прета использования натурального мха в составе духов.
Именно на фоне темы запретов многих натуральных ингредиентов в современной парфюмерии продолжился диалог Жана-Поля Герлена с литературой. В 2000 году парфюмер утвердил собственную литературную премию и вручил ее прежде никому не известному писателю Перси Кемпу, автору романа «Мускус». Герой книги очень страдает от того, что его любимый с юности одеколон потерял «лицо», запах его сделался «стертым» и больше не вдохновляет, не освещает жизнь несчастного. Все-таки не зря изначально четвертый «нос» семьи Герлен хотел стать филологом.
А чем закончилось разбирательство в суде для неудачно выразившегося Жан-Поля? После того как бескомпромиссный владелец LVMH Бернар Арно удалил Герлена от Guerlain? Ничего страшного, в общем, не произошло. Месье Ж. П. Герлен заплатил штраф по искам организаций – тех, которые возмущались громче всех. И штрафы эти, наверное, были очень несущественными по сравнению с недоумением почитателей редкого таланта маэстро.
«Опиум» для народаФеномен французского парфюма в СССР
На рубеже тысячелетия – как эпохально звучит! – я осознала, что появление определенных духов в моей жизни не случайно. У меня тогда не было коллекции флаконов, только несколько купленных когда-то или подаренных ароматов, и еще память о духах, которые давно закончились. Но когда я стала выстраивать свои впечатления от общения с тем или иным ароматом в единую линию – показалось удивительным, насколько точно эти воспоминания отражают моменты моей жизни и вообще время, которым они «аккомпанировали». Я увидела, что духи, как и музыка, резонируют со временем, обществом и культурой. Наверное, именно тогда я стала иначе относиться к духам… и очень увлеклась. Меня до сих пор поражает, как много смыслов заключено в каждом флаконе: аромат с его уникальной мелодией, образ флакона, образ названия, миф о бренде, выпустившим духи, качество и концепция коробки-упаковки. Если еще к этому добавить, что физическая потребность в ароматах неочевидна, но спрос на них огромен?!
Так и возник мой интерес к феномену парфюмерии. И вот несколько историй о личных встречах с духами.
Однажды в детстве я долго рассматривала фразу в одном романе, надеюсь, что во французском, но, возможно, то был Голсуорси: «Она сменила духи: это тревожный симптом». Я старательно задумалась, что же это значит, почему так важно, если дама вдруг меняет духи. И если это важно, отчего мне непонятно, почему никто не научил?
В начале семидесятых годов в советских магазинах «в свободной продаже» появились французские духи. По выбору некой внешнеторговой организации для женщин СССР предлагалось два вида: «Клима» и «Фиджи». Лет пять или шесть на прилавках универмагах красовались только эти два названия, флакон иностранных духов стоил 25 рублей. Заранее оговорюсь, что я не касаюсь ассортимента магазинов «Березка» – там покупали другие люди, певшие другие песни.
Почему-то запомнилось солнечное весеннее утро, мне лет двенадцать, я беседую с мамой, которая сидит в спальне у трюмо. Мы говорим о школьных лыжных соревнованиях. Потом идем в универмаг, кажется, втроем, вместе с папой, и покупаем «Клима», голубую коробочку в целлофане. «Что это значит, „Клима“»? – спрашиваю я у мамы, а она у продавщицы. «Это значит климат, погода». На коробочке голубое, белое – небо, облака, движение воздуха. И поскольку в магазине мы наверняка обсуждали и те и другие духи, то в голове осталась картинка: воздушные массы над экзотическими просторами, погода над островом Фиджи. Дома мы выковыриваем пузырек с зеленой жидкостью из его гнезда; вокруг пробки он обвязан жесткой золотой нитью; пробка тугая, открыть трудно. Запах сильный, странный, упругий. Его не с чем сравнить. Что-то в нем есть от огурцов, сладких.
У моей школьной подруги Светы мама работала гинекологом. По этой причине многие, в том числе состоятельные женщины «из торговли», были чем-то обязаны Г. В. и несли ей подарки, чаще всего французские духи из волшебного магазина «Березка». В заветном шкафу Г. В. хранилась неописуемой красоты коллекция: мы часто открывали дверцу и любовались. Простое рассматривание флаконов и нюхание пробок становилось эстетическим и экстатическим событием. Помню, мы притащили некоторые пузырьки на кухню, поближе к свету, сравнивали, обсуждали, а я не могла оторвать глаз от высокого флакона в золотой сетке – что-то из семейства «Роша». На запахи богатства мы не посягали, понимая, что это было бы преступление. Но однажды нарушили табу: я зашла за Светкой по дороге на выпускной вечер в восьмом классе – практиковался и такой промежуточный праздник. Нарядная фигуристая Светка стала выбирать, какими бы духами подушиться для завершения пышного туалета. В процессе спешной дегустации меня поразил фиалковый, как показалось, запах, что это было – не помню. «Мисс Диор»? Тогда Светка одарила меня облаком неземного аромата, прикоснувшись пробкой к моей шее. Это волновало весь вечер, наполненный пустым ожиданием чего-нибудь романтического. Долгожданные танцы не принесли радости; все мальчики класса мечтали танцевать только с одной, заранее известной особой. Я и не люблю «Мисс Диор», поскольку головная боль от них совпала с ощущением всех школьных вечеров – ожидание, напряженность, разочарование, запах юношеского пота. Если и танцуешь, то не с тем.
