наш дом вздрогнуть. Под ногами я ощутил лёгкую вибрацию. Вздрогнув вместе с домом, я зашагал наверх. Коснувшись пальцами деревянной панели, я почувствовал единение с домом, и мне вдруг стало жаль его. Одинокого старика на высоком холме никто не любил. Может быть, поэтому он так надсадно кашлял проржавевшими трубами, скулил, как брошенный пёс на цепи, и скрипел половицами.
Я поднялся на чердак, прислушиваясь к голосам, и остановился. Поставив свечи на ящики с хламом, я вспомнил:
– Зажигалка!
– Что? – в темноте я различил голос Алисы.
– Свечи есть, а зажигалку взять забыл.
Мне не особо хотелось возвращаться вниз. Точнее совсем не хотелось.
– А Прометей из тебя, честно говоря, так себе, – в чердачной темноте ожил голос Кира. – Представьте, спускается такой Прометей к людям и говорит: я вам тут кое-что принёс! Тянется рукой в карман и добавляет: а нет, забыл!
В воздухе вспыхнул рыжий огонёк, напоминая пузатого светлячка. Несколько секунд я наблюдал за мерцанием, пока фитиль не озарился ярким пламенем. В тишине раздавались щелчки, и Кир зажигал свечу за свечой.
В мерцающем свете я наконец разглядел Жеку. Она прижимала загипсованную от запястья до локтя руку к груди, но это не делало её уязвимой. В таинственном свете свечей лицо Жеки наоборот казалось решительным и сосредоточенным. Несколько голубых прядей прилипли к скулам, вырисовывая на коже тёмно-синие узоры. За всё время мы с Алисой так ни разу и не узнали, как у неё дела.
– Но вам повезло, что у меня есть зажигалка, – добавил Кир, пряча зажигалку в карман.
– О, спасибо, великий и могущественный! – Жека поклонилась, поднимая руку над головой, и все засмеялись.
Я заметил, что Жека дрожала. На ней была промокшая насквозь одежда. Я не без труда открыл старый комод с проржавевшим замком и заглянул внутрь. На дне валялась куча бесполезного тряпья и несколько изъеденных молью пледов. Достав тяжёлое полотно ткани, я встряхнул его, и пыль поднялась в воздух. Я протянул плед Жеке, и они с Алисой уселись на ящик. Возможно, я не умел извиняться вслух или извиняться вообще, но мне показалось неплохой альтернативой предложить Жеке плед. Она понимающе взглянула на меня, едва заметно кивнула и замоталась в плед вместе с Алисой.
На чердаке было ощутимо холоднее, чем в доме, а дождь, барабанивший по крыше, усиливал это чувство. Я растёр плечи руками и огляделся. Давно мы не поднимались сюда. Осиные гнёзда, спрятавшиеся между деревянными балками, по-прежнему угрожающе свисали с потолка. Они выглядели хрупкими, способными рассыпаться от одного прикосновения, и всё же было неприятно представлять, как оттуда мог вылететь рой ос. «Огромных и злых ос», – мысленно добавил я, но тут же отбросил эту мысль.
Мы молчали, словно непогода измотала нас. Я взглянул на маленькое окошко под потолком: чёрное небо, окутанное тучами, едва разрезали молнии. Наша жизнь, подумал я, похожа на грозовое небо. Часто мы движемся в темноте, на ощупь, не зная, куда приведёт дорога, и только изредка появляются вспышки, озаряя развилки путей.
– А кто-нибудь из вас знал, что мы видим все звёзды не такими, какие они есть на самом деле? – Жека заговорила, проследив за моим взглядом в окно. – Я много об этом читала. Когда-то…
– Как это? – Алиса повернулась.
– По сути, мы видим только их фантомы. То, какими звёзды были сотни, тысячи, а то и миллионы лет назад. Некоторых вообще уже давным-давно нет, а они всё ещё светят, будто бы не желая исчезать. Мы смотрим на свет звёзд, который они когда-то излучали, и видим только их оболочку, если это можно так назвать.
Все внимательно слушали Жеку. Огоньки свечей мерцали в полумраке.
– Понимаете? Некоторых звёзд уже давно нет, но в небе остались их горящие следы!
Мы наблюдали за мёртвыми холодными звёздами, а они наблюдали за нами.
«Прямо как люди, – подумал я. – Умирая, сгорают. Сгорая, умирают».
– Это всё, конечно, очень романтично, – Алиса первая нарушила тишину. – Но как я теперь буду любоваться небом с мёртвыми звёздами? Могу ли я считать себя некрофилкой?
Я уселся на пол перед свечами и задержал руку над трепыхающимся огоньком достаточно высоко, чтобы не обжечься, но согреть пальцы.
– Разве что человеком с лёгким отклонением, – Кир улыбнулся, держа руки в карманах.
– Что ж, я всегда знала, что со мной что-то не так! – с воодушевлением воскликнула Алиса.
– А мне не верила! – возмутился я, водя пальцами над пламенем. С каждым разом я подносил ладонь ниже и ниже. – Я всегда говорил, что ты ненормальная…
– С нами со всеми что-то не так. Со всеми людьми на свете, – заключила Жека. – Вопрос в том, принимаем мы это или нет.
Она одарила Кира странным задумчивым взглядом. Мне показалось, будто сейчас они общались телепатически о какой-то общей тайне.
Алиса показала мне средний палец и переключила внимание на Жеку. Когда огонь лизнул мои пальцы, я приложил их к губам, остужая.
– Твой гипс выглядит слишком скучно. Глядя на него, люди подумают: о, бедняжка, она сломала руку! А надо, чтобы они подумали: ого, как круто, она сломала руку!
Жека с сомнением смотрела на Алису. Её брови слегка приподнялись, а губы изогнулись