В десятом классе у меня неожиданно появились духи «Фиджи». Их запах я отчего-то с самого начала определила как «кислый, рассыпчатый сахар». Экстравагантная женщина, моя будущая первая свекровь, сделала этот щедрый подарок по непонятным для меня причинам; я не нашла в себе сил отказаться и немедленно обработала всю свою одежду. У меня было «выходное» платье из тонкой шерсти салатового цвета с длинными рукавами. Намочив две ватки драгоценной жидкостью, я засунула комочки за обшлага платья; этого было достаточно, чтобы не только платье, но и весь мой шкаф благоухали долго-долго. Духи помогли ликвидировать противную деталь туалета: ввиду отсутствия дезодорантов в основание рукавов шерстяных платьев полагалось пришивать «подмышники». Шуршащие, отвратительные, как лягушки, кружочки и сами по себе внушали брезгливый ужас, да еще были связаны со школой: выстиранными их пришивали одновременно со свежим воротничком и манжетами к школьным платьям унылыми воскресными вечерами. Процесс олицетворял собой конец глотка свободы.
В те годы ароматы французских духов держались поразительно долго. Действительно ли производились более стойкие составы – или восприятие притупилось с возрастом? Известно, что скорость времени и процессов меняется, молекулы разлетаются все быстрее, возможно, поэтому сегодня мы уже не способны остро чувствовать запахи.
В шестнадцать-семнадцать лет, когда собирались у кого-нибудь на квартире в отсутствие родителей и танцевали, то «быстрые» танцы – прыганье в кружок с разбрасыванием ног в разные стороны – происходили под английские песни, а «медленные» – томные объятия с изучением неясных ощущений – под песни Джо Дассена и Мирей Матье. Пластинок с итальянской попсой тогда еще не появилось. Мы жалели, что некому пока пролепетать: «Прости мне этот детский каприз!» И не появился еще герой, который мог бы сказать, хотя бы по телефону, баритоном: «Salut, c’est encore moi… Привет, это опять я…Сколько лет прошло» и все такое… Все потому, что никаких лет пока не прошло.
Через год после школы я летела на свидание в Ригу. Последняя стадия подготовки к полету проходила опять на кухне у подруги: мы разливали французские духи. Мои «Фиджи» перекапывались в Светкин пустой пузырек, а «Шанель № 5» из коллекции Светкиной мамы переливалась во флакончик из-под таблеток валерьянки. Действовали пипеткой, осторожно и аккуратно. В разгар дележки вернулась с работы Г. В., и нам пришлось эвакуировать душистую лабораторию под письменный стол маленькой комнаты. Надо знать нервы и чувство юмора человека, который каждый день сталкивается в роддоме с жизнью и смертью: Г. В. спокойно разделась, присела покурить в гостиной, внимательно посмотрела на нас и сказала с легким отвращением: «Ну и навоняли же вы, девки!»
На протяжении всего авантюрного путешествия в Ригу я норовила заскочить в туалет, отковырнуть медицинскую резиновую пробочку и подушиться знаменитыми духами, аура славы которых, пожалуй, волновала больше, чем слабо-апельсиновый запах. Эффект – приключения во время путешествия – превзошел любые фантазии.
Откуда мы знали, что творение гениальной мадемуазель с авангардным когда-то названием «№ 5» – это супер?! Не могли же мы, в самом деле, читать интервью с Мерилин Монро («Что вы надеваете на ночь?» – «Шанель № 5»), также не смотрели еще «Дольче вита» Феллини, где он вложил в уста кинодивы тот же перл. Кстати, не мое дело разбираться, кто из них первый придумал таким образом поклониться таланту невыносимой Коко, а кто украл остроту.
Девочки начинали курить. Подруга Олечка, чтобы обмануть бдительного отца, после каждой сигареты пыталась перебить запах польскими духами «Быть может». В конце концов в нашей компании эти духи стали ассоциироваться только с запахом табака. У нас был каламбур: «Ты, быть может, – мы передразнивали папу, – э-э, может быть, курила?!»
По просьбе Светки я подарила ей на свадьбу польские духи «Пани Валевска», большой синий флакон. Следуя традиции, она отлила мне половину. Вот уж не помню их запах. Очевидно, что вкус поляков вполне бы мог заменить нам вкус французов, если бы французов не было.
В девятнадцать лет, собираясь родить умного и красивого сына, я купила себе духи «Клима». Сложился образ беременности: сарафан в клеточку, живот вперед и запах «Клима». Моя, теперь уже только моя голубая коробочка с флаконом внутри стояла посреди круглого стола в большой комнате квартиры, где жили вдвоем с первым мужем. В один ужасный день нас обворовали. Унесли духи со стола, украшение комнаты и жизни, сперли мои лучшие тряпки и две книги. Большой загадкой стал выбор исчезнувших книг: «Античная поэзия» и Франсуа Мориак, французский писатель, мрачный до депрессивности. С тех пор отношение к аромату «Клима» у меня двойственное: тайна ограбления так и не разрешилась, Мориак не дочитался.